Встречи с животными

Утром 20 января мы покинули рыбацкий домик, чтобы следовать дальше.

— Приезжайте летом, — сказал на прощание гостеприимный хозяин Михаил Коныч. — Летом здесь благодать: нет ни комаров, ни жары, купание хорошее, на лодке по озеру покататься можно.

Двадцатое января — самый тяжелый день во всей нашей поездке. Неудачи начались с утра и закончились ночью. Не более 30 километров отъехали мы по шоссе к востоку, как нас остановила милиция.

— Я майор милицейской службы, — козырнув, представился нам толстый симпатичный киргиз. — Ехать дальше нельзя, навстречу идут отары баранов, так что назад прошу повернуть, — решительно, но как бы оправдывая свое запрещение, добавил он.

— Нам сейчас ни в Сары-Булак, ни в Тюп не надо. Доедем до первого населенного пункта к знакомому и там будем пережидать, когда дорогу расчистят, — солгали мы.

— Это, пожалуй, можно. Только стойте на месте, когда бараны пойдут навстречу, — предупредил он, и мы мирно расстались.

И действительно, вскоре на шоссе появились бараны. Отары двигались сплошной массой, заполняя шоссе и, так как вокруг был глубокий снег, не имели возможности свернуть в сторону. Да, впрочем, им там и нечего было делать. Прошлогодняя сухая трава, кустарники, кое-где небольшие стога сена — все было покрыто сплошным снежным покровом. Голодные животные торопливо бежали вперед, хватая по пути утерянные клочки сена, брошенную тряпку. Позади каждой отары в тяжелых бараньих тулупах ехали мрачные всадники-скотоводы; за ними на розвальнях везли разобранные кибитки, домашнюю утварь; по сторонам бежали сторожевые овчарки.

Тяжелое время для скотоводческих колхозов выдалось в ту зиму. Небывало глубокий снег в январе 1956 года покрыл обычно бесснежные высокогорные пастбища, и стада баранов неожиданно остались без подножного корма. Занесенными горными тропками спешили спуститься скотоводы со своими стадами. Но в зоне еловых лесов многие натолкнулись на особенно глубокий снег, сквозь который так и не сумели пробиться к берегам Иссык-Куля. Другие с большими потерями все же достигли шоссейной дороги и сейчас, напрягая последние силы, спешили к бесснежному западу. Так, пережидая, вернее пропуская, идущих навстречу баранов и используя для движения промежутки времени между прохождениями отар, мы двигались вперед черепашьим шагом. Только к полудню машина достигла поселка Сары-Булак. До Пржевальска оставалось не более 35 километров, но очень трудной дороги.

— Вот они, чертовы ворота, — показал на восток наш водитель. — Этой низиной и дует проклятый санташ. Каждую зиму он несколько раз совсем заметает дорогу.

Восточные оконечности двух хребтов — Кунгей-Алатау и Терскей-Алатау — в этом месте подходят друг к другу особенно близко. Между ними залегает широкая речная долина. Сейчас она представляла собой снеговую пустыню. На безоблачном небе светило ослепительно ярко солнце, под его лучами искрился снег да с востока дул низкий ветер — поземка, продолжая и без снегопада заносить дорогу. Машина не продвинулась и 200 метров от поселка Сары-Булак, как застряла в глубокой рытвине. Мы пытались ехать вперед, завывал мотор, но буксующие колеса зарывались в рыхлый снег, и машина оставалась на месте. Бросая под колеса сено и раскачивая кузов, с невероятным трудом нам удалось преодолеть препятствие и выбраться из глубокой ямы.

Однако торжествовать приходилось недолго. Машина, напрягая все силы, проползала несколько метров и попадала в новую предательскую колею, откуда выбраться было еще труднее.

Впрочем, стоит ли описывать наши мучения? Они продолжались несколько часов кряду и вымотали из нас последние силы. Наконец, впереди появился трактор. Закопченный тракторист уверенно вел его через занесенные поземкой рытвины и ухабы. Вот трактор делает крутой поворот, бросает нам спасательный металлический трос, и мы чувствуем, как машина медленно, но уверенно выбирается из ненавистной ямы на сравнительно ровное место.

К сожалению, это далеко не конец наших мучений — их много еще впереди. Трактор бросает нас, вытащив из ямы, и, попыхивая, спешит по своим неотложным делам. А мы вновь прочно завязаем в глубоком снегу и, уныло поглядывая вдаль на дорогу, вновь ожидаем случайной подмоги.

Темнело, когда с помощью другого трактора нам наконец удалось преодолеть занесенную снегом дорогу и добраться до селения Тюп. Здесь скопилось много машин. Одни шоферы мечтали пробиться к Сары-Булаку, другие стремились в противоположную сторону.

— Ну как там, занесло очень сильно или можно все же проехать? — обратились к Саше сразу несколько шоферов.

В ответ Саша сокрушенно махнул рукой.

— Добрую половину бензина спалил и все-таки только с помощью трактора до моста дотащился, — пояснил он. — А вы из Пржевальска? Как там дорога? — спросил он в свою очередь.

— Примерно с километр дорога никуда не годится, а дальше снега немного, не только на грузовой — на «Москвиче» можно проехать.

«Еще целый километр никуда негодной дороги. Что же делать?» — невольно все призадумались.

— Так как, здесь ночевать или дальше поедем? — ко всем одновременно обратился водитель. — Ну, заночуем сегодня в Тюпе, а завтра что будем делать? Ведь и завтра пробиваться придется?

— Давайте сегодня закончим с мучением, с плохой дорогой, — предложил Ахмат.

— Даешь Пржевальск! — весело подхватил Саша и полез в кабину.

В полукилометре за поселком Тюп все шоссе оказалось забитым грузовыми машинами. Они стояли, что называется, впритык друг к другу, ожидая, когда передние преодолеют занесенные снегом глубокие рытвины, выйдут на твердую почву и откроют путь задним.

Бесконечно медленно тянулось в ожидании время. Вечер сменился ночью. Множество ярких звезд загорелось на холодном небе. Мороз крепчал с каждой минутой. До локтей закоченели руки, в валенках мерзли ноги. Казалось, не будет конца страданиям. Но именно холод заставил попавших в беду людей общими силами выволочь первую машину из ямы и с напутственными приветствиями отправить к Пржевальску. За первой последовала вторая, за ней третья. Примерно через полтора часа пришла и наша очередь. Вот машина выбирается из низины, медленно поднимается по склону холма и оказывается, наконец, на сравнительно хорошей дороге. Саша набирает скорость, и мы, прозябшие до костей, торжествующие, летим в студеную зимнюю ночь к Пржевальску. Там тепло, там кров, там конец мучениям!

Пржевальск — замечательный городок. В нем много старых древесных насаждений, среди них правильными рядами расположены чистенькие одноэтажные домики. Улицы города — это аллеи. Громадные пирамидальные тополя тянутся по ним, да старые кудрявые березы широко раскинули свои кроны. Здесь и там белеют домики; к каждому из них прилегает обширный фруктовый сад.

Несмотря на позднее время, родственники Марата радушно приняли нежданных странников. Чистенькие комнаты их небольшого домика засияли электрическим светом, в кухне зазвенела посуда: хозяйка спешила обогреть и накормить поздних гостей. А мы тем временем у горячей печки отогрели ноги и руки и счастливые, смеясь не зная чему, уселись за обеденный стол. Было так тепло и уютно! Весело вспоминая о минувших невзгодах, мы пили горячий чай с необыкновенно вкусными пирожками и ели чудные, нежные яблоки. «Не было бы счастья, да несчастье помогло». «А ведь и верно — счастье в контрастах», — думал я поздней ночью, сладко засыпая в теплом домике моих новых путевых знакомых.

На другое утро я проснулся с петухами. Привычка вставать спозаранку не изменила мне и после пережитых трудностей. Расстелив газету на широком подоконнике, я стал не спеша снимать шкурки с птиц, добытых накануне. Вскоре ко мне подошел сынишка хозяев и молча стал наблюдать за работой.

— Ты в каком классе учишься?

— В четвертом...

— Вот стоишь, смотришь, время теряешь, а уроки когда? Уроки сделал?

— Уроки? Уроки сделал, — продолжая стоять, ответил он. На секунду оторвавшись от дела, я взглянул на своего собеседника. Коротко остриженные рыжие волосы, многочисленные веснушки и серьезные — вернее, строгие — глаза делали это некрасивое лицо замечательно симпатичным и привлекательным. Все еще спали; в комнате мы были вдвоем, и мне захотелось поболтать с мальчуганом.