Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 83 из 89



Начальник разведывательного отдела министерства внутренних дел полковник Роберто Кинтанапилья, в свою очередь, подтвердил, что Рамос, Гонсалес и Гарсия «передавали информацию своему посольству в обход министра внутренних дел, прежде всего информацию, касающуюся осведомителей. Это они делали сами, скрывая от нас».

Было бы, однако, наивным считать, что такого рода беспардонная деятельность агентов ЦРУ в Боливии началась лишь в связи с партизанскими действиями отряда Че. ЦРУ, по признанию Антонио Аргедаса, охватило Боливию своими щупальцами еще в 1957 году, то есть за два года до победы кубинской революции и за десять лет до начала партизанских действий в этой стране.

Этот бой в ложбине Юро 8 октября 1967 года ведут против Че и его бойцов части «рейнджеров», вымуштрованных и руководимых агентом ЦРУ Шелтоном и кубинскими контрреволюционерами Рамосом, Гонсалесом и Гарсией.

Уже 29 сентября американские агентства сообщили из Камири, что боливийские войска обнаружили отряд Че Гевары в ложбине в 128 километрах к северо-западу от этого города и что к этому месту перебрасываются из Санта-Круса части «рейнджеров».

Американцы были настолько уверены, что их подручным удастся на этот раз расправиться с их смертельным противником, что «Нью-Йорк таймс» 7 октября публикует статью под названием «Последнее сражение Че Гевары», в которой бьет в литавры по поводу его предстоящей и неминуемой гибели.

8 октября сержант Уинка, захватив в плен Че и Вилли, сообщил об этом командиру отряда «рейнджеров», действовавшего в ложбине Юро, капитану Гари Прадо. Это были первые пленные (Чино схватили несколько часов спустя), и, естественно, Прадо поспешил взглянуть на них. Он сразу же узнал в одном из раненых Че. «Я был так поражен, что чуть не лишился сознания», — признался впоследствии журналистам этот вояка. Прадо немедленно связался по радио с командующим дивизией полковником Сентено, которому передал кодовую фразу: «500 кансада», она означала: «Че пленен».

Вслед за этим Че и Вилли под усиленной охраной были направлены в Игеру. Че шел, хромая, опираясь на двух солдат; Вилли со скрученными сзади руками. В Игере, куда они прибыли ночью, их привели в школу — маленькую хибару из двух комнатушек. В одной из них поместили Че, связав ему предварительно руки, в другой — Вилли, тоже со скрученными руками. Несколько часов спустя военный санитар Фернандо Санко обмыл водой, продезинфицировал рану Че на ноге.

С рассветом начинают приземляться в Игере вертолеты с важными персонами. Первым появляется полковник Андрее Селич и полковник разведки Мигель Аноро, затем полковник Сентено, командующий армией генерал Овандо, контр-адмирал Угартече, «доктор» Гонсалес и другие агенты ЦРУ. Все они входят в комнату к Че, пытаются разговаривать с ним.

Что говорил своим врагам в эти своп последние часы Че, нам доподлинно неизвестно.

У него была еще беседа со школьной учительницей 22-летней Хулией Кортес. На классной доске было написано мелом по-испански: «Я уже умею читать».

Че сказал учительнице, улыбаясь:

— Слово «умею» написано с ударением: это ошибка!

Затем он стал ей рассказывать о развитии образования на Кубе. Даже в эти предсмертные часы он не забывал вести революционную пропаганду.

«Доктор» Гонсалес пытался его допрашивать, но Че молчал.

— О чем же вы думаете? — спросил его враг.

— Я думаю о бессмертии революции.

Возможно, это были его последние слова.

Все утро Овандо и другие высокие чины совещались по радио с Баррьентосом, а Гонсалес и его коллеги по ЦРУ — с американским посольством.

Гонсалес хвастливо передал по радиотелефону своему начальнику майору Ральфу У. Шелтону по прозвищу Паппи:

— Паппи, он у меня в руках.



Да, он действительно теперь был в руках своих смертельных врагов.

В полдень все они, за исключением Селича и Анора, покинули Игеру и направились в Вальегранде. Они увезли с собой документы из рюкзака Че, в их числе его знаменитый дневник.

К тому времени в комнате, где содержался Вилли, уже находился и Чино.

Около половины второго 9 октября 1967 года к Вилли и Чино вошли «рейнджеры» и из автоматов убили обоих. Вилли успел крикнуть перед смертью: «Я горд, что умираю вместе с Че!»

Немедленно к Че ворвался младший лейтенант Марио Теран и в упор расстрелял его.

БЕССМЕРТНОЕ ДЕЛО РЕВОЛЮЦИИ

Мое поражение не будет означать, что нельзя было победить. Многие потерпели поражение, стараясь достичь вершины Эвереста, и в конце концов Эверест был побежден.

Враги убили Че. Они спешили убить его. Почему?

Совершенно очевидно, что, вероломно убивая раненого, связанного пленника, его враги не только стремились утолить душившую их жажду мести. Убийство Че было не обычное, а политическое преступление, ибо живой Че, хоть и плененный, хоть и в оковах, хоть и израненный, представлял для его врагов все еще огромную опасность.

Вряд ли Баррьентос удержался бы у власти, испытав на себе филиппики подсудимого Че, а уж его американским патронам пришлось бы не слаще. Держать же живого Че без суда за решеткой было бы для них не менее опасным. Весь мир поднялся бы на защиту Че, и, пока ой оставался бы в темнице, спокойно не могли бы спать ни «гориллы» в Ла-Пасе, как и в других странах Латинской Америки, ни их дрессировщики в Вашингтоне.

Только со смертью Че они вновь надеялись обрести покой и уверенность в себе.

Они убили его еще и потому, что были уверены: их отвратительное преступление останется нераскрытым.

Когда в тот же день, 9 октября, еще не остывший труп Че был доставлен вертолетом в Вальегранде и сдан в местную больницу врачам на предмет констатации смерти, то представители боливийского командования заявили журналистам, что Че скончался от ран, полученных в бою в ложбине Юро.

Но сами же буржуазные журналисты помогли разоблачить эту ложь.

Во-первых, еще до того, как была пущена в ход эта лживая версия, Овандо бахвалился перед журналистами, что Че якобы заявил, оказавшись в плену: «Я потерпел поражение». Однако и врачи, осматривавшие труп Че в Вальегранде, и журналисты, которым было предоставлено такое же право, и сделанные ими снимки неопровержимо свидетельствуют, что на теле Че было 9 пулевых ран, из них по крайней мере две были смертельные: рана в сердце и рана в шею. Из этого следовало, что если Че получил эти раны в бою, то он не мог сделать заявление, которое приписывал ему Овандо, если же он сделал такое заявление, то, значит, он был убит, уже находясь в плену у «рейнджеров».

Журналисты разыскали десятки свидетелей, которые подтвердили, что Че был доставлен в Игеру с одним пулевым ранением в ногу, что там его пытались допрашивать, что он говорил с учительницей, наконец, что его убил Марио Теран. Никто не подвергал сомнению и того факта, что Вилли и Чино были действительно расстреляны в комнате рядом с Че, хотя о них тогда меньше всего говорилось в печати.

Журналисты стали задавать по поводу всех этих фактов «нескромные» вопросы представителям боливийских властей, которые не могли связать концы с концами и с каждым новым «пояснением» и «опровержением» все больше запутывались и выдавали тех, у кого руки были обагрены кровью Че.

Естественно, что главным ответственным — из боливийцев — за убийство Че все называли президента генерала Баррьентоса, который счел необходимым опровергнуть возводимые на него обвинения, заявив корреспонденту «Вашингтон пост» следующее: «Солдаты, захватившие Че, не обращались в Ла-Пас за инструкциями и не получали от нас приказа убить его. В этом не было необходимости. Военные части уже имели приказ не брать пленных. Слишком часто партизаны, обещая сдаться в плен, встречали их огнем. Лично я предпочитал бы иметь его пленником, чтобы навсегда разрушить миф Гевары. И так как я президент и обязан изыскивать средства, чтобы помогать Боливии, я рассмотрел бы любое предложение передать его живым Фиделю Кастро или любому другому за, скажем, 20 миллионов долларов».