Страница 105 из 233
— Ты, товарищ Сталин, — говорит Молотов.
А. Микоян.
Цит. по: Куманев Г. С. 30–31
Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжелых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил:
— То, что создал Ленин, мы безвозвратно потеряли.
После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро и сказали, что нужно безотлагательно принимать какие-то меры для того, чтобы поправить положение.
Н. Хрущев. Из доклада на ХХ съезде КПСС.
Цит. по: Известия ЦК КПСС. 1989. № 3
Всех нас поразил тогда вид Сталина. Он выглядел исхудавшим, осунувшимся... землистое лицо, покрытое оспинками... он был хмур.
Он сказал: «Да, нет великого Ленина... Посмотрел бы он на нас, кому судьбу страны доверил. От советских людей идет поток писем, в которых справедливо упрекают нас: неужели нельзя остановить врага, дать отпор. Наверное, среди вас есть и такие, которые не прочь переложить вину, разумеется, на меня».
Молотов: «Спасибо за откровенность, но заявляю; если бы кто-то попытался направить меня против тебя, я послал бы этого дурака к чертовой матери... Мы просим тебя вернуться к делам, со своей стороны мы будем активно помогать».
Сталин: «Но все-таки подумайте: могу ли я дальше оправдывать надежды, довести страну до победного конца. Может, есть более достойные кандидатуры?»
Ворошилов: «Думаю, единодушно выражу мнение: достойнее никого нет».
И сразу же раздались дружные голоса: «Правильно!»
Я. Чадаев, со слов Булганина.
Цит. по: Радзинский Э. С. 504
Конечно, Сталин хотел победы. Но когда он увидел результаты своих трудов по уничтожению кадров, увидел, что армия обескровлена и ослаблена, а люди, которые пришли к ее руководству, недостаточно опытны, недостаточно подготовлены и не умеют командовать; и даже ранее того, когда он увидел, что наша армия получила достойный отпор от маленькой Финляндии, что ее замечательный, героический народ мужественно защищал свою страну и нанес нам большой урон; когда Сталин все это увидел, у него появился какой-то физический, животный страх перед Гитлером. И он все делал, чтобы ублажить Гитлера. Но у Гитлера имелись свои планы, Гитлер поставил целью жизни уничтожить большевизм. И поэтому умаслить его, уговорить отказаться от войны было невозможно. Тут воли Сталина была парализована волей врага.
Хрущев Н. Т. 2. С. 138
25 июня Поскребышев срочно вызвал меня в приемную Сталина. Надо было сделать протокольную запись. Я сразу же вошел в кабинет. Кроме Сталина, Тимошенко и Ватутина, никого не было. Ватутин заканчивал доклад.
— Если резюмировать коротко, то положение на фронтах крайне тяжелое. Не исключено, на какое-то время оно станет еще более тяжелым... — сказал Сталин.
После этого Тимошенко спросил Сталина: отправлять ли на передовую позицию его сына Якова, который очень туда просится.
— Некоторые, — молвил Сталин, сдерживая гнев, — мягко говоря, чересчур ретивые работники всегда стремятся угодить начальству. Я не причисляю вас к таковым, но советую вам впредь никогда не ставить передо мной подобных вопросов...
Я. Чадаев.
Цит. по: Куманев Г. С. 123
Вопрос: Поддерживал он связь со своим отцом до начала войны? Есть ли у него еще сестры и братья?
Ответ: Нет, никакой, т. е. я уехал 22 июня. До 22-го мы встречались, как обычно.
Из протокола допроса немцами Я. Джугашвили. 18 июля 1941 г.
(Здесь и далее текст протоколов цит. по: Иосиф Сталин в объятиях семьи: Сб. документов)
Яша ушел на фронт на следующий же день после начала войны, и мы с ним простились по телефону, — уже невозможно было встретиться. Их часть отправляли прямо туда, где царила тогда полнейшая неразбериха — на запад Белоруссии, под Барановичи. Вскоре (от него) перестали поступать какие бы то ни было известия.
Аллилуева С. С. 145
Вопрос: Что же сказал ему отец напоследок, прощаясь с ним 22 июня?
Ответ: Иди, воюй!
Из протокола допроса немцами Я. Джугашвили. 18 июля 1941 г.
…Старший брат мой Яша отправился на фронт уже 23 июня, вместе со своей батареей, вместе со всем выпуском своей Академии. Они только что закончили Академию, как раз к началу войны.
Он не сделал попытки использовать какую-нибудь, хоть самую малейшую возможность избежать опасности — хотя бы поехать не в самое пекло (в Белоруссию), или, может быть, отправиться куда-нибудь в тыл, или остаться где-нибудь при штабе.
Подобное поведение было исключено для него всем его характером, всем укладом его честной, порядочной и строгой жизни. И, так как отец относился к нему незаслуженно холодно, — а это было всем известно, — то никто из высших военных чинов не стал оказывать ему протекцию, зная, что это встретило бы только ярость отца.
Аллилуева С. С. 143
Когда отец [Яков] уходил на фронт, Ма провожала его в красном платье. Очевидно, она уже точно знала, что это дурная примета, и все-таки надела его. Почему? Возможно, оно было новым или особенно ей шло... Она часто вспоминала об этом платье и, как мне тогда казалось, видела в нем первопричину всех бед.
Джугашвили Г. С. 25
«Дорогая Юля!
Все обстоит хорошо. Путешествие довольно интересное. Единственное, что меня беспокоит — это твое здоровье. Береги Галку и себя, скажи ей, что папе Яше хорошо. При первом удобном случае напишу более пространное письмо. Обо мне не беспокойтесь, я устроился прекрасно. Завтра или послезавтра сообщу тебе точный адрес и попрошу прислать мне часы с секундомером и перочинный нож.
Целую крепко Галю, Юлю, отца, Светлану, Васю. Передай привет всем. Еще раз крепко обнимаю тебя и прошу не беспокоиться обо мне… Весь твой Яша.
Я. Джугашвили — Ю. Мельцер. 26 июня 1941 г.
Перед началом войны Яше было тридцать три года, а мне пятнадцать, и мы только-только с ним подружились по-настоящему.
Аллилуева С. С. 145
У нее [Светланы] было сильно развито предчувствие. Видит сон: большое гнездо, в нем орел с птенцами, и орел выбрасывает птенцов из гнезда.
— Это о Яше. Что-то случилось с ним, — говорит мне Светлана.
Вскоре стало известно, что Яша попал в плен.
Пешкова М.
Цит. по: Краскова В. С. 181
26 июня на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополь мне позвонил И. В. Сталин и сказал:
— На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?
— Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром.
Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома — к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.
Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:
— Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? — И бросил на стол карту Западного фронта.
— Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал я.
— Хорошо, через сорок минут доложите.