Его Величество Флинт.

– О, Руберик, – приструнила его Фиделия, одна из старших сестер Огненного Горна. – Только не надо катать драм. – Эта пухлая и вульгарная фролин вылила остатки из кружки и передала ее на еще один заход. – Мы здесь не столько Айлмара оплакиваем – мы этим уже целый месяц занимались. Мы здесь празднуем возвращение Флинта.

Загрубевшая от работы рука Руберика метнулась к ней, чтобы выхватить из-под носа кружку с элем:

– Если уж у тебя отсутствует уважение к живым старшим, то хоть попытайся почитать умерших!

– Мы просто оплакиваем родных по-разному. – сказала его сестра, уже привыкшая к подобным праведным порывам. Задрав свою кожаную юбку до предела, от которого пуританская гордость ее брата просто вскипела, она невозмутимо схватила еще одну кружку.

Простоватая и крепкая Глиннис, следующая от Руберика, которая и в трезвом-то уме особой ясностью мысли не отличалась, внезапно рассмеялась, словно не осознавая напряжения, нависшего в комнате. Звучно рыгнув, она одарила своего старшего брата ухмылкой:

– Фидель права, Руби. Флинт же вожвращаессса шуда только раж в двадцать лет! А когда он приходит, я… я… – Глиннис сосредоточенно напряглась. Она опять икнула, а потом ее голова упала вперед. В следующее мгновение, она уже храпела, лежа лицом в луже эля. Руберик закатил было глаза, будто пытаясь сказать что-то типа «Ну, вот – опять.»

– Его любимый стул… – продолжала Бертина, будто не обращая внимания на все сказанное до этого. – «Он здесь, бывало, часами просиживал. – она тоскливо взглянула на Флинта в резном, деревянном кресле, на подушках, набитых гусиным перьям.

Флинту и так уже было не по себе, после выслушивания всех свар своей семьи. Но вид его невестки заставил гнома беспокойно поежиться. Он хотел было пересесть на какое-то другое место, но практически каждое местечко в комнате – столы, стулья и даже пол уже были заняты спящими потомками Огненного Горна. Флинт лишь мысленно содрогнулся, подумав о похмелье, которое постигнет их на следующий день.

Он вновь откинулся в любимом стуле Айлмаре со следами слезливого раскаяния в душе. Он ждал совсем не такого возвращения домой; мерзко было это признавать, но он не смог оставить мысль, что его друзья были больше похоже на семью, чем это сборище незнакомцев.

Его приход был воспринят довольно хорошо. И в самом деле, его возвращение предоставило Огненным Горнам такой необходимый повод для празднества. Близкие, дальние родственники и просто соседи собрались в родовом «поместье» всего через несколько минут после его прихода. Большой дом, который принадлежал родителям, пока те еще были живы, теперь был заселен родственниками Айлмара и Руберика. Последний, кстати был еще холостяком.

Построенный в склоне холма, что в Хиллоу было обычным делом, дом был довольно велик и просторен по гномским меркам. В данный момент, семья собралась в «прихожей комнате», с ее высокими потолками и дверными проемами, приспособленными под гостей-людей, которые более чем часто посещали семейство Огненных Горнов из-за их авантюрного характера. Стены были из камня, укрепленные балками из черного дуба. Единственная комната в доме, где были окна. Теперь эти двухставневые проемы были наглухо заколочены, защищая обитателей от осеннего сквозняка. Большой светлый камин был фокальной точкой покоев, а мебелью служили дюжина стульев да большой прямоугольный стол, на котором обычно выставлялись трапезы.

Остальная часть дома простиралась за этой комнатой. Пять комнат были вытесаны в склоне холма и укреплены идеально подогнанными каменными глыбами так, что между ними не пробивалась даже горстка земли. Еще две комнаты были добавлены у амбара для Руберика, который слыл фермером.

Глиннис была домохозяйкой, Фиделия работала на зерновой мельнице; следующие по старшинству братья, Тибальт и Бернард, были соответственно комендантом и плотником. Они и оставшиеся семеро членов семьи жили по соседству, после того как выросли и оставили родительское гнездышко. На сегодняшнюю гулянку они приволокли с собой кучу племянников и племянниц, многие из которых родились уже после ухода Флинта, а также большое количество разнообразных невесток, золовок, своячениц, зятьев, шуринов и деверей, которых, казалось, было больше, чем кровных родственников.

И все же, Флинт тревожился за своего любимого племянника Базальта, старшего сына Айлмара, который очень переживал из-за его ухода. Казалось странным, что мальчика не было рядом с матерью в горестные для нее времена. С другой стороны, братья и сестры Базальта, а у Айлмара и Бертины по памяти Флинта было более дюжины детей, казалось, состязались друг с другом, пытаясь как можно более удобно устроить своего славного дядюшку Флинта. Ему уже не хватало времени выпивать и есть все, что они постоянно ему подкладывали. Добрые племянницы и племянники выставляли перед ним бесконечные вереницы тарелок, наполненных разными дымящимися яствами. Он попробовал остро приправленные гусиные яйца, кремовые торты и фруктовые пироги, выхватил сочный кусочек мяса, жаренных рыбешек и других экзотических кушаний.

По случаю импровизированной вечеринки, была зарезана и приготовлена пара гусей. Флинт оторвал кусок от птичьей ножки и решил было вовлечь Руберика в дискуссию, которая более подходила мрачному нраву его брата.

Вынув из кармана платок, Флинт утер жир с усов и бороды.

– Прошу, скажи мне, – начал он. – что ты знаешь о безвременной кончине нашего брата?

При этих словах Руберик заметно помрачнел:

– Айлмар был занят в своей кузнице, работал на продажу, когда ему отказало сердце. – гном грустно встряхнул головой. – Все до банального просто.

– Мы же говорили ему не перенапрягаться! – воскликнул Бернард, сидевший рядом с Флинтом на крепком деревянном стуле. Седьмой потомок Огненного Горна, с черными, как смоль волосами, рано начавший лысеть, он подался вперед и сплел свои толстые и мозолистые руки. – Но именно поэтому, он был одним из лучших в своем ремесле.

– Деньги были слишком уж серьезными. – перебил его Руберик. – Он не смог отказаться от предложения поработать на дерро.

– Ага. – безучастно подтвердил Бернард. – Как бы там ни было, одним поздним утром его вызвали в кузницу в лагере дерро – они ведь заграбастали кузницу Делвара – чтобы починить колесо.

Флинт просто поверить не мог, что Айлмар, которого он знал, захотел бы иметь что-то общее с дерро, но его слишком долго здесь не было… Флинт вспомнил об обнесенном стеною дворе около кузницы.

– Это место превратилось в выгребную яму, полную этих проклятых дерро! – вновь вклинился Руберик. – Позор, падший на наши холмы!

Бернард качался на стуле, поставив его на задние ножки.

– Ты не считал это таким уж и стыдом, когда возил им на продажу сыр. – ехидно прокомментировал он. – Или же, когда отстроил себе пристройку в жилище на эту прибыль. – он покосился одним глазом на красное от злости лицо брата.

– Это бизнес! Попомни о старших! – был основательный ответ Руберика.

Бернард закатил глаза и со стуком приземлил стул на пол:

– Как бы там ни было, но в тот день Айлмар отправился в тот дворик по срочному вызову, по крайней мере, так говорили. Любой бы кузнец взялся за такую работу – эти дерро просто в панику впадают, если потеряют ночь на дороге, поэтому они действительно хорошо оплачивают дневную работу и все такое.»

– А Айлмар, проклятый глупец, слишком уж часто соглашался на такую работу. – вновь прервал его Руберик, не в силах сдерживать свой гнев. – И что еще хуже, он умер у своей наковальни, среди чужаков!

– Там его околевшего и обнаружил этот болван Гарт. – прозаично закончил Бернард.

Бертина шумно вздохнула, а Фиделия огрела братца локтем по голове:

– Следи за своим языком, а?

– А? Прости, Берти. – безвольно пробормотал Бернард и поспешно встал, чтобы помочь ей с новым бочонком.

– Но если это горные гномы, – начал Флинт. – неужели, среди них не нашлось кузнеца, который мог бы починить их повозки?

– Я могу это объяснить,» – подал голос Тибальт, отступая от огня, чтобы присоединиться к беседе. Он был крепко сбитым, неулыбчивым гномом, унаследовавшим все характерные черты Огненных Горнов: нос-луковицу, вес матери и незаметный подбородок отца. Даже не на службе, он не снимал своей униформы коменданта – начищенного кожаного нагрудника, наплечников, закаленных в кипящем масле и синевато-серой тунике, свисавшей до колен, серых онучей и башмаков на толстой подошве. Он снимал ее только раз в неделю, чтобы помыться.