Страница 42 из 44
— Но где у Него гарантия, что я вмешаюсь? — все еще сопротивлялся зверек.
— Да нет у Него никакой гарантии, но вложил же Он тебе все, что для этого надо! Хвост, лапы, ум, интуицию, беспокойство… понятие о добре и зле, наконец! Как вообще можно не вмешаться, когда зверек и зверюша мокнут под кустом?!
— Нельзя, — сказал Филя. — Это точно, нельзя.
— Ну вот! Я вообще понимаю, почему ты так долго не догадывался, — сказала зверюша. — Это естественно. Это как если бы сыщику пришлось искать самого себя. Ты все ищешь — где Бог, где Бог, почему не вмешивается?! А Он вмешивается, и вот ты! Ты Его солдат, Его палец, если угодно… и тогда какие претензии?
— Но откуда же мне знать, что Ему нужно? — озадаченно спросил зверек.
— А, да все ты прекрасно знаешь, — отмахнулась зверюша и пошла в кухню делать зверьку чай.
Филя задумался и понял, что действительно все прекрасно знает.
…Разумеется, он не остался со зверюшами и даже не допустил, чтобы его именем назвали улицу, ведущую в лес. Она так и осталась Лесной. Он по-прежнему живет в лесу, но уже не потому, что хочет там уединенно размышлять, а потому, что должен же кто-то осуществлять Божественные задачи непосредственно в лесах. И мало ли кому из зверьков и зверюш еще взбредет в голову заблудиться. Теперь ему легче отслеживать такие вещи, потому что Петя, как легко было догадаться, переселился к нему. Он тоже открыл в себе тягу к одиноким размышлениям, а главное — к осуществлению Божественных задач в лесах. Зверьки совершенно не мешают друг другу — Филя заполняет дневник наблюдений за природой, а Петя молча лежит у печки и смотрит в огонь. В огне возникают и исчезают гигантские световые башни, трещат сучья, — это выстрелы, — и полыхают крепостные стены. Там добро борется со злом, и каждый может сделать свой выбор совершенно самостоятельно. Все необходимое для этого у нас уже есть. Вопрос «зачем?» не волнует ни Филю, ни Петю. Этот вопрос возникает только у тех, кому делать нечего. А у тех, кто чувствует себя призванным на действительную службу по спасению мира, есть дела поважней.
ЗВЕРЮША И ТОЛСТЫЕ БАБОЧКИ
Один довольно-таки усатый зверек шел по лесу в скверном расположении духа. У него с утра порвались ботинки, и пришлось идти пешком, и хотя земля была теплая, настроение все равно испортилось. Шел он в лес проверять капкан, который ставил на медведя. Каждый зверек мечтает поймать медведя, поэтому зверьки всегда ставят капканы, хотя медведи никогда не ловятся в них. И отлично: что бы зверьки стали делать, если бы медведь все-таки поймался?
И вот, не доходя до капкана, почти не видного из-под папоротников, зверек услышал нескладную песенку, исполняемую тоненьким голоском. Зверек тут же сделал вид, что ему все равно, но подошел поближе, потому что ему было любопытно. Замерев в колючих молодых елках, зверек увидел чрезвычайно маленькую зверюшу с большим голубым бантом между мохнатых ушей.
Зверюша куда-то шла, но куда, сказать было невозможно, потому что шла она очень медленно, поминутно отвлекаясь на любую мелочь и распевая бесконечную песню, из которой зверек услышал только конец.
«Тьфу, зверюшество», — фыркнул зверек, потому что всякое зверюшество казалась ему лицемерием, специально рассчитанным на зверьков. Он думал, что зверюши, оставшись одни, снимают с мордочек благодушные маски и делаются похожи на обыкновенных зверок. И только при появлении зверьков расплываются в улыбке, расчесывают усы и начинают зверюшествовать.
— Какое свинство! — сердито сказал зверек во весь голос, имея в виду не столько зверюшу, сколько башмаки, и колючие ветки под лапами, и тот факт, что капкан на медведя непременно окажется пуст.
И вдруг его облепило что-то живое, шелестящее, разноцветное, щекотное, и совершенно закрыло ему весь обзор. Зверек отмахивался, но ничего не помогало.
— Не надо! Ко мне! — закричала маленькая зверюша. Шелестящее покрывало слетело со зверька и оказалось стаей расшалившихся упитанных бабочек.
— Идемте есть нектар! — позвала их зверюша, и бабочки окружили ее, как дрожащая радуга.
— Можно подумать, они тебя слушаются, — презрительно сказал зверек, негодующе поправляя усы.
— Еще как слушаются, — пискнула зверюша, и бабочки снова облепили его.
— Фу! Фу! Отстаньте! — кричал зверек, размахивая лапами, но бабочки только беззвучно смеялись и качали крыльями.
— Хватит, летите сюда, — скомандовала зверюша, и бабочки чинно расселись вокруг нее на цветах.
— Что ты с ними делаешь? — спросил зверек, уже убежденный. — Дрессируешь?
— Не-а, — помотала головой зверюша. — Я их пасу.
— А что они, без тебя не могут?
— Могут. Но со мной им лучше. Я отгоняю птиц, вожу их на цветочные поляны, присматриваю за ними. А если дождь, увожу их под навес, чтобы крылья не промочили. А они меня любят и слушаются.
— Так они же вредные. У них эти… гусеницы… жрут все подряд.
— И вовсе не все, и потом, мы, зверюшата, специально для гусениц держим в лесу маленькие делянки: для одних сажаем капусту, для других крапиву. Или лопухи. Они там едят, а лес не трогают. И в огороды не лазят. Они знают, что если полезут в лес, там их никто охранять не будет, и сразу птицы съедят.
— Вам что, делать больше нечего?
— Есть чего. Но ведь им тоже надо помогать. Пойдем, здесь недалеко отличная полянка.
Бабочки поднялись в воздух и двинулись за зверюшей, а зверек, не понимая, к кому относится это приглашение, остался стоять на месте. И вдруг он понял, что маленькая зверюша собирается идти прямо через его секретный медвежий капкан.
— Не ходи туда! — закричал зверек, кинувшись со всех лап догонять зверюшу. — Там капкан!
— На зверюшу? — испуганно спросила она.
— Нет, на медведя, — запыхавшись, ответил зверек.
— Ты, дядя зверек, меня так больше не пугай, — надулась зверюша, и зверек стал снимать капкан, ясно понимая, что никакой медведь в него не поймается, а какая-нибудь глупая маленькая зверюша очень даже может.
— Дядя зверек, — сказала зверюша, — как ты думаешь, а будет ли дождь?