Дойти до ада

…Подъем на небольшой скальный монолит, куда вела едва приметная тропинка от задворок федоровского переулка, занял полтора часа. Но Климов не жалел. Отсюда, со скалы, весь Ключеводск был словно на ладони. Воздух после дождя очистился, ветер слегка утих, но солнце так и не показалось из-за трехзубчатой вершины Острогорки, высокой сумрачной гряды базальта и гранита. Это было на руку. Линзы бинокля не блестели, их отсветы или блики невозможно было обнаружить.

Укрывшись в терновом кустарнике, Климов приложил бинокль к глазам. Два дня назад он просто так смотрел на горы, теперь он изучал театр военных действий. Вполне возможно… боевых. На въезде в город, там, где его едва не раздавил «КамАЗ», прохаживались четверо «бойцов» в десантном «камуфляже», касках и бронежилетах. Еще двое находились рядом, сидели на мешках, наверное с песком… Такими же мешками и шлагбаумом была перегорожена дорога. Перед шлагбаумом, блокируя дорогу, стоял автофургон. В таком фургоне с металлической обшивкой вполне могло быть восемь-десять тонн взрывчатки: аммонала или же тринитротолуола. Вполне достаточно, чтобы взорвать нависшие над въездом в город скалы. Еще в таком фургоне можно привезти два полевых орудия, не говоря уже о минометах… Без них в горах не обойтись, особенно при обороне. Те двое, что уселись на мешки, скорее всего, профессиональные артиллеристы или взрывники, а может быть, то и другое вместе.

Климов отнял от глаз бинокль, потер бровь. Сделал в уме подсчет. Бандитов он насчитывал уже с полсотни. Да еще наверняка были посты на трассе, да засады, в каждой минимум по два человека, а всех засад наберется около десятка, а может, больше… В здании милиции, в здании администрации, возле сберкассы, в его доме, то есть в доме бабы Фроси…

Он снова приложил бинокль к глазам. Оптика была великолепной, и он увидел их. Один сидел за летней кухней, во дворе соседей, что напротив, караулил вход в калитку. Другой поглядывал на улицу из дома через небольшой зазор между занавесками. Ждут-поджидают. Ловят. Один, вон, даже у Петра на гараже залег по-снайперски… Пусть полежит, если устал… если забыл, что фраера по крышам не гуляют. Климов напомнит. Когда-то же их надо учить…

Климов перевел свой взгляд чуть дальше, в сторону… Нет, больше никого… Значит, еще один в сарайчике, а другой в доме… тоже ждут… И Климов вдруг повеселел. Выходит, и Петра найти не могут! Видимо, и он бандитам наступил на хвост.

Сознание того, что Петр где-то рядом, в городе, что его тоже ищут, как и Климова, что он  с в о б о д е н, придало решительности и веселого азарта. Ох, они с Петром, когда сойдутся… расквитаются за маскарад, гусиный шаг и ползанье на брюхе… за все сочтутся, как в Афгане… с душманами.

Память бросила под ноги Климову гранату, он успел отбить ее ногой, перелететь через дувал, упасть, подняться, встретить блоком нож, сломать душману руку и вогнать в него по рукоять чужой клинок с густой арабской вязью. А в это время Петр ломал главарю Байярбеку шею — рассчитывался с ним, взимал должок… Такие игры…

Климов отогнал от себя воспоминания: дело прежде всего. Самая большая роскошь — это пребывать в давно минувшем, отболевшем прошлом.

Климов потер веко, вновь приник к биноклю. Двор шахтоуправления был пуст. Трупы собак и кошек «бойцы» сволакивали за ворота. Расставание «эвакуирующихся» со своими четвероногими друзьями было ужасным. Кошки заглядывали детям в глаза, собаки выли, плакали, скулили, пытались влезть вместе с людьми в автобусы, истошно лаяли и дико огрызались, когда их выволакивали прочь.

Слакогуз запретил брать домашних животных в бомбоубежище: для всех не хватит места и воздуха, а главное, шерсть у животных может быть уже радиоактивная, ведь многие из них были на улице, когда случился взрыв на атомной… Теперь-то Климов понимал, что это был спектакль, большая ложь — и больше ничего. Блеф! От постоянного вранья все превратились в идиотов. Сказали, что тревога, все поверили. Хотя как не поверить? В Чернобыле ведь было то же самое… даже еще хуже: три дня не говорили людям, что они уже облучены и продолжают облучаться. Тоже ложь…

На крыше шахтоуправления четыре человека устанавливали пулемет — зенитную четырехстволку. Явно снятую с какого-то противолодочного катера или эсминца.

Это уже было непонятно.

Климов все-таки надеялся, что жителей запрут в бомбоубежище, возможно, под каким-нибудь предлогом отберут все золото и деньги, потом обчистят дома, все городские кассы, магазины, погрузят все в фургоны, и максимум через семь-восемь часов банда исчезнет, заметет следы, ляжет на дно… Оказывается, не тут-то было. Устраиваются всерьез.

Один из пулеметчиков сел на турель, припал к прицелу, поводил стволами, показал другим, что все о'кей и можно задать жару.

«Готовятся к налету сверху. Значит, чистить будут основательно. Если не что-нибудь другое», — сказал сам себе Климов и стал отыскивать в бинокль двор рудника.

То, что задумал Климов, нужно было сделать чисто. Чтоб все прошло без сучка и задоринки. Подогреваемый мыслью о том, что Петр тоже где-то в городе, а не в бомбоубежище вместе с остальными, он стал спускаться со скалы, почувствовав в себе мальчишескую драчливость, желание поозоровать. Отсиживаться не собирался.

При спуске Климов еще раз посмотрел на город в бинокль, теперь увидел лишь базарчик, угол поликлиники, дом Федора, спуск центральной улицы и перекресток. На перекрестке двое с автоматами стояли у вишневых «жигулей», курили и поглядывали по сторонам.

«Еще один пост, — отметил Климов. — Многовато».

Сейчас необходимо было узнать, где в городе можно раздобыть химические реактивы, йод и кислоту? Желательно синильную.

Спуститься со скалы, спрятать бинокль в кабине трактора и пробраться к школе ему удалось за двадцать семь минут. Почти рекорд. Обойдя пристройку, Климов осторожно тронул дверь школы, прислушался. Дверь была закрыта. Чтоб долго не маячить на крыльце, он вынул из пиджачного кармана ключ-универсал, который есть у каждого уважающего себя вора и честного сыщика, свободно вставил его в скважину замка, легонько повернул… один, два оборота… толкнул дверь — она открылась.

Вестибюль был пуст. Никого.

Кабинет химии располагался на втором этаже, но реактивов, нужных Климову, в нем было слишком мало для его задумки. Надо было где-то раздобыть хотя бы еще столько же.

В поисках нужных веществ Климов спустился в подвал, обшарил в нем все закоулки — благо, обнаружил фонарик в комнате завхоза, — в ящике военрука нашел немного тесный для себя противогаз с подсумком, прихватил с собой; добрался до складского помещения, подергал дверь, сорвал замок, вошел. Мерзкая тварь с глазами-бусинками кинулась бежать. Климов посветил фонариком. Пыль, паутина, грязь.

Когда-то он здесь помогал завхозу, наводил порядок, подметал, вытаскивал и чинил стеллажи. Вознаграждением за труд стала гитара, списанная несколько лет назад, но все еще валявшаяся на складе. Климов починил ей гриф, проклеил корпус, залакировал, натянул струны…

На одном из стеллажей в старом рундуке он нашел все, что искал. И даже больше. За исключением одного препарата, но его он найдет в аптеке.

Осторожно смешав красный фосфор с бертолетовой солью, он нарезал бумаги, сделал около десятка взрыв-пакетов, напоминающих аптечные, в которых продаются порошки от кашля или живота. Затем взял баночку с перекисью бария, флакон с притертой пробкой, в котором находился алюминий: пыль, напоминающая тальк, но только с блеском чистого металла, — и желтую банку с окисью железа. Из смеси этих трех веществ получался термит. Испытанное средство. Если нужно что прожечь, как автогеном.

Климов осмотрелся. Пока вроде все.

Сложил все приготовленное в угол рундука, захлопнул крышкой. Сверху на нее поставил связку книг, обглоданных, должно быть, крысой. Вот еще мерзость! От отвращения он даже сплюнул.

— Тьфу!

Разведчик, сыщик, стреляный воробей и битый опер, Климов просто-напросто не выносил крысиный злобный взгляд, особенно не мог смотреть на голый хвост — его отвратно передергивало, словно било током.