Страница 6 из 47
До 23 октября 1963 года мы ни разу не были с Брюсом наедине. В тот день он пригласил меня во вращающийся ресторан Спейс Нидл (огромное похожее на иглу здание). Я помню, как все это романтично выглядело, когда он предложил мне провести с ним вечер. Мы занимались кунг-фу около школы, он отразил мой удар, сбил меня на землю… И пригласил меня в ресторан! Я помню, что для меня было очень важно произвести па неге хорошее впечатление, я одела очень модное платье и пиджак – [Спейс Нидл] считался высококлассным рестораном в Сиэтле. У Брюса был [Форд] прошлогоднего выпуска с множеством различных приспособлений: Брюс всегда был знаком с кем-нибудь из тех, кто занимался автобизнесом, и эти люди могли вмонтировать в салон все, что было нужно Брюсу. Брюс не любил одевать костюмы, он ненавидел их, так как чувствовал себя в них скованно, но в тот день он был в модном костюме и фиолетовой рубашке. У него для меня был подарок – шведская куколка, от которых тогда все сходили с ума. У нее были косички, похожие на свиные хвостики, и я засмеялась, когда увидела ее. В то время я ходила на тренировки в бассейн, и каждый второй день я появлялась в университетском клубе с мокрыми волосами, заплетенными в такие свиные хвостики.
Это был очень романтичный вечер, все бы изумительно Мы говорили о детстве и юности Брюса, мне было интересно узнать о нем как можно больше, потом о философии и психологии, в то время он изучал эти две дисциплины в колледже. В тот вечер он поделился со мной своими планами об организации целой сети школ кунг-фу. В то время он уже переехал в другой зал – три тысячи квадратных футов свободного пространства – практически целый этаж в административном здании. В зале было несколько необходимых для тренировки снарядов, а над входной дверью была эмблема школы. Он уже тогда был уверен в том, что, преподавая кунг-фу, он сможет зарабатывать себе на жизнь. Я была совершенно пленена его магнетизмом, той энергией, которая исходила из него, но тем не менее с полной уверенностью сказать, что именно в тот момент я влюбилась в Брюса, я не могу. Я склонна думать, что мало найдется людей, кто по-настоящему влюбляется при первой встрече. В нашем случае, вся ваша связь была постепенно развивающимся осознанным процессом, который продолжался всю нашу совместною жизнь. Брюс часто говорил: [Любовь – это дружба, попавшая в огонь. Вначале пламя очень красочное, жаркое и сильное, но все это лишь легкий мерцающий свет. Но с возрастом любовь становится более зрелой и осознанной, и наши сердца словно угли, с их глубоким внутренним жаром, который невозможно загасить]. После этого вечера влюбиться в него для меня было делом неизбежным. Я всегда была очень прилежной студенткой, однако я вскоре обнаружила, что курс английского языка в университете слишком сложный для меня, но Брюс тут же пришел мне на помощь. Вообще его родной лишь был китайский, и когда он приехал в Америку, у него были лишь самые мизерные познания в английском языке. Но с присущим для него напором и энергией он основательно насел на английский, в результате чего его знания грамматики и синтаксиса, его запас слов стали выше, чем у большинства американцев, а качество произношения было более близким к стандартному в Америке.
Теперь, когда я вспоминаю наши первые свидания, я понимаю, что наши различия в расе, культуре, расписании, традициях и обычаях наших народов послужили тем инструментом, с помощью которого мы еще больше заинтересовались друг другом и стали еще ближе. Моя девичья фамилия была Эмери, я была типичным представителем средних слоев Америки, в молодости я посещала пресвитерианскую и баптистскую церкви. В семье Брюса были все католиками (за исключением его отца, который был буддистом), но в то время, когда мы с ним познакомились, он уже отвергал всякую религию, хотя все еще помнил [Аве Мария] и другие католические молитвы. В итоге, религия не являлась непреодолимым барьером для нашей предполагаемой женитьбы, то же самое можно сказать и о наших этнических и культурных различиях. Я верю, что расовые проблемы могут существовать лишь в том случае, если человек сам воздвигает их перед собой. Брюс и я, напротив, обнаружили, что все существующие различия лишь взаимно обогащают нас, каждый из нас находил много интересного в другом.
Моя мама была, понятно, настроена не столь оптимистично. У нее были свои мечты, и она надеялась увидеть меня в один прекрасный день врачом (Брюс сам в юности хотел стать врачом). Когда она узнала, что я встречаюсь с американцем китайского происхождения, она здорово испугалась – не потому, что она испытывала неприязнь к Брюсу (она его практически не знала), но чувствовала, что наша дружба может перерасти в более серьезные отношения, а это, в свою очередь, отразилось бы на ее планах в отношении меня; кроме того, как она сказала репортеру газеты СИЭТЛ ТАЙМС уже после смерти Брюса – [Меня злила сама идея смешанных браков. Поэтому мы держали в секрете наши свидания, и для моей мамы я оставалась одной из многих студентов, кому Брюс преподавал]
В июле 1964 года мне пришлось принимать принципиально важное для моей жизни решение. Дело в том, что Брюс пришел к выводу, что уроки кунг-фу в Сиэтле не приносят ему достаточного для нормальной жизни количества денег. Он решил, что Сиэтл является для этого неподходящим местом. к тому же тогда кунг-фу, каратэ и другие воинские искусства были не так популярны, как теперь. Он понял, что действительно подходящим местом для открытия школы является Калифорния, которая к тому же имела и другие преимущества перед многими штатами. Когда он впервые вернулся в Америку из Гонконга в 1959, то остановился в Окленде, где он встретился с мастером по ряду воинских искусств Джеймсом Ли. Джеймс был много старше Брюса, к тому же имел в своем багаже многолетний опыт, приобретенный в процессе обучения воинским искусствам, но он был настолько заинтригован мастерством Брюса и его методами, что тут же стал его первым учеником, хотя Брюсу было тогда только 18 лет.
Теперь же Брюс встретился с Джеймсом, прилетев снова в Оклэнд, и предложил ему вдвоем организовать в этом городе школу. Брюс был настолько захвачен перспективами развития кунг-фу в Америке, что решил отказаться от получения дальнейшего образования и немедленно начал проводить свои планы в жизнь.
Перед своим отъездом он сказал мне, что если его план сработает, то он, наверное, на какое-то время останется в Оклэнде, и таким образом у нас будет возможность серьезно все обдумать – жениться ли нам или распрощаться, что может быть будет только к лучшему.
Он вернулся обратно в Сиэтл в августе с обручальным кольцом, которое занял на время у жены Джеймса (в спешке, однако он забыл упаковать костюм, поэтому для нашей свадьбы пришлось брать напрокат). Вечером в пятницу мы сообщили о нашем решении маме. Как я и предполагала, она была ужасно расстроена, причем частично из-за тех проблем, с которыми должны были столкнуться наши дети. Но, несмотря на свою боязнь и другие, вполне понятные чувства, она, проявив поразительную храбрость, устроила нашу свадьбу в местной протестантской церкви – там же, где в свое время венчалась и моя бабушка. Все произошло настолько быстро, что у меня не было даже соответствующей свадебной одежды, к сожалению, не было и фотографа.
Моя мама с глазами полными слез в тот же вечер проводила нас в Оклэнд. Но, будучи далекой от мысли постоянно лелеять свою обиду по отношению к Брюсу, она вскоре с успехом переборола себя и уже так же, как и Брюс была уверена в том, что он добьется всего, о чем мечтает. Прошло немного времени, а она уже любила и обожала его, он же в ответ на ее любовь ласково называл ее [Ма]. Большинство женщин, как я впоследствии обнаружила, с трудом могли устоять против его шаловливо-обольстительного поведения, моя мама тоже не была исключением, особенно когда он смотрел на нее обожающим взглядом и говорил: [Ты знаешь, ма, ни у одной женщины твоего возраста я не видел таких потрясающих ног, как у тебя].