Страница 13 из 46
Увидев приближавшегося Гульнова, который всегда сутулился за рулем их «жигуленка», Климов стал на поребрик и, как только передняя дверка оказалась под рукой, почти на ходу сел в машину.
— На кладбище.
— За Пустовойтом?
— За Севкой.
— Тогда лучше к нему домой.
— Уже и адрес знаешь?
— Знаю, — с легким самодовольством в голосе притормозил у перекрестка Гульнов и посмотрел направо. — Так куда?
— На кладбище. Домой всегда успеем.
— Тогда вперед.
9
Надгробных дел мастеров они застали в тот момент, когда те тихо-мирно выпивали и закусывали. В тесной подсобке, на газетной подстилке чин чинарем возвышалась поллитровка в окружении железных кружек и стаканов, а сами мастера зажевывали выпитую водку хлебом с колбасой. Все культурненько, все пристойненько. Было их пятеро, настороженно, с вызовом воззрившихся на неожиданных гостей. Кто тут из них свой, кто приблудный, Климов не знал, но Червонца выделил из дружного застолья мигом. Он сидел к нему бочком в своей бурачной кепке и наброшенной на плечи куртке болотного цвета. Худощавый, с угрюмым лицом и цепким взглядом.
— Какие люди, — приподнялся с деревянного чурбака широколицый крепыш в прожженной телогрейке, и уже по одному тому, как он без слов, одним лишь вялым жестом попросил дружков освободить местечко для вошедших, было ясно, кто тут хозяин.
— Ишь ты, — удивился Климов про себя, — знает в лицо, а я вот тебя первый раз вижу.
— Виктор? — он в упор посмотрел на поднявшегося в полный рост здоровяка, и тот недовольно осклабился:
— Ну?
— Пустовойт?
— А то кто же…
Климову показалось, что каждый, кто сидел за столом, сбитым из пустых водочных ящиков, уже приготовился не только к длительному туру препирательств, но и к банальному «сматыванию удочек». Надо заметить, что больше всех занервничал Червонец. И без того тонкие его губы вытянулись в нитку. Посерели. Не спуская с него глаз, Климов поманил к себе Пустовойта, и, когда тот, переступив через чурбак, приготовился слушать, весело спросил: — Что же ты меня с новеньким-то не знакомишь? Кто такой? Откуда? Как зовут?
— Ну, вы даете! — зябко пошевелил плечами Пустовойт и повернулся к столу. — Видали, как надо работать? Уже накололи.
Чувствуя на себе взгляд Климова, парень в бурачной кепке поднялся и упер руки в боки. Наброшенная на плечи куртка придала ему вид нахохленного ястреба.
— Паспорт при себе? — официально спросил Климов и повернулся к выходу. — Поехали знакомиться.
Тот покорно шагнул следом.
Климов не мог сказать, от чего зависит удача, но думал, что зависит она прежде всего от веры в нее. Безмолвствуй, но помни, как учил один хороший китайский философ.
— Ой, да загулял, загулял, загулял, парень молодой, молодой, молодой… — грянул сзади них нестройный хор, и чей-то задиристо-взвинченный дискант горько запечалился:
— В красной рубашоночке, хорошенький такой…
В машине Климов изучил паспорт задержанного.
Фамилия: Филипцов.
Имя: Всеволод.
Отчество: Юрьевич.
Год рождения: тысяча девятьсот шестидесятый.
Уроженец города Минеральные Воды. Прописан в станице Суворовской Ставропольского края. Женат. Дети в паспорт не вписаны. Военнообязанный.
В кабинете Климов предложил ему сесть, спросил: не курит ли? Услышав, что нет, не имеет такой привычки, одобрительно кивнул и позвонил Легостаевой.
Нужна ваша помощь. Кажется, нашли.
— Ой! — задохнувшимся голосом ответила она и сказала, что сейчас подъедет.
Парень сидел насупившись, всем видом показывая, что он сам себе хозяин.
Андрей, прислонившись к стене, ждал возможных приказаний Климова.
— Садись, будешь писать.
Он освободил ему место за своим столом, а сам пошел за понятыми, оставив в кабинете Гульнова. На улице уже стемнело, люди возвращались с работы, и никто не хотел «отвлекаться на пустяки». Наконец ему удалось упросить-уговорить двух девушек, имевших при себе студенческие билеты, поприсутствовать на процедуре опознания. Для пущей убедительности он показал им свое удостоверение. Это произвело впечатление, и они согласились.
Поднимаясь по лестнице, он объяснил им их правовую роль.
Девушки зарделись.
Кажется, теперь они не чувствовали себя дурочками, над которыми решили подшутить.
Косо глянув на Климова, пропускавшего в кабинет студенток, Червонец неприязненно спросил:
— За что вы меня забарыбили?
Поскольку вопрос адресовался непосредственно Климову, ему и пришлось на него отвечать.
— Может, ты не Филипцов, а Легостаев. Надо бы удостовериться.
— Чего?
Взгляд Червонца переметнулся на Гульнова.
— Тюрьку гоните! Решили в «крытую» упечь? Небось концы не вяжутся?
Эта его манера изъясняться с помощью жаргона лучше всякой анкеты говорила о том, что он уже успел «повкалывать на дядю», побывал в зоне.
Климову была понятна такая нервозность. Нет ничего сильнее страха перед неизвестностью.
— Может быть, сразу сознаешься? — взял он один из пустующих стульев и сел возле стола, упираясь в него локтем. — В жизни всякое бывает. Мать простит…
— Какая мать?
Червонец так и дернулся на своем месте.
— Легостаева Елена Константиновна.
Климов внимательно следил за реакцией задержанного. Выдаст себя или нет?
Тот ругнулся.
— Вы что, охренели? Да какой я Легостаев?
Андрей постучал по столу.
Тот понял. Оглянулся на притихших девушек. Раскинул руки.
— Извиняюсь.
Он изобразил нечто вроде книксена на стуле и подмигнул одной из них. Та опустила глаза, а другая, с ярко нарумяненными скулами, презрительно скривила губы. Дескать, получил? Вот и сиди, сморкайся.
У того аж зубы скрипнули. Я, мол, тебя, курва… Но смолчал.
Пока дожидались Легостаеву, Климов еще раз попытался дозвониться Озадовскому, но телефон молчал. И это было непонятно. Такой пунктуальный старик, договорились на восемнадцать тридцать, а сейчас уже четверть восьмого… Где его нелегкая носит?
Убедившись, что, кроме длинных гудков, он больше ничего не услышит, опустил трубку и вышел в коридор. Ему хотелось поговорить с Легостаевой наедине, и, как только она поднялась по лестнице, пошел ей навстречу.
— Добрый вечер, Елена Константиновна.
Глаза ее возбужденно заблестели.
— Спасибо вам, Юрий Васильевич. Он пожал протянутую узкую ладонь и взял ее под локоть.
— Пока не за что.
— Я так волнуюсь…
— Ничего. Все будет хорошо. — Он изо всех сил старался быть тактичным и официально-сдержанным. — Даже если это Игорь и вы его узнаете, а он начнет отказываться, мало ли по какой причине, постарайтесь не сорваться, не вымаливать признания угрозами…
— Да, да…
— Ни в коем случае.
— Я понимаю.
— Лучше все свои сомнения вы мне потом…
— Да, да…
— Все выскажете, но потом. А мы не выпустим его из виду.
— Хорошо.
Теперь она смотрела мимо Климова, как бы спеша проникнуть взглядом в его кабинет, и он, пропуская ее в дверь, подумал, что, если задержанный окажется ее сыном, картина розыска приобретет черты законченности. Останется найти вещи из квартиры Озадовского, и все.
Войдя в кабинет, Легостаева сделала несколько неуверенно-робких шагов по направлению к парню и остановилась, разглядывая его с той простодушной и вместе с тем серьезной внимательностью, которая и смущает, и обезоруживает одновременно.
Что творилось у нее в душе, можно было лишь догадываться.
Девушки вытянули шеи, у Червонца посерели губы.
Момент был чрезвычайно волнующим, поэтому неудивительно, что, когда Легостаева заговорила, голос ее задрожал.
— Мне очень жаль, что все так получилось. Но… — В глазах ее изменчиво-неуловимо промелькнуло внутреннее колебание, — по-видимому, я ошиблась. То есть… как бы это вам сказать… Одежда та, но лицо не его… Это не Игорь.
Голос прозвучал убито, на одной, почти неслышной ноте.