Семейный мир

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Г-н и Г-жа де Саллюс.

Г-н де Саллюс (бросается в кресло). Давно здесь Жак де Рандоль?

Г-жа де Саллюс. Да нет... приблизительно с полчаса.

Г-н де Саллюс. Полчаса да час — это полтора часа. В его обществе время кажется вам коротким.

Г-жа де Саллюс. Как полтора часа?

Г-н де Саллюс. Именно. Увидя перед дверью карету, я спросил лакея: «Кто это?» Он ответил: «Господин де Рандоль». «Давно он приехал?» «В десять часов, сударь». Допуская, что этот человек ошибся на четверть часа в вашу пользу, выходит час сорок минут самое меньшее.

Г-жа де Саллюс. Вот как! Что это с вами? Я не имею больше права принимать кого мне угодно?

Г-н де Саллюс. О дорогая, я ни в чем не стесняю вас, ни в чем, ни в чем. Я только удивляюсь, что вы могли принять полтора часа за полчаса.

Г-жа де Саллюс. Вы хотите устроить мне сцену? Если вы ищете повод для ссоры, скажите прямо. Я буду знать, что отвечать вам. Если же вы просто в плохом настроении, ложитесь спать и постарайтесь заснуть.

Г-н де Саллюс. Я не ищу ссоры, и я не в плохом настроении. Я только констатирую, что время очень быстро бежит для вас, когда вы проводите его с Жаком де Рандолем.

Г-жа де Саллюс. Да, очень быстро, гораздо быстрее, чем с вами.

Г-н де Саллюс. Он очаровательный человек, и я понимаю, что он вам нравится. По-видимому, вы также ему очень нравитесь: ведь он бывает здесь почти каждый день.

Г-жа де Саллюс. Я нахожу неуместным этот враждебный тон и прошу вас выражаться яснее. Значит, вы устраиваете мне сцену ревности?

Г-н де Саллюс. Сохрани меня бог! Я слишком доверяю вам и слишком вас уважаю, чтобы сделать вам хоть малейший упрек. Я знаю также, что у вас достаточно такта, чтобы никогда не дать повода для клеветы... или сплетни.

Г-жа де Саллюс. Не будем играть словами. Вы находите, что господин де Рандоль слишком часто бывает в этом доме... в вашем доме?

Г-н де Саллюс. Я не нахожу ничего дурного в ваших поступках.

Г-жа де Саллюс. В самом деле, вы не имеете на это никаких прав. И поскольку вы говорите со мной таким тоном, давайте выясним раз навсегда этот вопрос, потому что я не люблю недомолвок. У вас, как видно, короткая память. Но я приду вам на помощь. Будьте чистосердечны. Сегодня — не знаю, в силу каких обстоятельств, — вы держитесь иного образа мыслей, чем два года назад. Припомните хорошенько, что произошло. Когда вы стали явно пренебрегать мной, я начала беспокоиться; потом я узнала — мне сказали об этом, и я увидела сама, — что вы любите госпожу де Сервьер... Я поведала вам свое горе... свою боль... Я ревновала! Что же вы ответили? То, что отвечают все мужчины, выслушивая упреки от женщины, которую они разлюбили. Сперва вы пожимали плечами, улыбались, выражали нетерпение, бормотали, что я сошла с ума, а потом изложили мне, довольно тактично, — это я не могу не признать — великие принципы свободной любви, исповедуемые каждым мужем, который сам обмалывает, но не хочет быть обманутым. Вы заставили меня выслушать, что брак — это не цепи, а объединение интересов; что он скорее общественная, чем моральная связь; что он не лишает супругов права питать чувство дружбы или расположения к кому-нибудь, лишь бы не было скандала. О, конечно, вы не признались, что у вас есть любовница, но вы приводили смягчающие вину обстоятельства. Вы иронизировали над женщинами, над бедными дурочками, не позволяющими своим мужьям быть галантными, тогда как галантность является одним из законов светского общества, к которому вы принадлежите. Вы немало смеялись над положением мужчины, который не смеет сказать комплимент женщине в присутствии своей жены; вы немало смеялись над угрюмыми женами, которые не спускают глаз со своих мужей и воображают, что те, выйдя в соседнюю комнату, падают к ногам их соперниц. Все это было сказано остроумно, весело, пересыпано любезностями, приправлено жестокостью и могло хоть кого привести в отчаяние; это было и сладко и достаточно горько для того, чтобы вытеснить из сердца всякую любовь к любезному, фальшивому и благовоспитанному человеку, способному говорить такие вещи.

Я поняла, я поплакала, я перестрадала. Я закрыла для вас свою дверь. Вы не предъявляли никаких требований, рассудив, что я умнее, чем вы ожидали, и мы стали жить порознь. Это продолжается уже два года, два долгих года, которые, конечно, показались вам шестью месяцами. Мы вместе выезжаем, вместе возвращаемся домой, а затем отправляемся каждый к себе. Такое положение было установлено вами, по вашей вине; оно было следствием вашей первой неверности, за которой последовало много других. Я ничего не сказала, я подчинилась, я изгнала вас из своего сердца. Теперь все кончено, чего же вы требуете?

Г-н де Саллюс. Дорогая, я ничего не требую. Я не хочу отвечать на вызывающую речь, которую вы только что произнесли. Мне хочется только дать вам совет, дружеский совет, предостерегающий от возможной опасности, которой может подвергнуться ваша репутация. Вы красивы, на виду, вам завидуют. Могут приписать вам какое-нибудь увлечение...

Г-жа де Саллюс. Простите. Если мы будем говорить об увлечениях, то я просила бы не делать различия между нами.

Г-н де Саллюс. Не шутите, прошу вас. Я говорю как друг, и говорю серьезно. Что же касается ваших слов, то все это сильно преувеличено.

Г-жа де Саллюс. Вовсе нет. Вы афишировали, выставляли напоказ все ваши связи, что было равносильно разрешению для меня следовать вашему примеру. Так вот, дорогой мой, я ищу...

Г-н де Саллюс. Позвольте.

Г-жа де Саллюс. Не мешайте мне говорить. Я, по вашим словам, красива, молода и вместе с тем осуждена вами жить и стариться вдовой. Дорогой мой, взгляните на меня. (Она встает.) Неужели я должна примириться с ролью покинутой Ариадны[1], пока мой муж бегает от женщины к женщине, от девки к девке? (Воодушевляясь.) Честная женщина! Я вас понимаю! Но разве честная женщина должна жертвовать всей своей жизнью, всей радостью, всей нежностью, всем, для чего мы, женщины, рождены? Взгляните же на меня. Разве я создана для монастыря? Если я вышла замуж, значит, я не предназначала себя для монастыря, не правда ли? Человек, который взял меня, отталкивает меня и бежит к другим... И к кому! Я не из тех, которые делят мужа с другими женщинами. Тем хуже для вас, тем хуже! Я свободна. Вы не имеете права советовать мне что-либо. Я свободна!

Г-н де Саллюс. Дорогая моя, успокойтесь. Вы очень ошибаетесь. Я вас никогда не подозревал. Я питаю к вам глубокое уважение и глубокое чувство дружбы; это чувство растет с каждым днем. Я не могу вернуться к тому прошлому, в котором вы меня так жестоко упрекаете. Я, может быть, человек, слишком... не знаю, как сказать...

Г-жа де Саллюс. Скажите: в стиле Регентства[2]. Знаю я эти защитительные речи в оправдание всех своих слабостей и любовных похождений. Да, конечно! Восемнадцатый век! Галантный век! Сколько изящества, сколько прелестной фантазии, сколько очаровательных капризов! Избитые фразы, дорогой мой!

Г-н де Саллюс. Нет, вы опять ошибаетесь. Я был прежде всего слишком... слишком парижанин, слишком привык, еще до брака, к вечерней светской жизни, привык к кулисам, к клубу, ко множеству разных вещей... с ними нельзя сразу порвать... нужно известное время. Брак же слишком внезапно меняет нашу жизнь. А привыкать к перемене надо постепенно. И вот, когда я чуть было не достиг этого, вы лишаете меня самого насущного.

Г-жа де Саллюс. Покорно благодарю. Вы, может быть, хотите предложить мне еще раз испытать вас?

Г-н де Саллюс. О, как только вам будет угодно! В самом деле, когда женишься после такой жизни, какую я вел, вначале невольно смотришь на жену, как на новую любовницу, на честную любовницу... Лишь потом начинаешь понимать, видеть разницу, и раскаиваешься.

1

Ариадна — героиня древнегреческой мифологии, дочь критского царя Миноса. Влюбившись в Тезея, она помогла ему выбраться из Лабиринта, но затем была брошена им на острове Наксос и покончила с собой.

2

...в стиле Регентства — намек на период французской истории (1715—1723), когда в малолетство Людовика XV Францией правил в качестве регента герцог Филипп Орлеанский. Время его ознаменовалось большой распущенностью придворных и светских нравов.