Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 111 из 233

Красиков С. С. 103

И сегодня нельзя со всей определенностью сказать, читал ли Сталин совершенно секретное донесение, направленное 26 июля 1941 года в Главное, политическое управление Красной Армии политуправлением Западного фронта.

Вот оно. Удивительная откровенность! Мехлису честно докладывают, что, хотя старший лейтенант Яков Джугашвили и был назначен командиром батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й танковой дивизии, к своему месту службы ему пришлось буквально пробиваться: командир полка решил придержать сына вождя при штабе.

Когда под ударами противника начался отход дивизии, ее командир отдал приказ об отводе батареи Джугашвили первой. В течение всего марша по приказу командира соединения сына Сталина опекали высокие должностные лица. Как только началась бомбежка, место в своей машине ему предложил начальник особого отдела дивизии. Однако старший лейтенант отказался. Тогда комдив полковник Васильев приказал начальнику артиллерии, невзирая ни на какие возражения молодого офицера, вывезти его в район сосредоточения дивизии — на станцию Лиозно. «Приказ был выполнен», — читаем в донесении политуправления.

Тринадцатого июля батарея Якова Джугашвили в составе полка наступала на Витебск. Однако на другой день немцы нанесли сильный встречный удар и обошли полк. Более-менее организованный выход из окружения был проведен в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля. Сына Сталина с вышедшими не было.

В суете и неразберихе Якова хватились лишь через несколько дней. Двадцать первого июля на его поиски направили группу мотоциклистов во главе со старшим политруком Гороховым. В районе озера Каспля поисковики наткнулись на красноармейца по фамилии Лопуридзе. На вопрос, не встречал ли он случайно старшего лейтенанта Джугашвили, красноармеец сказал: да, встречал. Более того, выяснилось, что они вместе выходили из окружения.

По рассказу Лопуридзе, они с Джугашвили переоделись в гражданскую одежду, а документы закопали.

— Где же Джугашвили? — вскричал старший политрук Горохов.

— Мы дошли вместе до озера. Немцев поблизости не было, и старший лейтенант решил немного передохнуть. А я двинулся дальше, пока не встретил вас...

Почесав за ухом, Горохов подумал, что Джугашвили за это время наверняка вышел к своим. Не приступая к дальнейшим поискам, политрук вернулся в дивизию. Однако Якова там не было.

Только на следующий день, 22 июля, отважились доложить в политотдел и штаб армии об исчезновении сына Сталина. Должностное положение и воинские звания лиц, занятых поисками старшего лейтенанта, начали повышаться. 23 июля в операцию включились командиры штаба армии, 24 июля на поиски выехала группа работников особого отдела штаба фронта. Безрезультатно. Время было потеряно.

«Принимаются все меры к быстрейшему розыску тов. Джугашвили», — заверял в донесении на имя армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса начальник политуправления Западного фронта бригадный комиссар Румянцев. Увы, в это время пленника уже допрашивали в штаб-квартире командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Клюге.

Зенькович Н. С. 133–135

Не будет ли он возражать, если мы сообщим по радио о его пленении, с тем, чтобы его семья и его жена узнали, что сын жив, или он думает, что отцу это безразлично?

Нет, по радио не нужно.

Почему? Потому что его отец занимает самый высокий пост в правительстве, или же он думает, что отец заклеймит его позором?

Я не хочу скрывать, что это позор, я не хотел идти, но в этом были виноваты мои друзья, виноваты были крестьяне, которые хотели меня выдать. Они не знали точно, кто я. Я им этого не сказал. Они думали, что из-за меня их будут обстреливать.

Его товарищи помешали ему что либо подобное сделать, или и они причастны к тому, что он живым попал в плен?

Они виноваты в этом, они поддерживали крестьян. Крестьяне говорили: — «уходите». Я просто зашел в избу. Они говорили: «Уходи сейчас же, а то мы донесем на тебя!» Они уже начали мне угрожать. Они были в панике. Я им сказал, что и они должны уходить, но было поздно, меня все равно поймали бы. Выхода не было. Итак, человек должен бороться до тех пор, пока имеется хотя бы малейшая возможность, а когда нет никакой возможности, то... Крестьянка прямо плакала, она говорила, что убьют ее детей, сожгут ее дом.

Из протокола допроса немцами Я. Джугашвили.

18 июля 1941 г.

Впервые в советской прессе молчание об именитом пленнике было нарушено только в 1978 году, когда журнал «Литературная Грузия» опубликовал материалы немецких архивов о смерти Якова Джугашвили в концлагере Заксенхаузен.

Зенькович Н. С. 138

Каково его мнение по вопросу о том, что гражданское население и прежде всего красных комиссаров призывают сжигать все те места, которые они оставляют, сжигать все запасы. Это же вызовет голод, это же ужасное бедствие, которое постигнет все советско-русское население.

Видите ли, я не Советский Союз, точнее, я только гражданин Советского Союза, поэтому я не могу ничего сказать. Может быть Вас интересует мое личное мнение. Когда Наполеон вошел в Россию, делалось то же самое.

Считает он это правильным?



(Продолжительная пауза). Скажу откровенно, я считаю это правильным.

А почему именно?

Почему не говорить об этом? Потому что мы враги, правда? Зачем скрывать? Если мы враги, значит надо бороться, а в борьбе все средства хороши. Мы ведь говорили о том, что парашютисты, например, да, парашютисты, действуют в тылу. Ваши и наши. Ваши, скажем, действуют у нас. Ну, враги это враги, вот и все! Что тут скрывать. Было бы смешно скрывать это.

Но эта мера направлена все же прежде всего против народа.

Я этого, конечно, не отрицаю.

Думает ли он, что правительство сделает с Москвой то же самое, что было сделано во времена Наполеона?

Я не могу сказать, я не в курсе дела, не знаю этого.

Думает ли он, что эти мероприятия смогут задержать продвижение немцев?

Я действительно этого не знаю, я не могу этого сказать.

Счел ли бы он правильным, если бы красное правительство подожгло Москву и промышленные предприятия?

Я считаю любое средство в борьбе хорошим, в борьбе все средства хороши! Борьба есть борьба, так я считаю.

Да, но ведь это же самоуничтожение вообще.

Почему это так естественно, что вы возьмете Москву? Почему вы убеждены в том, что непременно возьмете Москву? Вы очень [само]уверены, очень!

Из протокола допроса немцами Я. Джугашвили.

18 июля 1941 г.

Якова уговаривали, пытались склонить к сотрудничеству с вермахтом. Геббельсовская пропаганда заготовила и листовки — своеобразные пропуска для тех, кто сдавался в плен. На одной из листовок фотография, где Джугашвили беседует с немецкими офицерами и рядом текст: «Предъявитель сего, не желая бессмысленного кровопролития за интересы жидов и комиссаров, оставляет побежденную Красную Армию и переходит нa сторону Германских Вооруженных Сил».

Грибанов С. С. 231

Сильно ли он верит в остатки красной авиации. Сюда же не залетает ни один самолет.

Видите ли, я этих остатков не вижу, откровенно говоря, я в них верю.

Да, но как же так, разве так бывает, что сначала дают себя избить до полусмерти, а потом говорят, что я еще жизнеспособен. Это ведь несколько необычно.

Правильно, но почему-то все же в это не верится.

Из протокола допроса немцами Я. Джугашвили.

18 июля 1941 г.

Штрик-Штрикфельд, благополучно доживший в ФРГ до своей смерти в 1977 году, оставил воспоминания о том, как он безуспешно пытался завербовать Якова на место, впоследствии занятое генералом Власовым.

Аллилуев В. С. 53