Страница 13 из 46
Справа, из пролома в ограде показалась вихрастая голова и два любопытных голубых глаза уставились на девушку.
— Привет! — хмыкнула.
Глаза моргнули, появился испачканный нос, а потом и весь хозяин данных достопримечательностей — мальчик лет восьми в порванной рубахе.
— Здрава будь, — прогудел степенно, нарочно подражая взрослому мужчине голосом. Дитя еще, чтоб бас воспроизвести. — А девкам меч не положен.
Халена улыбнулась:
— Ты чей будешь?
— А вот того брат родный, — ткнул пальчиком в сторону Трувояра, что стоял, лошадь в печали оглаживая.
— Жив значит, потеря! А что ж не идешь к нему? — удивилась Халена.
— Осерчает, бить будет. Рука у него тяжелая, как врежет, — шмыгнул носом.
— Не бойся Нежан, он тебя обнимет! — заверила. — Беги, порадуй его!
— Не-е, — замялся, робея.
— Беги, сказала! А ну! — поддалась к мальчику, подгоняя. Того сдуло к брату.
— Нежан!! — закричал Трувояр, увидев постреленка, рванул навстречу, подхватил на руки. — Жив, жив!!
Халена рассмеялась, искренне радуясь за братьев. И все ж радость радостью, а пора и рутиной заняться. Скинула куртку, морщась от боли, посмотрела на свет: неслабая прореха. Значит и на спине рана немаленькая. Да ничего, заживет.
— А ты Халена, да? — раздался детский шепот из-за ее спины.
— Ну? — насторожилась.
— Воительница, да?
— Дружник князя Мирослава.
— Ты вправду богиня?
— Нет.
— А бают, да.
— А тебя, бают, Лукерьей зовут.
— А вот и неправда твоя! — вылез из зазора меж бревен мальчик лет десяти. — Михеем меня маманя кличет, а други Миха.
— Красивое имя. А скажи Михей-свет, уж не ведаю вашего отчества, отрок, водицы да тряпицы не найдете ли?
Мальчик кивнул с улыбкой и опять скрылся за бревном. Девушка хмыкнула: дети везде и во все времена одинаковы.
Вскоре мальчик принес кувшин да тряпицу. Халена с жадностью выпила половину воды, на себя часть вылила, прямо на макушку, что солнце нагрело.
— Хорошо, — обтерла лицо. Смочила ветошь и давай меч чистить. А мальчик, открыв рот, рядом на корточки присел, пытливо то на девушку, то на ее оружие поглядывая.
— Знатный клинок, — заметил с достоинством и знанием оружия. — И рубилась ты знатно.
— А ты видел?
— А тож? Мы вона с другами лестницу приставили и ну, в аспидов каменюками кидать. Я одного точно зашиб, — выдал гордо.
— Где сейчас твои друзья?
— Лютика маманя в подмогу зазвала. Домина у них погорела малость.
— А твой дом?
— А чего ему? Стоит. Сеструха с маманей знахарят, Костяй коней пристраивает.
— Угу, — кивнула Халена. Последнее пятнышко оттерла с лезвия, придирчиво клинок оглядела и встала, поморщившись: болит плечо.
Посмотрела вокруг и нахмурилась: мужики Полянские на оглобли степняков скидывали и к лесу отвозили. Да не то ей не понравилось, а что тех, кто ранен, добивали. Миряне ночью тоже не щавель собирали, а по утру безоружных убивать и не мыслили.
— Не сметь! — подлетела к мужчине в узорчатой рубахе и своим `Громом' его меч остановила. Зависли клинки над лицом молодого степняка. Тот за грудь держался, с ужасом на них взирая.
Мужчина оттолкнул Халену и развернулся, приготовившись напасть, да увидев, кто перед ним, замер. Девушка же драться не собиралась, оперлась на меч, презрительно оглядывая вояку: ладный, ничего не скажешь — волос пышный, каштановый, глаза что у оленя, взгляд острый, внимательный, на симпатичном лице, на правой скуле шрам, над губой усы топорщатся.
— Дальше что? — кивнула на выставленный клинок. — Порубишь?
Мужчина прищурился, губу пожевал и меч опустил:
— Никак сама Халена-воительница?
— Ничего себе у вас почта работает. Я тебя знать не знаю, а меня, смотрю, уже каждый дуб в округе в лицо признает.
Мужчина голову набок склонил, щуря глаза. Видимо так мыслительный процесс в его голове проходил быстрее. Дошло, плечи расправил, взгляд отводя:
— Борзо ты речешь, воительница. Не по годам дерзка. Я князь Малик.
— Приятно познакомиться, — хмыкнула.
— Почто за супостата встала?
— Он ранен, а раненых добивать последнее дело.
— Да знаешь ли ты, что они на нашей земле учинили?! — взвился князь.
— Осади. Знаю. Только мы — не они. Хочешь вровень с ними встать?
Малик прищурился, пожевал губу и вздохнул:
— Ай, хитра ты… Что ж мне посеченных ворогов в терема несть да брагой потчевать?
— Перевяжи да отпусти с миром. Пусть разницу знают меж честным воином и вором.
Мужчина головой качнул, задумчиво поглядывая на тела убитых:
— Знаешь ли ты, сколько полегло? — почти прошептал севшим голосом. — Почитай и трети от рода не наберется. Под корень рубили: деток, женок… Ладно, будь по-твоему, пущай живет этот.
— А другие?
Спросила да ответа не услышала — рев побратима весь диалог испортил:
— Халена?!! Халена!!… - что медведь в брачный период орал Гневомир, бодро шагая по полю.
Девушка, застонав, закатила глаза: ой, нянюшка!
— От ты где! — рявкнул нависнув, развернул оглядывая.
— Отстань! — обозлилась девушка, морщась — задел рану лапищей медведь.
— Посекли! — ахнул и князя, наконец, заметил, поклонился и почти ровным степенным тоном произнес. — Здрав будь, княже, на долгие годы.
— А и тебе не хворать, Гневомир, знатный муж Мирослава воинства, — чуть качнул кудрями в ответ Малик. На врага уставился. — Никак приглядом за воительницей поставлен? Веди-ка ее, голубушку, во двор. Гостями будьте дорогими, великими. Бабы снедь сбирают на столы — чем богаты.
— Угу, — все понял Гневомир. Халену в охапку хвать и за тын.
— Отцепись! — рявкнула та ему в ухо.
— Слышь, что воительница говорит, пусти, — преградил дорогу Миролюб, встал у пролома как вкопанный, уставился на побратима, с ленцой кадык почесывая.
Гневомир такой наглости от сотоварища не ожидал и растерялся, выпустил брыкающуюся девушку.
— У-у-у!! — погрозила та ему кулаком и к бочкам пошла. Нырнула по пояс, смывая пыль, грязь, пот и кровь. — Уф-ф! Хорошо!
— Ну, ты ретив, — набычился парень на Миролюба, а тот как ни в чем не бывало развернулся да к терему пошел. Хлопнулся в теньке на лавку под навесом, напротив бочек. Халена волосы мокрые пригладила, рядом села, двор обозревать:
— Однако суета…
— Да-а…
— А семечек, конечно, нет?
— Нету.
— И хлебца?
— И хлебца.
Гневомир, открыв рот, переводил обалдевший взгляд с одного на другую и силился понять — над ним они издеваются или головой повредились?
— Жаль, сейчас бы киселя…
— Со смородиной…
— Можно с клюквой…
— Оно даже лучше.
— Да-а…
— Тьфу ты! — сплюнул Гневомир и потопал к женщинам за хлебом. Минуты не прошло, вернулся с караваем. Разломил на три части и, бухнувшись на лавку, протянул кусок Халене:
— Чего б без меня делала воительница?
— Сухари б сушила, соколик, — буркнула, передавая хлеб Миролюбу. Тот взял, начал степенно жевать. Гневомир крякнул с досады, второю краюху девушке отдал. Свою жевать принялся.
— Вельми-и, — протянул Миролюб, разглядывая серый мякиш.
— Угу, — согласилась Халена. — Вкусно.
— Водицы б, — размечтался Гневомир. Тут как по заказу Михей появился. Отдал Халене куртку да кувшин с водой протянул.
— Здрав будь, отрок, — довольно улыбнулся Гневомир. Мальчик смущенно покраснел и юркнул в сторону, в гущу воинов да женщин.
— Зачем ежику звездолет? — задумчиво протянула девушка, разглядывая в прореху куртки солнце.
— Чаво? — озадачился побратим.
— Того, — буркнул Миролюб. — Жуй да помалкивай.
— Энто чаво, вдруг, помалкивай? — вытянулось лицо Гневомира.
— Хватит вам ссориться, — поморщилась Халена. Куртку на колени положила и кулаком подбородок подперла, хмуро поглядывая на дружников: вон Мерила — жив, только повязка на предплечье. А Лютабор и Вологар о чем-то с Горуздом да Маликом разговаривают, Авила девке курносой улыбается. Трувояр с братиком на траве сидят, хлеб едят. Все так и что-то не так.