Страница 70 из 78
Но воздержусь от лишних деталей. В течение двух часов машина совершала короткие переезды из одного в другой конец селения Ханаб или в нерешительности стояла то у глубокого арыка на восточной окраине, то у злополучной кузницы. Это было настоящим мучением. Каждый раз, когда машина вновь появлялась на улице, местные ребята встречали ее таким беспредельным весельем, криками и жестикуляцией, что мы не находили места и не знали, куда провалиться.
Вдруг где-то позади послышался звон колокольцев, и все обернулись. К нам медленно приближался небольшой караван верблюдов. Споры о дороге прекратились. Верблюды поравнялись с машиной. Нагруженные тюками и плоскими бочонками с водой, они пересекли арык и мерным шагом пошли прямо на юг в том направлении, куда всеми мыслями стремились и мы на своей полуторке. В такт широким шагам «кораблей пустыни» поскрипывали вьюки, плескалась в бочонках вода, да одни глухо, другие тягуче и мелодично звенели колокольцы. Что-то уверенное и независимое ощущалось в мерной поступи животных, в их высоко и горделиво поднятых головах. Как зачарованный стоял я под знойным небом Туркмении, вспоминая прошлые экспедиции по пустыням, смотрел вслед уходящим верблюдам и, как сказочную музыку, воспринимал звон певучих колокольцев. Они пели древнюю песню пустыни.
Нас выручил мальчуган-школьник. Он уселся в кабину рядом с шофером и проводил на одну из дорог, уходящую к югу. Правда, как я уже говорил, нам не удалось попасть к колодцу Мелихан-кую, но зато мы исчезли с улицы селения, где одно присутствие машины вызывало у жителей и смех и веселье.
МАЛЕНЬКИЙ СМЕЛЬЧАК
Однажды в самом начале мая, во время путешествия по пустыням Туркмении, обстоятельства сложились так, что мы были вынуждены задержаться в городе Мары. Неожиданно выяснилось, что наши запасы бензина подходят к концу. Без пополнения горючего нечего было и думать пускаться в дальнейший путь, тем более что впереди на много километров простиралась пустынная, ненаселенная местность. Скорее пополнить запасы бензина и двигаться дальше — было единственным нашим желанием. Однако, как часто бывает в подобных случаях, возникли препятствия.
— Поздно уже, все заперто, бензин получите завтра, — был лаконичный ответ на складе.
Во время экспедиционной работы дорог каждый час, у нас же в ожидании горючего пропадали целые сутки. Какая досада!
«Ну что ж, используем этот день для отдыха», — с таким решением мы выехали подальше от города, поставили машину близ большого арыка, натянули широкий тент от солнца и разбили палатки. Казалось, на этот раз можно всласть отоспаться и отдохнуть после длительных и утомительных переездов. Да не тут-то было: наши расчеты не оправдались. Об отдыхе и сне нечего было и думать. Чем выше поднималось солнце, тем больше насекомых собиралось у лагеря. К полудню бесчисленное количество мух с жужжанием носилось между палатками, ни на минуту не давая нам покоя. Я попытался скрыться от них в палатке, однако в ней оказалось настолько душно, что через пять минут я, обливаясь потом, выбрался наружу и предпочел оставаться на воздухе. В конце концов, потеряв всякую надежду найти укромное убежище и заснуть, я отошел в сторону от лагеря.
Не могу сказать, чтобы природа в окрестностях была привлекательна, но все же лучше бродить под палящими лучами среднеазиатского солнца, нежели оставаться в лагере и, не имея возможности ничем заняться, беспрерывно отгонять назойливых насекомых.
В километре от нашей стоянки среди желтой, выжженной солнцем полупустыни поднимались развалины древней крепости. Несколько высоких полуразвалившихся строений с куполообразными крышами было обнесено остатками древней стены.
Я направился к этому месту, заранее зная, что там найду что-либо для себя интересное: в трещинах глиняных сооружений Средней Азии постоянно обитают стенные ящерицы — геконы, проводят день летучие мыши, гнездятся птицы.
Через 20 минут я у цели. Тщательно осматриваю все, что может привлечь внимание зоолога. Высокая стена разрисована глубокими трещинами. Местами из нее выглядывают стебельки высохших растений, белеет клочок ваты — это воробьиные гнезда. А вон выше темнеет отверстие давно вывалившегося кирпича; под ним на освещенном солнцем пыльном фоне стены белые потеки помета какой-то птицы. Интересно, кто там гнездится?
К сожалению, гнездо помещается довольно высоко, и добраться до него не так-то просто. Пользуясь выбоинами, я осторожно поднимаюсь все выше и выше и, наконец, заглядываю в глубину гнездового помещения. Но кругом так много яркого света, а в глубине выбоины такая черная тень, что я ничего не вижу и, закрыв глаза, жду, когда они отвыкнут от окружающего освещения. Однако положение мое крайне неустойчиво: я стою на одной ноге, придерживаясь одной рукой за край выбоины, другой — опершись на гладкую поверхность стены, и с трудом сохраняю равновесие. «Долго ли я смогу оставаться в таком положении?» — соображаю я и не успеваю мысленно ответить на свой вопрос: что-то с весьма чувствительной силой бьет меня по виску, и я, потеряв равновесие, срываюсь с места и лечу вниз, поднимая при падении облако мелкой удушливой пыли.
Встав на ноги и не обращая внимания на жестокие ссадины, я растерянно осматриваюсь, но что за диво — кругом ни души. Еще секунда недоумения, близкого к суеверному страху, и все объясняется. Вдалеке я замечаю быстро летящую от меня маленькую сову — домового сычика. Она садится на остатки древней стены и, повернувшись ко мне, начинает выделывать смешные телодвижения. Птица то быстро вытягивается во весь рост — столбиком, становясь тонкой и длинной, то приседает, сжимаясь в комочек, вертит головой и выкрикивает свое громкое: «Кук-куку-вау», «кук-куку-вау», «вау-вау».
Теперь все ясно, и недавние секунды растерянности и недоумения вызывают улыбку. Этот энергичный и смешной сычик дал мне заслуженную затрещину за то, что я ворвался в его владения и пытался добраться до его детенышей.
Отряхнувшись от пыли, потирая ушибленную ногу и оглядываясь назад, я пошел, прихрамывая, в сторону. Я ожидал вторичного нападения, но не страх, конечно, а иное чувство — признание правоты сычика и уважение к нему — заставило покинуть место, где помещалось гнездо с птенцами маленького смельчака.
А успокоившийся комочек энергии, покрытый светлыми перьями, продолжал сидеть на своем сторожевом посту и наблюдать оттуда, как непрошеный гость удалялся от развалин древней крепости. Если бы сычик мог мыслить, как человек, он был бы уверен, что это он прогнал врага от своих птенцов.
Мне всегда хочется изобразить сычика не совсем обычно: с длинноствольным ружьем за спиной, с огромным кинжалом и с многочисленными мертвыми мышами, привязанными хвостами к поясу. Ведь домовый сычик — настоящий спортсмен-охотник, а его дичь — всевозможные мыши, полевки, песчанки и тушканчики. И ловит он их не только для того, чтобы утолить свой голод или накормить многочисленное потомство. Сычик — азартный охотник и бросается на свою добычу потому, что просто не в состоянии равнодушно видеть бегущую мышь или прыгающего на длинных задних ногах тушканчика, у которого к тому же на конце хвоста, как приманка, пляшет в темноте плоская белая кисточка.
Сейчас я и расскажу о результатах своего осмотра многочисленных сычиных убежищ, где пара этих птиц отдыхала и пряталась от яркого дневного солнца.
Говоря откровенно, в то время при осмотре убежищ я не руководствовался научными интересами. Просто я решил поймать пару домовых сычиков, обитавших в нескольких полуразвалившихся древних строениях, одиноко стоявших вдали от селения. Однако обстоятельства сложились так, что я не сумел поймать ни одного сычика. Зато собрал много интересных данных о питании сычиков, о значении их как истребителей грызунов-вредителей и выяснил наличие в этой местности таких зверьков, о присутствии которых ранее не имел сведений.