Дойти до ада

Стоя за дверью дощатого туалета, он напряженно вглядывался в щель. Отсюда хорошо просматривались веранда и гараж Петра, и в случае опасности можно было уйти через малинник в заросли терновника — и в горы. А можно обогнуть проулок и задворками добраться до шахтоуправления. Там толчея, давка, паника, а главное, что там — автобусы, машины, транспорт, на котором будут вывозить людей из городка, там явный шанс уйти от Слакогуза. В том, что «рафик» прислан им, Климов не сомневался. Непонятно только было, почему ребята в касках без противогазов? Подсумков у них он не увидал. Возможно, выдадут потом, хотя… тревога атомная, облако радиоактивное…

Зарядил дождь, противный… и пить хочется, и все планы насмарку, и Петра нет, надо же, куда он мог уехать? Непонятно…

Звук работающего мотора заставил Климова насторожиться. Машины он не видел, но ясно понимал, что это не «москвич» — выхлоп другой. И точно, показался «рафик». Во двор Петра вбежали трое. Те же, в касках. Действовали тихо, выверенно, профессионально. Настоящие спецназовцы.

Ждать, что они будут делать дальше, Климов не собирался. Слишком много чести. Наверняка схватил гамма-излучения больше всякой нормы. А у него и так здоровье не ахтец после психушки. Хуже не придумаешь. Климов повернулся, присел и скрылся в зарослях малины.

Двор шахтоуправления был полон растревоженного люда. В центре, стоя на крыше милицейского «УАЗа», возвышался капитан Слакогуз. В руках у него был мегафон. Он разъяснял собравшимся план действий городского штаба гражданской обороны, который возглавил в этот час.

Говорил он сухо, жестко, без обиняков:

— По моим данным, в городе прописано девятьсот двадцать человек. Из них — сто сорок семь детей, триста семьдесят мужчин, а остальные — женщины. Всем им занять места в автобусах. В красных «икарусах» — дети, в городских «ЛИАЗах», вот они, — он указал рукой на три автобуса, стоявших на улице, — поедут женщины…

— Куда? — раздался голос из толпы, и Слакогуз сразу ответил: — Пока под землю. В руднике у нас бомбоубежище.

— Это в седьмую штольню? — поинтересовался тот же голос, и Климову показалось, что интонация спрашивавшего ему знакома. — Туда можно пешком дойти…

— Запрещено! — категорически отрезал Слакогуз. — В автобусы будем сажать по спискам, чтобы никто у нас не пострадал…

Толпа довольно загудела:

— Правильно!

— Чтобы порядок…

— Стариков, детей…

Общая беда объединяет, как бы напоминая людям, что они не вечны, что в минуты паники им всем необходим один указ, один-единственный распоряжающийся. Человек, которому известно: что? куда? зачем?

Непоправимое произошло. Вот и дождались своего Чернобыля. Какие могут быть вопросы, недовольства, прения? Толпа притихла. Затем разом колыхнулась, двинулась к автобусам.

Женщина, которой Климов помог донести вещи до автобуса, забыла что-то дома, но, махнув рукой, обреченно посмотрела на небо, отчего лицо ее сразу покрылось каплями дождя, и пошла к автобусу, вытянув пальцы вперед, как слепая, хотя до двери оставалось шагов пять. Климов не мог смотреть, как дверь за ней закрылась. Свои вещи — сумку и тяжелый чемодан — она оставила в толпе.

Бойцы гражданской обороны, парни в касках, «камуфляже», с автоматами в руках, стояли возле каждого автобуса по двое, скорее наблюдая за посадкой, нежели пытаясь навести порядок. На водительских местах тоже сидели военные. Даже в тех автобусах, которые считались городскими.

Вообще военных было многовато.

Возле шахтоуправления стояли человек двенадцать, тесной группой, восемь человек редкой цепочкой растянулись вдоль железобетонных плит забора, окружавшего просторный двор, на улице и у ворот стояли шестеро, и у фургонов рядом с гаражом топтались четверо.

Когда два красных «икаруса» с зашторенными окнами выехали со двора и повернули к руднику, оставив за собой шлейф черной гари, Климов увидел в толпе женщин Жанну Георгиевну, соседку, помогавшую на похоронах бабы Фроси, и старенькую учительницу по химии, которая ничуть не изменилась с тех пор, когда у Климова проснулась тяга к пиротехнике. Он хотел было подойти к ней, поздороваться, напомнить о себе, но в этот миг мимо него бойцы гражданской обороны провели Юлю, вежливо держа ее под локти. Она была чем-то встревожена, гораздо сильнее, чем другие во дворе.

Видимо, взгляд Климова был такой пристальный, что Юля невольно посмотрела в его сторону. Узнала, попыталась улыбнуться, задержаться.

— Здравствуйте, Юрий Васильевич…

— Здравствуйте, Юля.

Климов шагнул к ней — и тут же в бок ему уперся ствол:

— Гуляй, укроп. Не до свиданок.

Боец, державший Юлю под руку, смотрел в упор пустыми блеклыми глазами.

Климов отступил.

— А где Иван Максимович?

— Он дома, — на ходу сказала Юля, — у него сердечный приступ. Я сделала укол, хочу просить…

Последних слов Климов не понял. Не расслышал. Но то, что у бойца гражданской обороны со спецназовской эмблемой на груди в руках был не десантный и не самозарядный карабин Симонова, которыми вооружались спецкоманды, уловил четко. Пустоглазый ткнул его стволом охотничьего карабина «Тигр». Можно допустить, что для гражданской обороны выделили этот тип оружия, но как тогда понять десантный «камуфляж», значки, эмблемы и шевроны спецподразделений.

Климов проводил взглядом Юлю, увидел, что подвели ее сперва к «УАЗу», но сказавший что-то Слакогуз махнул рукой и указал на шахтоуправление.

Юля уже сама заторопилась к зданию.

«Значит, за ее отцом пошлют машину, — отходя от толпы женщин, решил Климов, — вон как облегченно-радостно, почти вприпрыжку, побежала Юля. Вроде как и не было аварии, тревоги и немедленной эвакуации. Совсем еще ребенок. Идеальный разрез глаз».

Федора Дерюгина Климов заприметил возле старика, который был на похоронах бабы Фроси. Он что-то говорил Дерюгину, а тот лишь кивал время от времени головой. Гривасто-длинные нечесаные космы Федора спутались и намокли. Дождь усилился, ветер крепчал и становилось зябко.

— Мотать тебя набок! — обрадовался Федор Климову и тотчас обнял, шепнул на ухо: — Махнем по маленькой?

— Потом, — ответил Климов, — будет время.

Федор на поминках вел себя довольно сдержанно, пил мало, но сейчас дохнул таким перегаром, что у Климова свело губы гримасой отвращения. Все-таки он пьяниц не терпел. Чтобы скрыть неприязнь, спросил:

— Петра не видел?

Федор тупо посмотрел на Климова и даже отстранился:

— Здрасте вам, ведь вы в соседях, а не… Откуда мне… — Он вскинул голову, забросил волосы назад, пьяно качнулся. — Я же сразу за базарчиком живу, мотать тебя туда, четвертый дом под цинком…

По-видимому, чтобы Климов лучше понял, он взял его под локоть и повел к воротам, показать оттуда, где его «фазенда». Климов хотел спросить, куда так рано мог уехать Петр, но в это время впереди в воротах показался черный «рафик». Климов сразу шагнул в сторону и спрятался за спину Федора, благо, тот был шире в плечах.

— Иди вот так, — шепнул Федору Климов, и они пропустили мимо себя микроавтобус. — Теперь замри.

— Ты че? — стал поворачиваться Федор. — Когти рвешь?

— В прятки играю.

— С кем?

— Со Слакогузом, — в спину Федора ответил Климов и скомандовал, чтоб тот двигался прямо. — В толпу, Федор, в толпу.

Федор уловил суть сказанного и вразвалочку стал пробираться ближе к центру сгрудившихся мужчин. Многие его знали, пропускали вперед, здоровались, просили закурить, подмигивали, щелкали по горлу. Климов делал вид, что движется сам по себе, и вскоре оказался у машины Слакогуза, в первых рядах толпы. Федора он по-прежнему держал перед собой.

В отличие от своего окружения, Слакогуз одет был в милицейскую форму, выглядевшую весьма невзрачно на фоне темно-пятнистых «камуфляжей» десантников и агрессивно-черных костюмов спецназовцев. В этой форме Слакогуз ходил по городу, в этой форме его знали, в этой форме ему верили…

Сейчас он вытирал лицо платком и слушал, что ему докладывал боец из «рафика».