День Полыни

Реклама сегодня осталась, она радовала оркам глаз и прибавляла разгулу веселья. Полынь близилась к финалу: существа бесцельно носились по улицам, хвалясь награбленным и хороводясь у костров под оркестр из жестяных кастрюль и бутылок. Даже волынка где-то гундосила. Впрочем, Марджори всегда любила волынку.

– О, глянь-ка! Баба! Одна!

– Да не просто баба! Она эльфийской крови, чтоб я сдох! Вона какая длинноногая… и трезвая, кажись! Йоки, у тебя была когда-нибудь эльфа?

Тот, кого звали Йоки, презрительно сопнул, будто бы кого только у него не было.

– Эльфов на фонарь! – убежденно сказал он. – Эльфок – в кусты. Или наоборот?

Мардж медленно повернулась. Видно, отводка выдохлась – чары вообще плохо стоят под дождем и в сырости! – но если и был у нее комплекс жертвы, она изжила его в самом раннем детстве. Она не из тех, кто падает в обморок от одной мысли, что ее изнасилуют. И это, кстати, помогало.

В сущности, вся ее предыдущая жизнь была сплошной Полынью.

– Но-но, – сказала она насмешливо. – Куси, ты еще мал, чтобы вслух говорить о сексе. Или ты меня не узнал?

Куси вылупился на нее, моргая желтыми глазами и сунув в рот зеленый палец. В другой руке он держал бутылку, но сейчас, кажется, забыл о ней. В голове орка больше одной мысли не помещается. Йоки был немногим старше, увешан стеклянными бусами числом не менее пятнадцати, перемазан косметикой поверх зеленой кожи, и числил себя от этого невероятно сексуальным. Он смотрел попеременно то на приятеля, то на «жертву», которая вела себя неправильно. Глядишь, и непонятно, кто кого тут изнасилует.

– Я Марджори Пек! – бросила Мардж с невероятным презрением. – Или забыл?

– Чеее? Ты не заливай, не на таких напала! Чтобы выйти на улицу и вот так запросто встретить саму Марджори Пек? Да скорее падут все эльфийские дома! А почему на тебе тартан Шиповника?

– Йоки… Йок! – Куси дергал его за рукав. – Заткнись! Ей-ей, это сама Мардж. Я ее вспомнил. Ты знаешь, она ведь и доказать может, так что лучше бы тебе ее не злить. Эй, Мардж, ты уже кого-нибудь убила сегодня?

– Тебя убью, если услышу еще одну глупость! Это одежда врага.

– Оу! Да! Это она, она! – Куси взмахнул бутылкой. – О, Мардж, хочешь? Ой… Тут нету. Ну ничего, я знаю, где еще много таких.

– Там тоже уже нету, – хмуро сказал Йоки. – Праздник же. Расхватали все.

Праздник. Ей стало вдруг весело и легко, словно вернулась домой, словно никуда не уходила.

– Эй, ребята, а пожрать у вас есть?

Сидели у огня, прямо на улице, на поребрике, откусывали от батона колбасы, тут же подкопченной на костре, а мальчишки искательно заглядывали ей в глаза и дружески подталкивали локтями. Было что-то очень хорошее в том, что щеки и нос перепачканы сажей, волосы занавешивают лицо, жир стекает по подбородку, а пальцы вытираешь прямо о тартан.

– Где же ты была, Мардж?

Она только улыбалась загадочно. Завтра все будет иначе. Почему она не всегда, Полынь?

Умница Дерек сказал бы: никто завтра не испечет хлеб взамен того, что вы съели сегодня. Но Дерек, он не отсюда, не из свободного братства, которому поесть бы нынче, а завтра – трын-трава. Все простое он умудряется до умопомрачения усложнить. Разве он поймет?

– Ей-ей-ей! С нами Марджори Пек!

Из-под стрехи выпорхнула весть, серая с малиновой грудкой, подхватила фразу и понесла ее, падая с высоты над всяким скоплением народа и дурным восторженным голосом выкликая «с нами Марджори Пек!». Мальчишки баловались, высыпав под ноги бумажные чары, простенькие, хозяйственные, из тех, что продаются в супермаркете на любой кассе, и наперебой разрывая их. Нагребли, видать, полные карманы, специально для игры. «Сделай битое целым», к примеру: позволяет кружке или миске продержаться, покуда вы ее не замените, оно же затянет стрелку на чулке. Или вот «бриллиантовый блеск»: хозяйки обычно используют его для хрусталя, но Куси ухитрился заколдовать приятелю зубы. Или «невесомый шкаф», чтобы двигать мебель – то-то было им радости подвешивать друг дружку в воздухе. Веселились, пока среди запечатанных пакетиков им не попался Отрезвин. Этот все испортил, пришлось подыматься и искать себе новое развлечение.

Носок за пазухой стал горячим и трепетал, но Мардж, сказать по правде, забыла о нем: ей казалось, что это сердце трепещет.

Ностальджи.

Наконец мы очутились в самом пекле. Собственно, именно сюда нам и было нужно, но это не значило, что меня сюда тянуло. Гномский квартал – вот кто оказал Полыни самое серьезное сопротивление: здесь шла настоящая война. Гневные коротышки с всклокоченными бородами потрясали копьями и топорами с возведенных на скорую руку баррикад, а орки, уже пьяные, одурманенные кровью и раззадоренные сопротивлением, накатывали раз за разом, как волны, увенчанные зеленой пеной.

Я всегда уважал гномов: хотя едва ли понимал их. Живут они компактно, и там, где другие расы строят многоэтажные дома, гномы роют многоуровневые подземные соты, и проживают в них кланами, тщательно считаясь родством. Такое ощущение, что они не придают особенного значения праву личности на уединение и жизненное пространство. Во всяком случае, их очень много.

Их основная идея – производительный труд, так же, как красота и традиция – основная идея эльфов, а анархия, многими принимаемая за свободу – идея орков. Гномская фракция при голосовании Закона о Полыни в знак протеста покинула зал, и всегда, насколько я знал, гномы считали этот закон поощрением темной стороны, а цели, преследуемые протащившим его лобби – преступными. Никто и никогда не слышал, чтобы гном воспользовался правом Полыни для разрешения внутренних проблем.

Людей они делят на осмысленных и бессмысленных. Бессмысленные для них не существуют, но прочие ценят сотрудничество с гномами весьма высоко. Я говорю в основном об их исполнительности и обязательности, потому что возносить хвалы их технической сметке это все равно, что хвалить солнце за то, что оно всходит на востоке.

В принципе, они держатся так, словно все остальные расы соседствуют с ними по досадному недоразумению.

К несчастью, мы шли с той же стороны, что и нападавшие, и ежеминутно рисковали схватить стрелу, что во множестве сыпались с крыш. Домики тут невысоки, в надземных этажах в основном лавки, и крыши у них плоские. По счастью, гномы никакие стрелки. С другой стороны, этот недостаток компенсируется у них количеством граждан, выступающих заодно. У них ведь не только луки: с крыш сыпались камни, вдоль улиц стреляли прикрытые завалами многозарядные арбалеты. Кое-где наступавшие все же прорывались, с тупой злобой разнося в щепы и баррикады, и громоздкие стрелометы, если гномы не успевали те оттаскивать при отступлении.

Я думаю, здесь было горячее, чем под эльфийскими стенами. Там, по существу, нечего взять, кроме самих эльфов. Настоящие сокровища исстари хранятся в гномских подземельях: таковы легенды, и у легенд есть основания. Лучшие ювелиры – гномы, и они же первые ростовщики и финансисты: с тех пор, как золото и самоцветы сдали позиции ценным бумагам, гномские банки аккумулировали в себе львиную долю капитала.

Не то, чтобы оркам хватало ума желать чьи-то именные акции, но они вполне понимают, где их грубая сила способна нанести максимальный ущерб.

На всех фабриках, где орков нанимают исполнять примитивные или даже вовсе грязные работы, не требующие особенной квалификации, гномы занимают привилегированные должности: прорабы, мастера, инженеры. Разница в оплате и условиях труда вызывает у низших пролетариев дикую ненависть, а Полынь – лучшее время этой ненавистью посчитаться.

К тому же лучший эль варят именно гномы, и до этого эля орки хотят сегодня добраться.

Мы вжались в стену: это казалось самым умным, когда с обеих сторон узенькой улочки с крыш на головы валились кирпичи. Орки как раз прорвались за баррикаду, и защитники, кто поумнее, удирали во все стороны и врассыпную, в подворотни. Мы благоразумно пропустили орочье вперед себя, зажимая носы от неизбежной вони: до тысячи чешуйчатых спин, прикрытых обносками колыхнулись мимо нас. Ритмично движущиеся локти, черные жала мечей и копий. Давка.