Страница 38 из 43
Юля. Полбанки кизилового варенья осталось… Ну, это пусть Илья Ильич скушает. (Брату.) Ленечка, бери корзину.
Елена Андреевна. Я готова. (Мужу.) Ну, бери меня, статуя командора, и проваливайся со мной в свои двадцать шесть унылых комнат! Туда мне и дорога!
Серебряков. Статуя командора… Я посмеялся бы этому сравнению, но мне мешает боль в ноге. (Всем.) До свидания, господа! Благодарю вас за угощение и за приятное общество… Великолепный вечер, отличный чай — все прекрасно, но, простите, только одного я не могу признать у вас — это вашей туземной философии и взглядов на жизнь. Надо, господа, дело делать. Так нельзя! Надо дело делать… Да-с… Прощайте. (Уходит с женой.)
Федор Иванович. Пойдем, салопница! (Отцу.) Прощай, отче! (Уходит с Юлей.)
Желтухин(с корзиной, идя за ними). Тяжелая корзина, черт бы ее побрал… Терпеть не могу этих пикников. (Уходит и кричит за сценой.) Алексей, подавай.
Орловский, Соня и Дядин.
Орловский(Соне). Ну, что же села? Пойдем, манюся… (Идет с Соней.)
Дядин(в сторону). А со мной никто не простился… Это восхитительно! (Тушит свечи.)
Орловский(Соне). Что же ты?
Соня. Не могу я идти, крестненький… Сил нет! Я в отчаянии, крестненький… я в отчаянии! Мне невыносимо тяжело!
Орловский(встревоженно). Что такое? Душа моя, красавица…
Соня. Останемся… Побудем здесь немного.
Орловский. То увезите, то останемся… Тебя не поймешь…
Соня. Здесь я потеряла сегодня свое счастье… Не могу… Ах, крестненький, зачем я еще не умерла! (Обнимает его.) Ах, если б вы знали, если б вы знали!
Орловский. Тебе водицы… Пойдем сядем… иди…
Дядин. Что такое? Софья Александровна, матушка… я не могу, я весь дрожу… (Слезливо.) Не могу я видеть этого… Деточка моя…
Соня. Илья Ильич, родной мой, свезите меня на пожар! Умоляю вас!
Орловский. Зачем тебе на пожар? Что ты там будешь делать?
Соня. Умоляю вас, свезите, а то я сама пойду. Я в отчаянии… Крестненький, мне тяжело, невыносимо тяжело. Свезите меня на пожар.
Быстро входит Хрущов.
Те же и Хрущов.
Хрущов(кричит). Илья Ильич!
Дядин. Здесь! Что тебе?
Хрущов. Я не могу идти пешком, дай мне лошадь.
Соня(узнав Хрущова, радостно вскрикивает). Михаил Львович! (Идет к нему.) Михаил Львович! (Орловскому.) Уйдите, крестненький, мне поговорить с ним нужно. (Хрущову.) Михаил Львович, вы сказали, что полюбите другую… (Орловскому.) Уйдите, крестненький… (Хрущову.) Я теперь другая… Я хочу одну только правду… Ничего, ничего, кроме правды! Я люблю, люблю вас… люблю…
Орловский. Вот так история с географией. (Хохочет.)
Дядин. Это восхитительно!
Соня(Орловскому). Уйдите, крестненький. (Хрущову.) Да, да, одной только правды и больше ничего… Говорите же, говорите… Я все сказала…
Хрущов(обнимая ее). Голубка моя!
Соня. Не уходите, крестненький… Когда ты объяснялся мне, я всякий раз задыхалась от радости, но я была скована предрассудками; отвечать тебе правду мне мешало то же самое, что теперь мешает моему отцу улыбаться Елене. Теперь я свободна…
Орловский(хохочет). Спелись-таки, наконец! Выкарабкались на берег! Честь имею вас поздравить. (Низко кланяется.) Ах вы, бесстыдники, бесстыдники! Канителили, друг дружку за фалды ловили!
Дядин(обнимая Хрущова). Мишенька, голубчик, как ты меня обрадовал! Мишенька!
Орловский(обнимая и целуя Соню). Дуся, канареечка моя… Дочка моя крестненькая…
Соня хохочет.
Ну, закатилась!
Хрущов. Позвольте, я никак не могу опомниться… Дайте мне еще поговорить с ною… Не мешайте… Умоляю вас, уходите…
Входят Федор Иванович и Юля.
Те же, Федор Иванович и Юля.
Юля. Но ведь ты, Феденька, все врешь! Ты все врешь!
Орловский. Тссс! Тише, ребятки! Мой разбойник идет. Спрячемся, господа, поскорее! Пожалуйста.
Орловский, Дядин, Хрущов и Соня прячутся.
Федор Иванович. Я забыл тут свой кнут и перчатку.
Юля. Но ведь ты все врешь!
Федор Иванович. Ну, вру… Что ж из этого? Не хочу я сейчас ехать к тебе… Погуляем, тогда и поедем.
Юля. Забота мне с тобой! Чистое наказание! (Всплескивает руками.) Ну, не дурак ли этот Вафля! До сих пор со стола не убрал! Ведь самовар украсть могут… Ах, Вафля, Вафля, кажется, уж старый, а ума меньше, чем у дитя!
Дядин(в сторону). Благодарим покорно.
Юля. Когда мы шли, тут кто-то смеялся…
Федор Иванович. Это бабы купаются… (Поднимает перчатку.) Чья-то перчатка… Сонина… Сегодня Соню точно муха укусила. В Лешего влюблена. Она в него по уши врезалась, а он, болван, не видит.
Юля(сердито). Куда же это мы идем?
Федор Иванович. На плотину… Пойдем погуляем… Лучшего места во всем уезде нет… Красота!
Орловский(в сторону). Сыночек мой, красавец, борода широкая…
Юля. Я сейчас слышала чей-то голос.
Федор Иванович. Тут чудеса, тут леший бродит, русалка на ветвях сидит… Так-то, дядя! (Хлопает ее по плечу.)
Юля. Я не дядя.
Федор Иванович. Будем рассуждать мирно. Слушай, Юлечка. Я прошел сквозь огонь, воду и медные трубы… Мне уж тридцать пять лет, а у меня никакого звания, кроме как поручик сербской службы и унтер-офицер русского запаса. Болтаюсь между небом и землей… Нужно мне образ жизни переменить, и знаешь… понимаешь, у меня теперь в голове такая фантазия, что если я женюсь, то в моей жизни произойдет круговорот… Выходи за меня, а? Лучшей мне не надо…
Юля(смущенно). Гм… Видишь ли… Сначала исправься, Феденька.
Федор Иванович. Да ну, не цыгань! Говори прямо!
Юля. Мне совестно… (Оглядывается.) Постой, как бы кто не вошел или не подслушал… Кажется, Вафля в окно смотрит.
Федор Иванович. Никого нет.
Юля(бросается ему на шею). Феденька!
Соня хохочет; Орловский, Дядин и Хрущов хохочут, хлопают в ладоши и кричат: «Браво! Браво!»
Федор Иванович. Тьфу! Испугали! Откуда вы взялись?
Соня. Юлечка, поздравляю! И я тоже, и я тоже!
Смех, поцелуи, шум.
Дядин. Это восхитительно! Это восхитительно!
Занавес
Юбилей
Шипучин Андрей Андреевич, председатель правления N-ского Общества взаимного кредита, нестарый человек, с моноклем.
Татьяна Алексеевна, его жена, 25 лет.
Хирин Кузьма Николаевич, бухгалтер банка, старик.
Мерчуткина Настасья Федоровна, старуха в салопе.
Члены банка.
Служащие в банке.
Действие происходит в N-ском Банке взаимного кредита.
Кабинет председателя правления. Налево дверь, ведущая в контору банка. Два письменных стола. Обстановка с претензией на изысканную роскошь: бархатная мебель, цветы, статуи, ковры, телефон. — Полдень.
Хирин один; он в валенках.
Хирин(кричит в дверь). Пошлите взять в аптеке валериановых капель на пятнадцать копеек да велите принести в директорский кабинет свежей воды! Сто раз вам говорить! (Идет к столу.) Совсем замучился. Пишу уже четвертые сутки и глаз не смыкаю; от утра до вечера пишу здесь, а от вечера до утра — дома. (Кашляет.) А тут еще воспаление во всем теле. Зноб, жар, кашель, ноги ломит и в глазах этакие… междометия. (Садится.) Наш кривляка, этот мерзавец, председатель правления, сегодня на общем собрании будет читать доклад: «Наш банк в настоящем и в будущем». Какой Гамбетта, подумаешь… (Пишет.) Два… один… один… шесть… ноль… семь… Затем, шесть… ноль… один… шесть… Ему хочется пыль пустить, а я вот сиди и работай для него, как каторжный!.. Он в этот доклад одной только поэзии напустил и больше ничего, а я вот день-деньской на счетах щелкай, черт бы его душу драл!.. (Щелкает на счетах.) Терпеть не могу! (Пишет.) Значит, один… три… семь… два… один… ноль… Обещал наградить за труды. Если сегодня все обойдется благополучно и удастся очки втереть публике, то обещал золотой жетон и триста наградных… Увидим. (Пишет.) Ну, а если труды мои пропадут даром, то, брат, не взыщи… Я человек вспыльчивый… Я, брат, под горячую руку могу и преступление совершить… Да!