Страница 62 из 79
Последним Кирилла вывели. Стоял тот и смотрел вокруг — впереди виднелся белокаменный город — башенки как у замка, крыши теремов. В ту сторону и толкнули. Пошел и кляп, наконец, поддался — выплюнул.
— Халена где? — рыкнул, спрашивая у здоровяка, что слева его сопровождал.
Молчит. Кирилл у другого спросил — тот же ответ. А вокруг ликуют все, лепестков насыпано — вся трава и земля в них. Народ, пританцовывая идет к городищу, в бубны бьет. Веселье у них, — сплюнул в сторону Шерби. Обернулся и тычок в спину получил. Ерунда — зато заметил, что за спиной четверо неслабых комплекцией мужчин с мечами и у одного сумка его в руках. Вот до нее бы добраться — устроил бы он здесь праздник с фейерверками — после еще бы пару басен о Богах местные фантазеры сложили.
В городище оценил укрепления — башни и стены — хорошо устроились, сволочи, не тупо, как в Полесье. Стены широкие из валунов и побелены, ворота большие, железом кованные, а за ними еще одни, через мост над рвом. Но ров-то плевый, а вот стены высокие — плохо.
Улицы камнем мощены, дома стоят на каменной кладке и где каменные, где деревянные. Везде чистенько и уютно, но лепестки валяются, по ним как по дороге и вели Кирилла. Еще одна стена встретилась, еще одни ворота нараспашку. За ними терем — высокий, красивый. Сам каменный, крыша и навесы, столбцы у высокого крыльца — резные, деревянные.
Площадь перед ним мощеная, вся лепестками услана. Кони справа в углу видны у коновязи, мужики в железе ходят, с мечами, у некоторых арбалеты.
Шерби на крыльцо затащили, по зале с камином, в которой народу море и собаки у входа лежат, протащили и по коридору полутемному, потом вниз по лестнице винтом. Холод — камень вокруг и факелы коптят. Ясно уже мужчине — в каземат кинут.
Так и случилось. Двери железные скрипнули — открыли перед ним служивые гостеприимно и внутрь, в полусырое подвальное помещение впихнули. Сумка следом на каменный пол чуть соломой припорошенный полетела, звякнула. Дверь с лязгом закрылась.
Ладно, — усмехнулся недобро и огляделся: ничего, уютненько. Лежанка в углу, пучок соломы, цепи из стены и кружка глиняная да миска железная, как собаку кормить, на полу.
— С прибытием, — поздравил себя и губы поджал. Сел у цепей, веревки о железо тереть стал, с вожделением на сумку поглядывая. Немного и устроит он им встречу века! Разнесет к чертям весь замок феодалов!
Богутар положил Халену на свою постель и приказал готовить брачное ложе и свадебное пиршество. Оглядел свое богатство, что часу не пройдет женой наречется и спустился вниз, приказав заковать слугу будущей княжны.
Кирилл почти достиг цели, как в камеру вошли воины и мужик с голым торсом, но с кувалдой и какими-то железками в туесе. Все стало ясно — Шерби рванул, что есть сил и порвал веревки. Вломил первому попавшемуся в челюсть сходу — хрустнуло. Мужчину откинуло на товарища, следующий улетел, сбрякав своими железяками. Еще удар, подсечка и не меря сил. Шерби был в ярости и, крошил аборигенов, не разбирая, куда бьет. Он рвался к сумке и к выходу. Одному сломал позвоночник и, подняв, кинул в толпу, что прибывала и прибывала.
Победа была близка, но справиться со всеми воинами, что вламывались в каземат не смог. Его зажали скопом и заковали, приковали к стене.
Он взвыл от бессилия, ткнувшись с силой затылком в каменную кладку: будьте вы все прокляты!!
Воины вытаскивали побитых товарищей и бездыханные тела.
Богутар смотрел, как одного за другим выносят его людей из подземелья и, понимал, что слуга Богини не прост. Впрочем, что он ожидал? Иного и быть не могло.
— Может, не зря светлая дева его побратимом нарекла? — шепнул Кудеяр хозяину.
Мужчина щелкнул пальцами, призывая слугу:
— Яства в каземат, вина доброго, лучшего.
— Будет пресветлый кнеж, — заверил тот с поклоном и испарился.
— Вот что, Кудеяр, — спускаться начал по ступеням рудицей залитым — знатно господарь поработал — что скажешь. — После пира и обряда Гардара возьмешь, повозки нагрузите дарами богатыми — Наймар сам лучшее отберет, и, не мешкая к Мирославу двинетесь. Все как есть обскажешь, что, дескать, дело молодое, враз сговоренное. Повстречались и сголубились. Людей возьми, кои зрили, как Халена дар мой приняла и ответный выдала, чтоб подтвердить могли — по своей воле за меня пошла, по чести все. О свадьбе везде трезвоньте, что, мол, богата была и все чин-чином, как положено. Дары мирянам отдашь, как дань за невесту. В том признание мое их рода и благодарность за славницу, а им дар тот не отринуть — свою Богиню сквернить не станут. Примут дары, тем и союз наш с Халеной примут. Кнежа к нам приглашай по осени. Сейчас мол, дел много, не усидим, да и молодые, миловаться бы все, сам мол, пойми. А по дрязге после жатвы ждем, али сами наедем. И про побратима, что с Халеной прибыл обскажи — мол тоже свидетельствовать может — было, сами сговорились, сладились. Оженились как нашими обычаями положено, наряд соблюден и на том род весь на нашей свадьбе гулявший порука. Ясно ли тебе?
— Ясно, — улыбнулся лукаво. — Гонца к батюшке слать?
Богутар улыбнулся — светло на душе, сердце колышется в сладкой трели по соколице, что вскорости женой станет.
— Шли.
— Сей час сделаю, — поклонился и вверх по лестнице рванул, стражников за кнежем идущих огибая.
Перед Богутаром дверь в темницу отворили, прошел махнув охране, чтобы осталась в коридоре.
Взгляд полный гнева и презрения встретил, но свой не отвернул. Постоял и прошел к лежанке, сел и уставился на мужчину:
— Как звать, величать тебя, побратим девы — воительницы?
— Слушай сюда, абориген хренов, — процедил Кирилл, искренне жалея, что взглядом загрызть нельзя. — Если с головы Халены хоть волос упадет!…
Кнеж ладонь выставил:
— Речь не идет. Сам за то голову срублю любому. О том печаль не держи — сто нянек и сражников за соколицей ходить будут, сто служанок и сто слуг ее приказы исполнять, только слово молвит и в том зарок кладу.
Кирилл чуть успокоился, но злоба все равно разрывала:
— Сука ты, урыть тебя мало. Болеет она, присмотр за ней нужен.
— Хворая? — насторожился — что ж и это на руку. Теперь уяснил, отчего свезло ему и богиня не прочуяла замысла. — Знахарей лучших приглашу — будет здрава. О том разговор отдельный. Теперь о нас пойдет речь — кто ты Богине — друг сердечный, верно я спознал?
— В сердце ее другой друг.
— Но в твоем она. Видел я глаза твои и взгляды что на нее устремлялись. Верно ли, что своей назвать хотел?
— Тебе какая разница? Отпусти ее и меня — миром разойдемся, прощу, хоть и признаюсь, горит у меня, так порвать тебя и свору твою хочется. Но миром отпустишь — уйдем, а нет… Мало людей сегодня потерял? Обещаю — всех потеряешь. Я вас вырезать буду, как опухоль, давить, как насекомых. От города твоего камня на камне не оставлю.
Богутар внимательно выслушал его и поверил сразу — может.
В камеру слуга протиснулся бочком, кувшин вина поставил кубки и корзину с яствами: гусь запеченный, пироги, яблоки. И пятясь испарился, дверь прикрыл.
Богутар разлил вино, кубок мужчине подал, тот взял еще надеясь миром дело решить — ждал, что кнеж скажет.
— Великим господарям кнежи вино наливают, остальным слуги льют. К тому я это, что уважение тебе выказываю, честь великую оказываю. Второй раз. Собачится с тобой не хочу, ворогом ты мне не нужен, а и я тебе. И ладно было бы миром все решить.
Кирилл руки поднял, выказывая кандалы:
— Вот что мешает.
— Это не надолго. Грозен да буен ты, оттого и кован. От греха.
— Что тебе надо от нас?
— От тебя ничего, от соколицы сам возьму, да взял уже, — улыбнулся, спокойный, расслабленный. Кирилл в его речи паршивый подтекст почувствовал. Откинул кубок, только вино в разные стороны брызнуло, качнулся к мужчине:
— Слушай ты, урод, с тобой смотрю по-человечьи никак. Тогда слушай — пальцем ее тронешь, конец тебе.