Страница 31 из 41
— Это не так легко, как кажется, выстрелить в человека, который смотрит на тебя. В человека к которому ты не испытываешь ненависти, человека, который не соперник тебе, не враг, ни чем тебя не задел, ничего плохого не сделал, человека с которым ты познакомился и точно знаешь, он — свой. Это не война, сержант Варлеев, я — не Дух.
Речь казалось, не произвела впечатления на мужчину. Но Андрей вздохнул:
— Он прав. Опусти ствол, Миха, — и осел прямо на пол, взъерошил волосы на голове. — Полсуток тебя знаю, а ты мне уже все нервы вытянул!… Рус, да? Армейская разведка? — и сплюнул в сторону. — У тебя в группе поэт был, стихи классные читал. Лорка. Я его хорошо запомнил.
— Его звали Женя. Евгений Белянин. Он читал стихи Гарсия Лорки. Потом парня "Ночная птица" сняла.
— Было. Эту суку сколько не ловили, никак взять не могли, а потом само рассосалось. Видно левый кто-то постарался. А ты с группой в плен попал, но счастливо отделался.
— Было.
— Говорили: покрутили да в чисто поле выкинули. Чудеса просто. Ребята не верили.
— Факт.
— Кто у вас за Чапая был? — прищурил глаз Варлеев.
— Чапай и был. Вася Шесторенко.
— Слышал я про тебя. Ладно, поговорим, везунчик, — убрал пистолет за пояс брюк Михаил, ногой табурет пододвинул и хлопнулся на него. — Чего тебе от нас надо?
— От вас — ничего.
— Ну, от Витальки.
— Где вы ее нашли?
— В детском доме! — буркнул Андрей.
— Какая разница? — спросил Миша.
— Большая. Кто с вами был?
— Нас много было. Четыре взвода на прочес кинули. Штабные навернулись с вертушкой. А район поганый, духов в каждой щели, как тараканов в общепите.
— Нашли?
— Двоих. Трое в хлам.
— Без боя забрали?
— Абсолютно. Духи, как вымерли, чудно даже было.
— Виту по дороге туда или обратно нашли?
— Ну, обратно.
— Понятно, — вздохнул. Знал Арслан об акции «федералов», потому рисковать не стал, шуметь, зажимать штабных. Свои дела решил быстро: Виту в расход, Руса с ребятами — на фиг. И чисто в селении. Мирные жители и только. Не нужна была ему заваруха.
Почему?
"Чистым" хотел остаться? Зачем? Почему это было так важно для него?
— Про Дагаева слышали?
— Тот, что группировкой местной руководил, козел старый?
— Тот, кого ты прощупать через дружка хочешь? — спросил Андрей. — Был такой, Дагаев — "Белая рубашка". Интеллигент хренов. Так по этой рубашечке шмальнуть хотелось, что палец о курок чесался. Грязь, кровь, бардак, а он в белой рубашке, как с какой-нибудь конференции на симпозиум. Бред! Кто-нибудь его бы точно снял, не те, так эти, я уверен был, хоть и все знали, лоялен он, даже помогает нашим. Но раздражал сука, до спазма печени.
— Жив.
— Значит, ты его щупаешь? Не перекрасили его рубашечку в красный цвет? Повезло. И что?
— А то, что он учился в Грозном с сестрой Виты. Потом ее семья погибла, а он в благодетели для девчонки записался, в свой тейп привел, у тетки устроил. Любовь к русским, тем более женщинам, ты знаешь. Шансов у нее выжить было, один на миллион. А когда сам Дагаев, племянник, кстати, того князька, к своим приводит русскую, за невесту выдает, совсем другой коленкор. Другое — зачем он это сделал? Простую девчонку — иноверку дядя бы не потерпел, и плевать, что там племянник хочет. Понимал то Арслан или нет, не знаю, но чувствую, что есть что-то за всем этим. Кто были родители Виты? Чем она была выгодна Дагаевым даже после смерти родителей? Вряд ли она сама представляла интерес. С женщинами у козлов один разговор был, и какой, не мне вам рассказывать. Никто бы с ней не миндальничал, а ее берегли.
— Угу. Так берегли что… — сверкнул глазами Андрей и отвернулся.
— Ее изнасиловали, очередью прошили и контрольный в голову сделали, — хмуро поведал за друга Миша. Оба помолчали и обоим одно и тоже привиделось…
Чечня. 95 год
Ворон кружил над травой. Вокруг ни души, а он кружит.
— Чего-то там не так, товарищ старший лейтенант, — кивнул на заросли травы под обрывом рядовой Свирский.
— Вижу, — процедил тот.
Хайрулин огляделся: вроде никого. И ткнув пальцем в сторону Варлеева и Хомягина, жестом указал на заросли: сходите и посмотрите. Парни рысцой и перебежками туда и выпрямились во весь рост, застыли, как изваяния.
В первый момент Мише показалось, что глюк у него, «фазу» в голове замкнуло, как бывало здесь нередко и с повидавшими, с теми, у кого крепкие нервы. Он же, первогодок этим похвастаться не мог. С марта он в Чечне, а все мутит от вида крови, колотит мелкой противной дрожью в пиковых ситуациях и орать хочется, уши зажав.
Вот и сейчас стоял и морщился, сглатывая ком дурноты, вставший в горле, дрожал как осина на ветру, а глазам все равно не верил. Лежала перед ним красивая русская девчонка и синими глазами в небо смотрела. И так хотелось заорать на нее: какого рожна ты тут делаешь?! И в шею, пинками к маме, папе, к кому сам бы побежал… но эта уже не добежит. Во лбу дырочка, висок в крови и платье, а ткань на груди, как прострочена.
И вдруг всхрип, протяжный как у старухи вздох, губы судорогой подернуло и опять мертвая, опять тишина.
— Мать моя!… Она жива, — пролепетал Хомяк и закричал забывшись. — Товарищ лейтенант!!
Миха его в бок автоматом: заткнись ты! Хорош духов радовать!
Тот не заметил, ребята уже к ним ломились, окружили. Хайрулин подлетел и по голове костяшками пальцев:
— Ты баран!!…
И смолк — девчонку увидел.
— П… — протянул кто-то.
— Она… это, дышала, — растерянно прошептал Хомяк. Лейтенант над девушкой склонился.
— Сдурел, рядовой? Какой к хрену дышать? Легкие простреляны, контрольный как звезда горит, — тьфу, сплюнул с досады. Не место жали на войне, да и жалелки на всех не хватает, а тут… Маты одни!
— Наша, — прошептал кто-то. — С такой бы на танцы…
— Потанцевали с ней уже боевики, — буркнул мужчина, подол платья поправляя. И дернулся в сторону, услышав хриплый, клокочущий вдох.
— Жива! — Андрей в потрясении соседа оттолкнул, на колени рядом с ней встал. Ладонь на сонную положил — бьется пульс. Чуть, а жизнь в девчонке теплится. — Жива! Точно говорю!
Бред! Подумать так только то, что русская молодая девочка в этом аду — уже бред, что с контролем в голову и жива — вовсе в голове не укладывается. Но только один хлипкий шанс дай пацанам и не остановить — засуетились, кто, за чем полез, аптечки, фляжки со спиртом все в круг:
— Перевязать…
— До наших дотащим…
— Хирург классный…
— Отставить!! — рявкнул лейтенант, сам пульс проверил под пристальным взглядом бойцов и тяжелого — Шустрикова. Заподозрил тот, что кинуть девушку Хайрулин решил, оставить. И только бы он слово сказал — в горло бы ему вцепился.
Нельзя надежду отнимать у осатаневших от смерти, нельзя! Она же, как знамя, как стяг, пока жива они живы, как эта девушка — выживи и им в смерть больше не верить.
Хайрулин смерил парня хмурым взглядом, фляжку свою открыл, капнул на губы раненой — спиртом запахло, губы скривило и хрип послышался.
Жива. Хоть как крути — жива. Живых не бросают! — кричал взглядом на него Андрей.
Кто-то уверенно заявил:
— Дотащим.
— Кто-то в офицеры записался?!…
И выругался грязно, протяжно, всю злость что в душе накопилась вкладывая.
Не довезут, не выживет — это ясно, но так же понятно, что оставить нельзя. Даже если бой, даже если духи сейчас набегут — нельзя. Против естества и души это, против всего святого, что еще в сердцах теплится.
— Взяли, — приказал глухо. — Нежно взяли, как мать родную. Остальные рассредоточились и прикрыли. И перебежками до «коробочек»!
С молитвой всем святым, — чуть не добавил да только сплюнул в сторону: какие святые здесь? Здесь Дьявол лютует, его это война, его территория, раздолье. Гребет падла, души лопатой.
Бойцы как взять девушку не знали, затоптались — Андрей решился. Заклинило, что-то в его голове и очень важно было вытащить синеглазку, пусть самому лечь, ее вытащить. То что от него это не зависело — не понимал, знать не хотел.