Страница 16 из 92
— Я? Учу? — искренне удивился Вар-Равван. — Да кто я такой, чтобы учить людей, как им следует верить?.. Нет, я просто делюсь своими мыслями с теми, кто готов меня слушать. В том числе и мыслями о вере в Бога… Делюсь, но не учу. Учитель у нас один. У всех.
— Хорошо, хорошо! Пусть так, — Захарий решил подступиться с другой стороны. — Тогда скажи, как, по-твоему, следует верить в Бога?
Вар-Равван собрался ответить, но не успел. С радостными криками на площадь выбежал запыхавшийся Андрей и бросился обнимать назаретянина и его спутников.
Затем, от волнения заикаясь сильнее обычного, сыпя вопросами о том, как долго путники добирались до Гинзы, откуда пришли, и какое время намерены здесь оставаться, Андрей повел гостей к себе.
— Ну так ты мне ответишь? — поторопился спросить раздосадованный Захарий в спину уходящему Вар-Раввану.
Тот немедленно отозвался:
— Конечно. Мы обязательно поговорим.
И поворачиваясь снова к Андрею, посмотрел мимоходом на Анну взглядом добрым и ласковым, вспоминая который она проворочалась с боку на бок всю ночь, но так и не заснула.
Глядя в молочную отсветом белесых стен темноту, не замечая поросячьего храпа отца, который в соседней комнате спал по привычке на животе, Анна растерянно и неумело пыталась понять, что же с нею случилось, отчего это вдруг она почувствовала к Вар-Раввану незнакомую раньше ей тоскливую нежность.
Что ей в нем?
Не красавец и не богатырь, фигурой не статен, манерами — простолюдин. Странствующий болтун без собственного двора, но с кучкой таких же бездельников и бродяг, подхватывающих на лету каждое его слово.
Не сегодня так завтра он сболтнет что-нибудь кощунственное, что-нибудь непозволительное, его схватят и в лучшем случае отправят на принудительные работы.
Что ей в нем?
Кого уж кого, а мужчин-то она повидала. И настоящую цену им знает. Да и они оценили ее по достоинству. Ее, златокудрую Анну, с глазами как звезды, властительницу ночного Ершалаима!
Сколько их, богатых и знатных, купцов и чиновников, поэтов и военных начальников, старцев, годящихся ей в отцы, и юношей, почти мальчиков безусых и робких, домогалось ее любви и эту любовь получало?
А добившись любви ее, купив только ночь, они возвращались к ней снова и снова, предлагая и золото, и дворцы, бросая к ногам ее свитки с поэмами и манящие остротою мечи.
Но только немногие сумели добиться второй ее ночи. Что-что, но цену себе Анна знала. И цена эта была как египетская пирамида…
Так что же ей в нем, во взлахмаченном страннике, чьи сандалии и хитон давно пора выбросить? Чем он так поразил ее?
Нет, не сразу Анна поймет, что она полюбила нищего бродягу и болтуна по имени Вар-Равван. Но и когда это станет ей ясно, она не захочет верить себе. Не захочет из страха. Не захочет от радости.
Ей-то, владычице ночного Ершалаима, этой столицы разврата и всех возможных пороков, казалось, что никого и никогда полюбить она не сумеет. Слишком уж много мерзости, обернутой в дорогие шелка и усыпанной бриллиантами, она повидала. Слишком уж многим злодеям и знатным мерзавцам принадлежала. И считала поэтому, что душа ее давно превратилась в погасшие, прогоревшие угли.
Но вот… Вар-Равван!
Как стрелою насквозь, как мечом на скаку и напополам.
Так что же ей в нем?
Тот, кто любит, он никогда не поймет, любит за что и почему. Так и Анна, конечно, ничего не смогла объяснить. Ни в ту первую ночь после встречи с назаретянином, ни потом.
Но когда на следующий день после миновавшей деревню бури Захарий вывел Вар-Раввана к колодцу на площади, и вокруг них собралась небольшая толпа любопытных, уверенных, что гость Андрея будет в споре разбит и в конце концов согласится, что плотник прав, Анна вышла из дома и слушала их беседу вместе со всеми.
Да, беседу. Так получилось. Хотя Захарий и пытался затеять привычный для него спор. Шумный, базарный.
Хитро поглядывая на расположившегося прямо на земле Вар-Раввана, плотник начал с обидных слов, понося ими проходимцев, называющих себя мессиями, философами, и сбивающих правоверных с истинного пути.
— Видел и слышал я таких в Ершалаиме, в Кесарии, в Вифлееме, Хевроне и других городах. Уж я-то поездил по Иудее достаточно и всякого-разного повидал. И бол тунов этих с ядовитыми языками видел не одного…
Каждый из них заявляет, что устами его говорит Иегова, и дурит головы простодушным людям, поучая, как надо жить и как следует верить. Такие говоруны опасней для нас, чем римляне. И зловредней! Они увлекают души в бездну противоречий и ненужных сомнений, от которых один путь — к неверию!.. И ты, Вар-Равван, видимо, один из них. Так получается из рассказов Андрея. И хоть ты говоришь, что никого и ничему не учишь, а только делишься своими мыслями, но эти твои объяснения есть всего лишь игра словами. Словоблудие!.. Вместо «учу» ты говоришь «делюсь», вот и все! Но суть остается преж ней. И вреда ты приносишь больше, чем те, кто открыто изображают из себя пророков!.. Ибо когда человеку говорят «я тебя научу», то он верит гораздо меньше, чем когда вкрадчиво предлагают «давай я поделюсь с тобою мыслями». Ты очень, очень хитер!
Собравшиеся на площади, до сих пор внимавшие плотнику с почтительным молчанием, после этих слов его загудели возмущенно.
Вдохновленный Захарий продолжил:
— И не пытайся спорить, Вар-Равван! Вчера, здесь, у колодца, ты сказал все!
Он прервался и обжигающим взглядом вперился в назаретянина, надеясь, что тот попытается ему возразить. Но он, Захарий, возразить ему не позволит.
Вар-Равван молчал.
Со стороны могло показаться, что он и вообще не слушает плотника. Глядя в землю, Вар-Равван чертил на песке что-то прутиком.
Опытный спорщик, Захарий не преминул воспользоваться такой покорностью, полагая, что противник уже подавлен.
— Ты правильно делаешь, что молчишь! — воскликнул Захарий с победными нотками в голосе. — Ты не глупый человек, и ты понимаешь, что вчера, не подумав, ты сказал о себе самом правду!
В толпе послышались голоса вопрошавших, что же такое сказал у колодца вчера гость Андрея.
Расслышав их, Захарий пояснил:
— Вчера он признался, что охотно делится со всяким желающим слушать своими мыслями о том, как надо верить в Бога… А стало быть, его мысли отличаются от закона!.. Что может еще он сказать после этого?
Толпа загудела гневно. И Анна поймала себя на том, что плотника ненавидит.
Тут Вар-Равван ловко поднялся, отбросил прутик, оглядел притихшую сразу толпу, улыбнулся и негромко заговорил:
— Ты прав, досточтимый Захарий! Прав в том, что сейчас лжепророков развелось слишком много… Что поделаешь, время такое. Время большого обмана и великих соблазнов. И мы увидим лжемессий и лжепророков еще больше… Но поймите, они не появляются там, где появиться не могут. И не учат тех, кто их ученье не может принять.
— Что ты хочешь сказать? — взорвался нетерпеливый Захарий, не ожидавший такого спокойствия от оппонента. — Ты все изворачиваешься, все крутишь?
Вар-Равван улыбнулся доверчивой, детской улыбкой:
— Нет… Ну зачем мне изворачиваться? Ты, досто чтимый Захарий, все сказал так, как ты думаешь. И хорошо! Не твоя вина, что мы с тобой никогда не беседо вали, а поэтому судишь ты обо мне лишь по рассказам Андрея, да сравнивая с теми, кого ты видел в страшном городе Ершалаиме, в Кесарии, и кого называешься бес совестными проходимцами… Возможно, они таковыми и были. Ты их слышал и можешь так говорить. Но что знаешь ты обо мне? Ничего. Как же можешь судить?.. Ты ведь не судишь о странах, где не бывал, хороши они или плохи? Ты ведь не судишь об урожае, щедрый он или нет, пока не взошли посевы? Как же судишь ты обо мне? Плотник не выдержал снова:
— Но ты ведь сказал, что у тебя есть какие-то свои мысли о вере в Бога?! — ему очень не нравилось, что собравшиеся уже не гудели осуждающе на Вар-Раввана.
Они действительно не гудели. Они слушали назаретянина внимательно. И как показалось Анне, слушали с волнением.