Противостояние

Николай ему ее отдал, поморщившись: накрыло видно кого-то конкретно, так что только клочки полетели.

Книжку открыл, разлепляя ссохшиеся кровью листы. Уставился на фото и… оглох, ослеп. Выронил документы, зашатался, оглядываясь: куда-то надо, но куда? Душно, — рванул ворот гимнастерки. Губы побелели, лицо серым сделалось. Закружил с совершенно безумным взглядом: Лену искал, а ее нет…

Мишка спрыгнул вниз, заметив, что с майором не хорошо, но был отодвинут Семеновским. Майор подобрал книжечки, открыл, глянул и снизу вверх уставился на Санина: звиздец…

— Водки найди, — бросил Мишке и за комбатом.

А тот идет куда-то и оглядывается, шатается, запинается, чувство, что ноги не несут.

И вдруг осел и дико закричал, впившись пальцами в траву.

Все в округе притихли — жутко сделалось, показалось не человек — зверь раненный кричит.

Грызов явился, глянул на Санина и уставился на Семеновского: что за?…

А тому без него муторно, и что делать — иди пойми.

Белозерцев фляжку ему в руку сунул и на комбата кивнул: ему, как просил. Мужчина перед ним присел, фляжку в руку вложил:

— Выпей Коля. Выпей!

Николай уставился на Владимира, а кто перед ним не соображает.

— Выпей! — процедил, к губам поднес. Майор автоматически хлебнул и свернуло, скрутило, лицо судорогой исказило: больно от горя, и так, словно его разорвало. Лучше бы его…

Фляжку выронил, губы оттер и сидит стеклянными глазами в землю смотрит: пусто, тихо и больно до одури, до пелены перед глазами. И не понял, что слеза покатились…

Грызов хмурился, вопросительно на Мишку глядя. Тот плечами пожал и на политрука кивнул: я не в курсе, а он да.

Семеновский фляжку подобрал, выпрямился, сам из нее хлебнул. Рукав к носу прижал, отдышался и капитану отдал:

— Помяни, — прошептал.

"Кого?" — застыл в глазах Федора вопрос.

— Жену, — бросил, кивнув на комбата и, отошел, сел на траву, закурил. Санина лучше сейчас не трогать, а вот в бой пойдут присматривать. Не иначе смерти будет искать.

Мишка и Федор рядом сели, смотрят на майора, а тот как замерз.

— Как же? — спросил Белозерцев.

— Прямое попадание.

Грызов из фляжки водки хлебнул и ощерился:

— Сука война… Сука!

Николай будто сам умер, ничего не чувствовал и отупел — понять ничего не мог. Леночка? Да нет же… Леночка?… Ведь он все сделал, чтобы она не попала в бой.

И словно наяву слышал ее смех, словно вот она — видел ее и в толк взять не мог — почему она? Как это? Почему он жив, а ее нет? Не может быть, не бывает…

Лопнуло что-то внутри, как ее залитую кровью фотографию увидел, и словно воздух кончился, сам мир накрылся. А зачем он, если Леночки нет?…

Сколько сидел в прострации не знал, только почувствовал, как по плечу кто-то похлопал. Взгляд вскинул — Семеновский:

— Пора Коля.

Голос глухой, взгляд с сожалением и сочувствием, а ему что это сочувствие? А Леночке?

Поднялся, руку протянул: документы ее отдай.

Политрук без слов понял, протянул. Николай в одну точку глядя в карман свой положил и поплелся на позицию — выступать надо, выступать…Надо?…

Кто-то орал на нее. Она видела искаженную гримасу, но не слышала слов.

— Ладно, перевяжите ее. Утром особисты приедут, заберут, — бросил лейтенант и корочками по ладони шлепнул. — Ну, идиоты, а? Послать бабу с фальшивыми документами! Хоть бы рожи похожие подобрали, что ли!

Утром машина Банги подошла вместе с грузовиком с нарядом особистов.

Генерал вылез, хмуро глянув на них: опять кого-то возьмут. Главное, чтобы не его человека.

— Иван, вызови военврача сюда, — бросил ординарцу. Ничего, ножки молодые, резвые. А он пока у крыльца постоит, покурит, чтобы людей чином своим не пугать.

— Есть, — бросил ординарец и двинулся в госпиталь, огибая носилки с раненными. Похоже горячо на фронте.

К главному лейтенанты вместе подошли, переглянулись. Особист первым заговорил:

— Прибыли за шпионкой.

— Генерал Банга ждет вас внизу, — отрапортовал второй.

— Эээ… Хорошо. Дина?! — крикнул санитарочку. — Проводи товарища лейтенанта к шпионке. А документики у дежурного, он у палаты. Седьмая, товарищ лейтенант.

— Найдем, — заверил тот сухо. Патруль двинулся за санитаркой, а военврач вниз за ординарцем генерала, на ходу застегивая халат.

Банга оглядел лысоватого майора медслужбы, застывшего перед ним на крыльце и прислонился к перилам, отходя в сторону, чтобы не мешать снующим санитарам и раненым:

— Генерал Банга, — представился вяло. — Ночью к вам поступил мой человек. Одет в гражданское, по документам: Пастышевский Вадим Михайлович. Лет около тридцати пяти. Ранение предположительно в грудь.

Мужчина с минуту соображал, выискивая воспоминания больше в лицах мужчин во дворе, чем в своей голове и очнулся, закивал:

— Да, да. Поступил около двенадцати ночи. Именно проникающее в грудь, осколочное. Но он умер, не приходя в сознание.

Банга чертыхнулся про себя: накрылась связь с партизанским отрядом. А он как раз на линии прорыва войск и очень мог бы помочь.

— Вы уверены?

— Ааа? Да, да! Посту… Постышевский, гражданский. Он только один и поступил.

Лену рывком подняли с кровати, вырвав из забытья. Толкнули к дверям, а она не то что идти, стоять не может. Голова чугунная, плывет все перед глазами и звездочки мелькают. Ее под руки подхватили, потащили вниз, ноги о ступени забрякали. Девушка все пыталась голову поднять, спросить, что происходит, но сил не было.

Лейтенант отдал под козырек, увидев генерала на крыльце и, получил ответное приветствие. Артур оглядел девушку, висящую на руках конвойных: голова перевязана, лицо слева мелкими царапинами иссечено, из-под повязки от бурого пятна на виске вмятина с синевой, а в разрез исподней рубахи грудь видно. Девка. Глянула на него — взгляд пустой, безжизненный, и голову свесила. Интересно, за какие «заслуги» взяли? Впрочем, не интересно.

Махнул лейтенанту — свободны, опять к врачу обратился:

— Документы Постышевского где?

— Ааа?… Здесь, у меня в кабинете.

— Принесите.

— Ааа… Сейчас!

И суетливо ринулся в помещение.

Генерал вытащил папиросу, поглядывая на погрузку раненной в грузовик. Эффектно. Закинули как тюк, только сбрякала головой, борт давай закрывать.

Иван ему спичку с огоньком поднес, генерал закурил и замер: что-то не так. Эта женщина кого-то ему напоминала.

Постоял и к лейтенанту подошел:

— За что арестовали?

— Шпионка, товарищ генерал! — вытянулся тот.

— Так и сказала?

— Нет. Привезли ночью, перевязывать начали и обнаружили что документы на одно лицо, а лицо совсем другое.

— Покажите, — руку протянул. Лейтенант помялся — не положено. Но попробуй генералу перечить — вынул из кармана, подал.

"Лейтенант Осипова" — прочел и задумчиво на офицера уставился: ничего фамилия не говорила, а вот лицо, нет, ни той, что на фото в документе, а той, что в кузов сгрузили, что-то все-таки будило внутри. Память не отвечала — кто, но выдавала одно — знакома.

— Откройте кузов, вытащите ее, — приказал, сам не понимая, зачем ввязывается.

— Товарищ генерал, — заканючил лейтенант.

— Вам приказ неясен?!

Тот понял, кивнул ребятам. Рядовые нехотя борт опять открыли, за ноги девушку к краю подтянули, встать на ноги перед генералом заставили, зажав с двух сторон. Только все равно не стояла — висела.

Лена щурилась, пытаясь сфокусироваться и понять хоть что-то, различить хоть одно лицо, но все пятнами было — пятно темноты, пятно света — не разглядеть за ними ничего.

Банга в лицо ей заглянул и чуть не присвистнул: вот так встреча!

— Это моя, — бросил безапелляционно лейтенанту. — Грузите ко мне в машину. И аккуратно! — прикрикнул, вспомнив, как девушку кинули в кузов.