Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11

Бледных трупов ряд оставя за собою...

Мрут они... Телега бедняков сдавила -

Что ж! Не в первый раз ведь слабых давит сила;

И телеге тоже ведь не меньше горя:

Только поскорее добежит до моря...

И опять все смолкнет... И все мимо, мимо

Идут пешеходы вдаль неутомимо,

Идут без ночлега, идут в полдень знойный,

С пылью поднимая гул шагов нестройный.

Где ж конец дороги?

          За верстой последней,

Омывая берег у скалы соседней,

Под лучами солнца, в блеске с небом споря,

Плещется и бьется золотое море.

Вод его не видя, шуму их не внемля,

Бедные ступают прямо как на землю;

Воды, расступаясь, путников, как братьев,

Тихо принимают в мертвые объятья,

И они все так же злобно и угрюмо

Исчезают в море без следа и шума.

Говорят, что в море, в этой бездне чудной,

Взыщется сторицей путь их многотрудный,

Что за каждый шаг их по дороге пыльной

Там вознагражденье пышно и обильно!

Говорят... А море в красоте небесной

Также нам незримо, также неизвестно,

А мы видим только вехи верстовые -

Прожитые даром годы молодые,

Да друг друга видим - пешеходов темных,-

Тружеников вечных, странников бездомных,

Видим жизнь пустую, путь прямой и дальний

Пыльную дорогу - Божий мир печальный...

15 ноября 1856

Уж к утру близилось... Унынье превозмочь

На шумном празднике не мог я и тоскливо

Оставил скучный пир. Как день, сияла ночь.

Через Неву домой я ехал торопливо.

Все было так мертво и тихо на реке.

Казались небеса спокойствием объяты;

Облитые луной, белели вдалеке

Угрюмые дворцы, заснувшие палаты;

И скрип моих саней один звучал кругом,

Но музыке иной внимал я слухом жадным:

То тихий стон ее в безмолвии ночном

Мне душу потрясал каким-то сном отрадным.

И чудилося мне: под тканью золотой,

При ярком говоре толпы немых видений,

В неведомой красе носились предо мной

Такие светлые, сияющие тени...

То вдруг какой-то страх и чувство пустоты

Сжимали грудь мою... Сменяя призрак ложный,

Другие чередой являлися мечты,

Другой носился бред, и странный и тревожный.

Пустыней белою тот пир казался мне;

Тоска моя росла, росла, как стон разлуки...

И как-то жалобно дрожали в тишине

Напева бального отрывочные звуки.

4 января 1857

Как сроднились вы со мною,

Песни родины моей,

Как внемлю я вам порою,

Если вечером с полей

Вы доноситесь, живые,

И в безмолвии ночном

Мне созвучья дорогие

Долго слышатся потом.

Не могучий дар свободы,

Не монахи мудрецы,-

Создавали вас невзгоды

Да безвестные певцы.

Но в тяжелые годины

Весь народ, до траты сил,

Весь - певец своей кручины -

Вас в крови своей носил.

И как много в этих звуках

Непонятного слилось!

Что за удаль в самых муках,

Сколько в смехе тайных слез!

Вечным рабством бедной девы,

Вечной бедностью мужей

Дышат грустные напевы

Недосказанных речей...

Что за речи, за герои!

То - Бог весть какой поры -

Молодецкие разбои,

Богатырские пиры;

То Москва, татарин злобный,

Володимир, князь святой...

То, журчанью вод подобный,

Плач княгини молодой.

Годы идут чередою...

Песни нашей старины

Тем же рабством и тоскою,

Той же жалобой полны;

А подчас все так же вольно

Славят солнышко-царя,

Да свой Киев богомольный,

Да Илью-богатыря.

1 июля 1857

Ночь уносит голос страстный,

     Близок день труда...

О, не медли, друг прекрасный,

     О, приди сюда!

Здесь свежо росы дыханье,

     Звучен плеск ручья,

Здесь так полны обаянья

     Песни соловья!

И так внятны в этом пеньи,

     В этот час любви,

Все рыданья, все мученья,

     Все мольбы мои!

11 сентября 1857

"Шестнадцать только лет!" - с улыбкою холодной

      Твердили часто мне друзья: -

"И в эти-то года такой тоской бесплодной

      Звучит элегия твоя!

О, нет! Напрасно, вняв ребяческим мечтаньям,

      О них рассказывал ты нам;

Не верим мы твоим непризнанным  страданьям,

      Твоим  проплаканным ночам.

Взгляни на нас: толпой беспечно горделивой

      Идем мы с жребием своим,

И жребий наш течет так мирно, так счастливо,

      Что мы иного не хотим.

На чувство каждое мы  смотрим безразлично,

      А если и грустим порой,

Смотри, как наша грусть спокойна и прилична,

      Как вся проникнута собой!

Пускай же говорят, что теплого участья

      В нас горе ближних не найдет,

Что наша цель мелка, что грубо наше счастье,

      Что нами двигает расчет;

Давно прошла пора, когда не для забавы

      Таких бы слушали речей:

Теперь иной уж век, теперь иные нравы,

      Иные страсти у людей.

А ты? Ты жить, как мы, не хочешь, не умеешь,

      И, полон гордой суеты,

Еще, как неба дар, возносишь и лелеешь

      Свои безумные мечты...

Поэт, беги ты их, как гибельной заразы,-

      Их судит строгая молва,

И все они, поверь, одни пустые фразы

      И заученные слова!"

Не для судей моих в ответ на суд жестокий,

      Но для тебя, былых годов

Мой друг единственный, печальный и далекий,

      Я сердце высказать готов.

Ты понял скорбь души, заглохшей на чужбине,

      Но сам нередко говорил,

Что должен я беречь и прятать, как святыню,

      Ее невысказанный пыл.

Ты музу скромную, не зная оправданья,

      Так откровенно презирал...

О, я тебе скажу, как часто в час страданья

      Ее, изменницу, я звал!

Я расскажу тебе, как я в тоске нежданной,

      Ища желаниям  предел,

Однажды полюбил... такой любовью странной,

      Что долго верить ей не смел.

Бог весть, избыток чувств рвался ли неотвязно

      Излиться вдруг на ком-нибудь,

Воображение ль кипело силой праздной,

      Дышала ль чувственностью грудь,-

Но только знаю я, что в жизни одинокой

      То были лучшие года,

Что я так пламенно, правдиво и глубоко

      Любить не буду никогда.

И  что ж? Неузнанны, осмеяны, разбиты,

      К ногам вседневной суеты

Попадали кругом, внезапной тьмой покрыты,

      Мои горячие мечты.

Во тьме глухих ночей, глотая молча слезы

      (А слез, как счастия, я ждал!),

Проклятьями корил я девственные грезы

      И  понапрасну проклинал...

Порой на будущность надежда золотая

      Еще светлела впереди,

Но скоро и она погасла, умирая,

      В моей измученной груди...

Тому уж год прошел, то было ночью темной.

      Раз, помню, выбившись из сил,

Покинув шумный пир, по площади огромной

      Я торопливо проходил.

Бог знает, отчего тогда толпы веселой

      Мне жизнь казалась далека,

И на сердце моем, как камня гнет тяжелый,

      Лежала  черная тоска.

Я помню, мокрый снег мне хлопьями нещадно

      Летел в лицо; над головой

Холодный ветер выл; пучиной безотрадной

      Висело небо надо мной.

Я подошел к Неве... Из-за свинцовой дали

      Она глядела все темней,

И волны в полосах багровых колебали

      Зловещий отблеск фонарей.

Я задрожал... И вдруг, отчаяньем томимый,

      С последним ропотом любви

На мысль ужасную напал... О, мимо, мимо,

      Воспоминания  мои!

                        Но образы иные

      Меня преследуют порой: