Страница 10 из 10
— Муся — это моя кошка. Она тоже умерла, — совсем тихо сказала Любочка и тут же уснула.
А он лежал рядом, боясь пошевелиться, и думал о том, что было бы очень хорошо, если бы Любочкин отец все-таки пришел в дом тети Наташи. И пусть даже не один. Пусть даже со всеми своими придурками, или настоящими быками, и с адвокатом своим вонючим… В доме тети Наташи уже не беззащитные женщины с охотничьими ружьями… В доме тети Наташи, и рядом с домом, и на подходе к дому — сильные и бесстрашные мужчины, целая армия, и все они получили четкие инструкции и хороший аванс. Два Медведя — это ведь не слишком серьезно, хоть и они молодцы. Соседские омоновцы — это серьезно, и даже очень, он успел познакомиться и переговорить с ними, пока женщины собирали свое барахлишко. Омоновцы задачу понимают правильно, и до сих пор все правильно делали, и, надо надеяться, с его четкими инструкциями и хорошим авансом будут делать все еще более правильно. Но главное — это Лешка, Олег и Костя. Когда он им все рассказал, и особенно когда они увидели Любочку, — они не просто согласились, они сами вызвались, он даже слова не успел сказать. И даже кое-чем его стратегию и тактику дополнили. Настоящие мужики, эти не подведут, на этих можно положиться. Константин даже отпуск за свой счет взял на неделю, чтобы пустяки от дела не отрывали. Это ведь говорит о чем-то?! И при таком раскладе будет просто обидно, если Любочкин отец не явится. Надо, чтобы явился. А если явится — тогда…
Бэтээр не успел додумать, что будет тогда, когда этот ублюдок явится в дом тети Наташи. Дверь дрогнула, стала медленно открываться, и в щель осторожно заглянула сама тетя Наташа. Лицо у нее было растерянное и встревоженное, а белые, почти как у Веры-Нади, волосы торчали в разные стороны. Она таращила глаза и кусала губы, и, несмотря на отсутствие бумажки на носу и ружья на плече, была очень забавной. Бэтээр быстро зажмурился, из-под ресниц следя за развитием событий.
Тетя Наташа увидела Любочку, спящую рядом с ним, очень тихо, но очень испуганно сказала: «Ой», — распахнула дверь настежь и решительно шагнула в комнату, не отрывая взгляда от ребенка, протягивая руки и осторожно ступая босыми ногами.
Бэтээр открыл глаза и прижал палец к губам. Тетя Наташа остановилась на полушаге, распахнула глаза еще больше, сделала губы колечком и прижала одну руку к сердцу, другую все так же вытягивая вперед.
— Любочка заблудилась, — шепотом сказал Бэтээр. — Комнат много. Вот и забрела ко мне. С ней все в порядке, вы не беспокойтесь. Просто надо было к кому-нибудь прислониться… Пусть поспит.
Тетя Наташа отмерла, перевела дух, покивала встрепанной головой и пошла к его постели, опять протягивая руки вперед.
— Я так испугалась, — шептала она, осторожно подходя и наклоняясь через него к Любочке. — Просыпаюсь — а ее нет… Почему сегодня не пришла? Сейчас я ее заберу.
— Не надо, — Бэтээр перехватил ее руки и отвел их, краем сознания с удивлением отметив, что руки у нее не по-женски сильные. — Проснется… Лучше окно прикройте, а то я сразу не сообразил, а потом разбудить боялся.
Тетя Наташа выпрямилась, постояла над ним в нерешительности, потом кивнула, шагнула к окну и какое-то время тихо возилась там, прикрывая раму, разбираясь со шпингалетами и даже, кажется, зачем-то переставляя горшки с геранью. Справилась с окном, опять шагнула к постели и стала с чем-то возиться в кресле, стоящем рядом, что-то там брала и перекладывала, вешала на спинку другого кресла, рядом со столом, и оглаживала подушки сиденья ладонью. Бэтээр скосил глаза — тетя Наташа убирала его одежду, которую он всегда бросал вечером в это кресло, а утром либо опять надевал, либо совал в стиральную машину. Ну, бывало, конечно, что не каждое утро он это кресло освобождал полностью. Ну, бывало, что и пару дней там что-нибудь валялось. Но ведь не все же время, првда? Пулька, натыкаясь на какую-нибудь его майку или, не дай бог, несчастную пару носков в этом кресле, тут же начинала страшно орать. А один раз даже выбросила в окно совершенно новый галстук, два носовых платка, недочитанный детектив и почти полную пачку чипсов, которые он просто не успел доесть перед сном. Детектив — ладно, все равно ерунда какая-то была, он, может, его и так дочитывать не стал бы. А галстук и чипсы было жалко… А Пулька еще и орала, что не собирается жить в свинарнике и ему не позволит. А он тогда заорал, что хочет жить, как ему удобно, а она вспомнила тетю Варю, разревелась и кинулась на него с кулаками. Вот после этого он и отволок ее к невропатологу, а тот сказал: нормальный ребенок. Бэтээр еще долго чувствовал себя виноватым перед Пулькой — за невропатолога, а не за барахло в кресле. Но барахло все-таки старался не разбрасывать. Или убирать, пока она не увидела, а то всегда орать начинает. Того и гляди — опять чего-нибудь в окно выбросит.
Тетя Наташа вынимала все из кресла без всяких признаков возмущения, спокойно, как-то привычно и даже вроде бы машинально. Штаны сложила по стрелкам, из карманов вынула мелочь, ключи и кошелек, бесшумно положила все на стол. Майку встряхнула и вывернула, сложила конвертиком — и тоже на стол. Носки — вот черт, опять в кресле оставил! — сунула в кроссовки, которые безошибочно нашла под креслом. Как будто так и надо. Бэтээру было неудобно перед этой тетей Наташей — подумает ведь, что он всегда такой неряха. А он не всегда… Но останавливать ее он не хотел. Ему страшно интересно было наблюдать за ней. Как она неторопливо двигается в полумраке, ни за что не цепляясь, ни на что не натыкаясь, ни обо что не стукаясь. Большая, гладкая… Наливная — вот как говорила тетя Варя о таких гладких, здоровых, красивых женщинах. Наливная, как спелое яблоко. Такая же плотная, душистая и румяная. И кожица тонкая, гладкая и чистая, как у спелого наливного яблока. И одновременно она была похожа на большую пушистую кошку, мягкую, плавную, ласковую, с круглыми честными глазами, чуткими ушами и стальными мышцами на всякий случай. Кошка, которая гуляет сама по себе и собирает вокруг себя котят, которые тоже сами по себе гуляют. И почему он целый месяц пропускал мимо ушей Пулькины ежедневные рассказы об этой тете Наташе?
Эта тетя Наташа, похоже, решила, что навела надлежащий порядок, удовлетворенно вздохнула и уселась в освобожденное кресло рядом с его постелью. Сложила руки на коленях — круглые, гладкие, чуть загорелые руки на круглых, гладких, чуть загорелых коленях — и замерла.
— Что вы? — удивленно шепнул Бэтээр. — Любочку со мной оставить боитесь? Никогда не поверю… Идите, досыпайте спокойно. Я в любом случае сам справлюсь, вы не беспокойтесь. Мне не привыкать.
— Я знаю, — шепнула она в ответ, низко наклоняясь к нему. — Я не боюсь, как вы могли подумать, бог с вами… Я подожду, когда она проснется, и унесу ее к себе. Вам же тоже поспать надо. Она уже скоро проснется, минут через пять.
— Откуда вы знаете? — шепнул Бэтээр совсем уже едва слышно, чтобы она наклонилась еще ниже.
Она наклонилась и зашептала ему почти в самое ухо:
— Каждый раз так. К пяти просыпается, несколько минут бродит, ищет, к кому прижаться, потом засыпает. Минут десять спит, потом опять просыпается. Убедится, что все в порядке, — и опять засыпает… Ее отец обычно часам к пяти утра очухивался и начинал опохмелку искать. Пока мать жива была, она Любочку из дома уносила — хоть куда, хоть к соседям, хоть на чердаке прятала… А когда погибла, Любочка сама научилась просыпаться и прятаться. Вот так до сих пор и не отвыкла.
Она замолчала, глядя поверх него на Любочку, и он молчал, глядя на нее сквозь полумрак, и думал, что хорошо бы поговорить с ней о чем-нибудь веселом. Поговорить очень долго, обстоятельно, вдумчиво, о чем-нибудь очень веселом, хорошем, или даже о чем-нибудь дурацком, врать что-нибудь дурацкое с умным лицом, и смотреть в ее круглые честные глаза, и слушать, как она врет что-нибудь дурацкое с честными глазами, а ямочки на ее пунцовых щеках выдают ее — то появляются, то исчезают, то появляются, то исчезают… По две ямочки с каждой стороны, особенно когда она краснеет, как маков цвет, и в это время складывает полные, яркие, вырезные губы утиным клювиком. Пулька, когда была маленькая, точно так же складывала губы утиным клювиком, когда собиралась сказать что-то особо значительное. Необыкновенно забавно. Только Пулька всю жизнь если краснеет — то как вареный рак, а эта тетя Наташа — как маков цвет. Тоже забавно.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте