Страница 33 из 40
Никогда еще в жизни Климов так отчаянно не рисковал, никогда еще не смотрел так близко смерти в глаза.
«Оскорбление действием действительно оскорбление», — вспомнилась глупая фраза, услышанная неизвестно когда и неизвестно по какому поводу, и Климов подумал, что умные стараются не рисковать, что умные…
— Последний поворот, — шепнул Медик и протянул руку за телефоном. Пальцы его дрожали.
Климов протянул ему телефон и фонарик.
— Постарайся ослепить хотя бы одного.
— Там очень узко.
— Вот и хорошо.
Медик был крупнее Климова, шире в плечах и выше на полголовы. Шел он скованно, едва передвигая ноги, но и торопить его было нельзя, он тоже рисковал собственной шкурой.
Как только свернули за угол, послышался суровый окрик:
— На пол! — и одновременно с этой командой вспыхнул в руках Медика фонарь.
Включился телефон:
— Гюрза! Я Цмос! Зиновий! Слышишь?
Краем глаза Климов уловил стоявших впереди охранников и моментально выпалил из двух стволов в их силуэты. Стрелял в головы. Навскидку. Словно в тире. Громкий стон заставил пальнуть снова.
— Гюрза!
Медик присел и оглушенно замотал башкой. Фонарь он выронил, и тот сразу потух.
— Я Медик…
— Хватит! — крикнул Климов и рванул вперед, стреляя на бегу сразу из обоих пистолетов.
Ответа он не слышал.
Для верности Климов в упор добил живучего охранника, схватившегося вдруг за автомат.
Выдернув из его пальцев мощный фонарь, Климов включил его и осветил убитых.
У одного остекленевшие глаза смотрели в потолок. Другой лежал ничком, рядом с автоматом, до которого так и не успел дотянуться.
Две лужи крови подтекли к ногам Климова и медленно соединились. Можно было проходить в восьмую штольню.
Поджидая приближавшегося Медика, Климов перезарядил пистолеты, сунул «Макаров» в кобуру под мышку, перекинул «люгер» в левую руку и забрал у подошедшего Медика молчавший телефон.
— Он слышал выстрелы? — спросил о Зиновии Климов и услышал:
— Конечно.
— Что ты сказал?
— Сказал, что Чистый расстреливает мародеров.
— А он?
Медик пожал плечами:
— Ему что? Трупом больше, трупом меньше… не имеет значения. Наоборот, благодарил. Сказал, что наша доля гонорара будет больше.
— Выходит, ультиматум принят? Ваши требования удовлетворяют?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Медик. — Еще крутят.
— Ладно, — сказал Климов и, отобрав телефон, снял с пояса лежавшего ничком охранника наручники. — Давай свою культю.
Приковав Медика к себе, Климов потянул его к решетке входа в штольню. Луч фонаря направил в подлые глаза.
— Код не забыл? Какая там последняя цифирь?
Медик зажмурился и отвернул лицо:
— Тридцать восемь.
— То-то, — удовлетворенно произнес Климов и, нашарив в одном из карманов убитых связку ключей, стал подбирать нужный к замку. Теперь он действовал спокойно и уверенно.
Отворив решетку, Климов потянул Медика дальше, и вскоре они оказались перед входом в бомбоубежище, о чем гласила соответствующая надпись. К этому же входу вел еще один туннель, только намного шире, с узкоколейной рельсовой дорогой, уводящей в темень, туда, где был центральный вход в рудник и где шел неравный бой Петра с охраной. С той стороны все время доносились выстрелы.
«Найду взрыватель и пойду к нему на помощь», — решил Климов и потянул на себя дверь бомбоубежища.
Спертый воздух и гул голосов в кромешной темноте напомнили об участи заложников. Кое-где, в глубине штольни, чадили слабенькие огоньки. Никто не догадался взять с собою фонари или свечи.
Войдя в бомбоубежище, Климов уже знал, что будет делать.
— Федор Дерюгин, на выход! — как можно спокойнее и вместе с тем довольно громко крикнул Климов, и тотчас эхом его зова покатилась волна окликов: — Дерюгина! На выход! Федора… Зовут. Ау, Дерюгин!
Климов осветил дверь седьмой штольни, показывая, куда должен подойти Дерюгин, и сразу отошел в сторону, выключив фонарь. Нельзя было стоять на одном месте.
— Вот это Кукрыниксы! — раздался в темноте громкий голос Федора.
Климов вновь включил фонарь, направил на себя.
— Двигай сюда.
Кратко объяснив ему, в чем дело, он отдал ему свой автомат, сказал, где можно взять еще, и попросил лишь об одном:
— Ни звука. Никому. Начнется паника, и все взлетят на воздух. Понял?
— Всесторонне.
— Тогда вперед. Налево и на выход. Помоги Петру, а я тут похимичу. Только помни, он в «камуфляже», как и я.
— Нештяк. Прорвемся.
— Сперва узнай, потом стреляй. Да плащ мой сними, он светлый.
— Ну, якорная цепь! — беззлобно возмутился Федор. — Это ясно.
— Тогда с Богом!
Было видно, что Федор быстро разобрался в ситуации. К тому же, несмотря на крупное телосложение и видимую безалаберность, двигался он мягко, точно и неслышно.
Медик стоял молча, делая вид, что его нет.
— Теперь в восьмую, — шепнул Климов и, скользнув по каменной стене бомбоубежища лучом, вновь выключил фонарь. — Пошли на ощупь.
— Скажите, что там на земле? — раздался женский голос.
— Правда, что там? — сразу же заволновались в темноте.
— Где все те, которых увели?
— Уже идет эвакуация?
— А почему нет света?
— И воды!
— Воды! У нас здесь дети!
Климов придал голосу сочувственно-начальническую интонацию и успокоил всех одним четким ответом:
— Утром будет все. Я обещаю.
Кто-то еще что-то выкрикивал, но Климов не слушал. Надо было пробираться к восьмой штольне.
Идя вдоль стены, Климов неожиданно нащупал металлические поручни какой-то крепкой лесенки, ведущей строго вверх, остановился, попробовал, надежно ли приварена она к ребристой арматуре, и, сняв браслет наручника со своего запястья, примкнул его к скобе одной из перемычек.
— Подожди немного, — шепнул Климов и, ничего не объясняя, ударил Медика рукояткой пистолета ниже уха. Тело того обмякло, точно тряпичная кукла. Пришлось подхватить и уложить на пол.
Пренебрегая своей безопасностью, он прежде всего пренебрегал жизнью людей. А этого он допустить никак не мог.
Освободившись на время от ненужного соглядатая, Климов двинулся дальше, ежесекундно ожидая нападения или же выстрела. Особенно опасность возросла, когда он свернул за угол. Стал приближаться к входу в восьмую штольню.
Умудренное опытом тысячелетий человечество наложило запрет на убийство и порабощение себе подобных, но, как избавиться от страха смерти, не придумало. Опыт чужой смерти — чужой опыт. Сознавая гибельность всего живого, люди не умеют умирать. И Климов не был исключением. Он был один из тысяч, один из смертных.
Климов присел, закрыл глаза. Прислушался. Полная тишина, только громко стучит сердце.
Климов нащупал впереди себя холодный лист металла, понял, что находится у цели. Перед ним был вход в восьмую штольню, в камеру газгольдеров. Осталось набрать код.
«Сейчас включу фонарь и ринусь в сторону», — сказал он сам себе и снова прислушался: до него донесся легкий шорох, кто-то шел за ним, тихо подкрадывался.
Климов включил фонарь, направил луч на кодовый замок и резко ушел вправо, когда отчетливо скрипнуло у него за спиной.
Сзади него стояла девчушка лет восьми, не больше. Испугавшись его выпада, она закрыла в ужасе лицо руками.
— А-а-а!
«Дурак слабоумный», — облегченно перевел дыхание Климов.
— Чья ты, кроха? — спросил он у ребенка.
Климов включил фонарь, и девочка отняла руки от лица. Пугливо вздрогнула:
— Дерюгина Оксана.
«Вот ты какая, — присел на корточки Климов и постарался успокоить девочку. — Имя красивое. Как у моей жены».
— Не плачь, не бойся. Ты, наверное, заблудилась?
— Нет, я ищу папу. Он пошел сюда. Под глазами у девчушки залегли темные круги.
— Его вызвали по делу. Он ведь тракторист. Причем хороший.
— Да, папа — хороший, — сразу согласилась девочка и подняла глаза. — Можно я здесь посижу? Мне страшно возвращаться.