Сталин в жизни

Симонов К. С. 138–139

При обсуждении какого-либо вопроса машинально водил толстым синим или красным карандашом по листу чистой бумаги, пачка которой всегда лежала перед ним. На этом листе записывал свои замечания. Уходя домой, листочки эти складывал и уносил с собой.

Яковлев А. С. 398

У меня сложности порой возникали с составлением телеграмм нашим послам в Лондоне и Вашингтоне. Проект телеграммы следовало приготовить сразу же после беседы, пока Сталин еще оставался у себя.

По своей старой подпольной привычке Сталин работал всю ночь, и прием дипломатов обычно проводился поздно, а то и на рассвете. Беседа порой продолжалась два-три часа, но телеграмма должна была занимать не больше двух страниц. Продиктовав, я снова отправлялся в кабинет Сталина. Он просматривал текст, делал те или иные поправки и подписывал. Но бывало и так, что его не устраивал мой вариант. Это его раздражало. Правда, груб он не был, а просто укорял:

— Вы тут сидели, переводили, все слышали, а ничего не поняли. Разве это важно, что вы тут написали? Главное в другом...

Он, однако, понимал, что я старался, но не сумел. И не было смысла отсылать меня с простым напутствием: «Переделайте». Он говорил:

— Берите блокнот и записывайте... — и диктовал по пунктам то, что считал важным.

После этого не стоило особого труда составить новую телеграмму. Все же всякий раз, когда случалось такое, долго оставался неприятный осадок.

Бережков В. С. 240

В то время мне приходилось очень часто встречаться со Сталиным и слушать его: на заседаниях, на совещаниях, на конференциях, слушать и видеть его деятельность при встречах с ним у него на квартире и в обстановке работы руководящего коллектива — Политбюро Центрального Комитета. На этом фоне Сталин резко выделялся, особенно четкостью своих формулировок. Меня это очень подкупало. Я всей душой был предан ЦК партии во главе со Сталиным и самому Сталину в первую очередь

Хрущев Н. Т. 1. С. 58

Что касается заседаний, то, например, накануне войны заседания Бюро Совнаркома под председательством Сталина проводились регулярно в установленные дни и часы. Он ставил на обсуждение самые различные вопросы. Сталин обладал уменьем вести заседания экономно, уплотненно, был точен в режиме труда, лаконичен в словах и речах. Помимо этого проявлял демократичность и в ведении заседаний. Сталин стремился ближе приобщить к руководству делами правительства заместителей Председателя Совнаркома СССР. В дальнейшем он установил порядок, по которому по очереди некоторые из его заместителей вели заседания Бюро Совнаркома. В частности, это поручалось Вознесенскому, Косыгину, Маленкову, Берии.

Я. Чадаев.

Цит. по: Куманев Г. С. 385

Идти к Сталину с докладом неподготовленным, без знания сути дела было весьма рискованным и опрометчивым шагом со всеми вытекающими отсюда последствиями, — рассказывал Пономаренко. — Но это не означает, что атмосфера во время заседаний с участием Сталина или встреч с ним была какой-то напряженной, гнетущей. Отнюдь. Имели место и дискуссии, и даже острые споры, хотя за ним всегда было последнее слово. Заседания у Сталина нередко проходили без какой-либо заранее объявленной повестки дня, но все поднимавшиеся на них вопросы продумывались им очень тщательно, вплоть до мелочей. Приведу один пример. В ноябре 1948 г. в конце заседания Политбюро, на котором был и я, недавно назначенный секретарем ЦК партии, Сталин, обращаясь к присутствующим, сказал:

«В декабре исполняется 50 лет заместителю министра Вооруженных Сил маршалу артиллерии товарищу Яковлеву. Его следует наградить. Но каким орденом?» Все молчали. Поскольку молчание затянулось, я решил проявить инициативу и предложил наградить Николая Дмитриевича орденом Ленина. Сталин посмотрел в мою сторону и спросил мнение членов Политбюро. Снова молчание. «Ну, что ж, — сказал он с недовольной ноткой, — орденом Ленина, так орденом Ленина». Закрывая заседание, попросил меня задержаться. Подошел ко мне и, пристально глядя в глаза, произнес: «Вы что, товарищ Пономаренко, полагаете, что мы, ставя такие вопросы, заранее их не продумываем? Ошибаетесь, товарищ Пономаренко. К Вашему сведению, в этом году к 30-летию Советской Армии товарищ Яковлев очередной орден Ленина уже получил. Будьте повнимательнее...»

П. Пономаренко.

Цит. по: Куманев Г. С. 96

На партийных мероприятиях и деловых совещаниях он обычно молча слушает, курит трубку или папиросу. Слушая, рисует бессмысленные узоры на листе своего блокнота. Два личных секретаря Сталина, Поскребышев и Двинский, однажды писали в «Правде», что иногда в таких случаях Сталин пишет в своем блокноте: «Ленин — учитель — друг». Они утверждали: «В конце рабочего дня мы находили у него на столе листки бумаги с этими словами». Нельзя исключать, что Сталин сам инспирирует подобные рекламные трюки, но это совсем не значит, что нам следует верить в его сентиментальность.

Бармин А. С. 304

Все эти факты свидетельствуют о присущей Сталину тенденции к самодраматизации, которую мы уже отмечали в связи с некоторыми этапами его биографии. Определенная склонность Сталина к мелодраме была замечена многими, в том числе и теми, кто имел возможность наблюдать за ним непосредственно. Бывший американский посол в Москве Джордж Кеннан назвал его «превосходным актером»Такер Р. С. 392

Надо признать, что при всех своих отвратительных качествах Сталин обладал способностью очаровывать собеседников. Он, несомненно, был большой актер и мог создать образ обаятельного, скромного, даже простецкого человека. В первые недели войны, когда казалось, что Советский Союз вот-вот рухнет, все высокопоставленные иностранные посетители, начиная с Гарри Гопкинса, были настроены весьма пессимистически. А уезжали они из Москвы в полной уверенности, что советский народ будет сражаться и в конечном счете победит. Но ведь положение у нас было действительно катастрофическое. Враг неотвратимо двигался на восток. Чуть ли не каждую ночь приходилось прятаться в бомбоубежищах. Так что же побуждало Гопкинса, Гарримана, Бивербрука и других опытных и скептически настроенных политиков менять свою точку зрения? Только беседы со Сталиным. Несмотря на казавшуюся безнадежной ситуацию, он умел создать атмосферу непринужденности, спокойствия.

Бережков В. С. 237

Милован Джилас, который оставил нам написанный с натуры характерный портрет Сталина, пишет, что, когда он играл какую-то роль, она становилась для него реальностью, что его «притворство было настолько непосредственным, что казалось, будто он сам верит в правдивость и искренность того, что говорит».

Такер Р. С. 392

Сталин — гениальный артист. Талант мгновенного перевоплощения был у него поистине шаляпинских масштабов. Вот, например, беседует Сталин с человеком. Ласков. Нежен. И улыбка, и глаза — все искренне. Придраться не к чему. Провожает до дверей. И уже через несколько секунд совсем другое выражение лица. Говорит: «Какая сволочь!» — «Товарищ Сталин, вы же только что другое говорили». — «Надо было подбодрить, чтобы работал».

Гронский И. С. 152

Сталин с самого начала произвел на меня сильное впечатление, и мое мнение о его способностях никогда не менялось. Его личность оказывала влияние на собеседника без каких-либо видимых усилий с его стороны. Он обладал хорошими манерами, может быть, это была врожденная грузинская черта. И хотя мне было известно, что этот человек лишен чувства пощады, я уважал его интеллектуальные способности и даже испытывал чувство симпатии к нему, которое я никак не мог как следует проанализировать.