Магия крови

Оказавшись за чертой города, проскочив световую рекламу ресторана «Домик рыбака» и газостанцию, «москвич» миновал железнодорожный переезд и свернул на кольцевую дорогу. Теперь его путь лежал в сторону сажевого завода или психбольницы, настроенный на погоню, предположил Климов. Тогда нужно обходить их, и как можно скорее. К психбольнице ведет узкая дорога через лес, и слежка тогда будет очевидной. Надо обгонять сейчас, пока машины на кольце. Если эти типы не свернут, промчатся мимо, он их все равно достанет по прямой: сворачивать Червонцу больше некуда. Обочина кольцевой трассы — раскисший от дождей чернозем, не говоря уже о густолесье. Так что с трассы «москвичу» не соскочить.

— Обходим и сворачиваем, — распорядился Климов. — К психбольнице. Но так, чтобы не видели они. Сумеем?

— А чего ж, — мгновенно подобрался таксист, и его добродушное лицо стало суровым. — Это мы свободно.

Водитель он был классный, и «москвич» остался позади минуты через две.

Глянув в зеркало и убедившись, что поворот скрывает их от посторонних глаз, таксист дожал педаль до полика, подбавил газу, включил дворники: на лобовом стекле после обгона растекался веер мутных брызг. Опять стал накрапывать дождь.

— Успеем?

— А чего ж, — все с тем же невозмутимым спокойствием отозвался водитель, и машину занесло. — Асфальт сырой. — Он цепко держал руль и всматривался в сумрак. — Где-то здесь…

Перед развилкой он притормозил, и метров пять их протащило юзом. Климов глянул на часы: 22.46.

Скоро спать, а мы не ели, вспомнил он гульновскую присказку и уперся рукой в приборную панель: качнувшись с боку на бок, их «волга» съехала с основной трассы и, разбрызгивая воду, ходко устремилась к слабо освещенным воротам психбольницы. Весь проселок был в широченных лужах.

— Значит, так, — оглядываясь, сказал Климов. — Разворачиваемся и ждем. Я выхожу и прячусь за трансформаторной будкой. — Он указал рукой. — Если наш расчет верен, эти типы будут здесь с минуты на минуту. Как только начнут приближаться, вы отъезжайте.

— А ты? — бесцеремонно осведомился таксист.

— Я остаюсь, — ответил Климов. — Пусть думают, что вы за кем-нибудь из персонала приезжали. Может быть, у вас жена работает здесь или дочь.

— Ну-ну, — кивнул таксист. — А если что?

— А если пронесутся мимо, нагоним их на трассе.

— Чего проще, — разворачивая на асфальтированном пятачке машину, ответил водитель и озабоченно взглянул на Климова. — А как же ты? — Он малость помялся, сделал неопределенный жест рукой. — Один… с двумя-то справишься?

Климов открыл дверцу и пригнулся, чтобы выйти под мелко моросивший дождь.

— Все будет хорошо.

Обойдя машину сзади, он подошел к окну водителя.

— Управлюсь. Только вы, Петр Свиридович, — прочел он имя-отчество таксиста на служебной карточке, — сразу позвоните в уголовный розыск, справитесь через ноль-два, и передайте, где я нахожусь. Пускай подъедут. Скажите, по поручению майора Климова. Пока!

В узком прогале леса, на проселке засветились фары легковой машины. В ту же секунду, взвизгнув колесами, включив слепящий дальний свет, навстречу ей рванулась «волга», и Климов, стоя в темноте, за будкой трансформатора, облегченно подумал, что все пока идет по плану.

Свет автомобильных фар пересчитал копья ограды, и послышался шум работающего мотора. Затем раздалось характерное шуршание колес по гравию, когда машина тормозит, через некоторое время глухо хлопнула сначала одна дверца, затем другая. Вслед за этим стали различаться шаги быстро идущих людей.

Климов весь обратился в слух.

Противный мелкий дождь заливал лицо, темень позднего предзимья от этого казалась глуше и тревожней.

Шаги стихли. Почудился железный скрип тихонько отворяемых ворот.

«Что им здесь надо?» — озадаченно подумал Климов и осторожно выглянул из-за укрытия. «Москвич» стоял почти впритык к ограде, фары у него были потушены, а по дорожке в сторону больничного корпуса быстро двигались две мужские фигуры.

Не по главной аллее пошли, заметил Климов. Заходят скрытно. Низко пригибаясь, он побежал вдоль ограды к левому крылу больницы, куда вела садовая дорожка. Это позволяло ему некоторое время следить за Червонцем и его спутником, но потом он вынужден был перелезть через ограду.

Прячась за деревьями и прислушиваясь к малейшему шороху, он очутился около больницы в тот момент, когда Червонец, оглянувшись, нет ли слежки, жестом показал запыхавшемуся борову на крышу здания. Все делалось загадочно и молча, как-то по-привычному сосредоточенно.

Первым за поручень пожарной лестницы взялся Червонец.

Еще не вполне понимая, что все это значит, к чему такой маневр и какая нелегкая понесла инозема при его тучной комплекции на крышу больничного корпуса, Климов тем не менее решил проследить за дальнейшими действиями добровольных пожарных и затаился, стоя за стволом раскидистого тополя.

Следом за Червонцем по лестнице начал забираться и жирный боров.

Оставаясь под деревом, Климов осмотрелся, наметил наиболее удобно расположенную ветку у себя над головой и, резко подпрыгнув, схватился за нее обеими руками. Оп! Подтянувшись и упираясь в ствол ногами, он быстро взобрался на боковую ветку, присел, прислушался.

Ничего, кроме шелеста не облетевших еще листьев и шороха дождя… Значит, можно лезть выше. Думать о том, на кого он будет похож утром, уже не приходилось. Плащ намок, отяжелел, казалось, что в карманах хлюпает вода. Туфли тоже размокли, подошвы скользили.

Скрипнуло что-то очень похожее на ставню.

Может быть, и не она, но скрип был характерный. Климов замер.

Послышалось глухое чертыхание, и снова стало тихо. Затем, как будто ветер хлопнул незакрытой форткой, скрипнуло еще раз, и послышалось короткое ругательство: «… скорей!»

«Сейчас, — мысленно ответил тому, кто ругнулся, Климов и, стараясь не сверзнуться вниз головой, крепко обхватывая сучковатый ствол ногами, полез вверх. Когда он оказался на уровне последнего, третьего этажа больницы в одном из окон, как раз напротив него, вспыхнул свет. Климов инстинктивно припал животом к стволу и на секунду зажмурился. Затем, вытягивая шею и приподымаясь на носках, заглянул в окно. Нижняя его треть была закрыта марлевой занавеской, но и того, что открылось его взгляду, было достаточно, чтобы начать понимать гнусную суть столь позднего визита двух мужчин в больничную обитель. Сначала он увидел Задереева, который медленно прохаживался по палате от двери к окну, затем его фигура в белом врачебном халате отодвинулась куда-то вбок, и на его месте появился Червонец. Вскоре рядом с ним возникла туша иностранца.

Если Климов правильно сообразил, все они находились в небольшой палате, где с трудом помещались две койки. На одной из них лежала обнаженная девчушка лет тринадцати с кукольно красивым лицом и не по возрасту развернутыми бедрами. Правая рука ее была перетянута оранжевым жгутом, а санитарка Шевкопляс вводила ей в вену какое-то лекарство. Выдернув иглу, она размотала жгут и, повернувшись к жирному борову, сделала книксен. Полы халата разошлись, и Климов увидел, что под ним на ее теле ничего нет. Затем, опустив шприц в стерилизатор, проворно и бесшумно двигаясь по комнате, она вытащила из тумбочки стопку чистого белья и стала застилать вторую койку. Заправляя край простыни, она так нагнулась к стене, что высоко оголились ее бедра. Червонец тотчас принялся расстегивать брюки, а жирный боров грузно подсел к девочке.

У Климова никогда не потели ладони, а тут он почувствовал, что они влажные. Не мокрые от сырости, какой была пропитана древесная кора, а именно потные. Даже майка прилипла к лопаткам. Вот гады! Девочка-то ненормальная…

Волна холодной ярости задубила кожу его щек.

Кто узнает, что над девочкой в больнице надругались? Кто докажет, что насилие над ней совершено умышленно, цинично, хладнокровно, с полной уверенностью в своей безнаказанности? За руку никто не схватит. Кому она нужна, психически больная девочка? Быть может, ей отсюда еще года три не выйти, а за это время…