Страница 42 из 45
В день, когда ему исполнилось двадцать три, Ясуд окончательно завершил своё обучение. Он принес клятву Эрлику в храме, расположенном в его родном городе, там, где начинался его путь.
Новые нити души имели цвет красный, цвет крови и ненависти.
Таков был Ясуд, покинувший храм. Нынешний, тот, что витал в пустоте, смотрел на него с жалостью.
Сей юноша думал, что победил, что оказался сильнее храма.
Какая глупость!
Победили те, кто погиб. Он же стал жертвой, стал слугой. И перестал быть человеком.
Он думал, что стоит на одну ступень выше всех людей. Он презирал этот мир.
На самом же деле он превратился в ветер, в дождь, в землю, в огонь. В одну из основ мира. Основу бессмысленную и бессловесную. Он стал кирпичиком бытия.
Историю мира пишут люди и боги, а кирпичи лишь кирпичи.
Его волей стала воля Эрлика. Он стал его слугой, бичем. Могущественным, но несущим в себе искры созидания, изменения или разрушения.
Именно в этот миг огонь, бог Огня стал всей его жизнью.
Потому сейчас и горел огонь, отгоняя холод, разрывая пустоту на части.
Но ему всё-таки хотелось верить, что он сумел отринуть этот огонь.
Ему не хотелось верить, что он так и остался безвольной составляющей бытия.
Он странствовал. За следующие пять лет Ясуд успел исходить весь Иранистан вдоль и поперек. Великое множество раз он бывал в городах Турана, семь раз посещал Стигию и Коф, четырежды был в Шеме и Заморе. Случалось ему доходить и до Вендии, и до Кхитая. Жизнь странствующего проповедника тяжела. Много есть мест, где вера в Эрлика не столь крепка, где правители слабы, развращены и не блюдут заповедей данных Таримом. Не раз меч Ясуда обагрялся кровью негодяев и дураков. Он убивал без пощады. Однажды, сидя в таверне на берегу моря Вилайет, Ясуд обратился к одному из рыбаков с просьбой сказать, что тот видит у него в глазах. За ложь иранистанец пообещал покарать его смертью, за правду одарить золотом. Рыбак ответил честно. Он сказал, что не видит там человека. Ясуд остался доволен.
Случалось ему и вступать в схватку с демонами. Ничего романтичного и увлекательного в этом не было. Уже первая встреча с одним из этих существ обрушила в прах все юношеские мечты Ясуда. Демон оказался недовоплощенным обитателем огненной сферы. Злой и напуганный одновременно, с нечеловеческим образом мыслей, он вызывал у иранистанца странные чувства. С одной стороны, желание поскорее расправиться с этой тварью, перераставшее в неконтролируемую ярость. С другой, печаль и сожаление. Причинить Ясуду хоть сколь либо ощутимый демон был не в состоянии, но и за жизнь свою цеплялся отчаянно. Иранистанец израсходовал почти весь запас заклятий и амулетов. Заговоренные сабли, что он держал в руках, к концу битвы оплавились и превратились в бесполезные куски металла. Демон погиб, а в душе Ясуда образовалась бездонная дыра, сотворенная печалью и ощущением безысходности. Почти два месяца иранистанец приходил в себя после этой битвы. Как только силы вернулись к нему, он отправился в ближайший храм Эрлика, чтобы жрецы дали объяснение произошедшему с ним. Ему поведали, что дело в том, что ментальный облик демона до такой степени прекрасен, что душа человека не может противиться его обаянию, и лишь сознание того, что существо это есть олицетворение зла может помочь охотнику в схватке. Готовить себя к той гамме чувств, что захлестнет вступившего в схватку с демоном, бесполезно. Странствующий проповедник достаточно силен, чтобы справиться с жалостью.
Ясуд слушал и кивал, а сам думал о том, что уничтожил одно из прекраснейших существ. Пусть это красота убийственна, но мало что способно с ней сравниться. Тогда иранистанец решил отыскать других проповедников, чтобы они излечили его душу. Но беседы с ними ничего не дали. Эти старые опытные охотники за демонами разучились видеть красоту и не могли понять, о чем им говорит юноша. Ясуд не одобрял того самосозерцания, в которое они погрузились. Сам он видел своё величие лишь в отражении окружающего мира и людей его населявших. Демоны же оставались для него загадкой. Он не знал, на какой уровень бытия следует поставить этих существ. Конечно, они невероятно прекрасны, но сила их и интеллект несоизмеримы с его, Ясуда, возможностями.
Определился в этом вопросе он лишь после убийства третьего демона. Поднявшись с постели, Ясуд понял, что не учел одну важную деталь. Волю к жизни. Он сумел пройти сквозь все испытания в храме да и на путях странствующего проповедника не раз вступал в схватку со смертью. Стремясь выжить, он становился умнее, хитрее, сильнее. Развивал в себе те качества, что ставили его над другими людьми и над демонами. Выходцы же из иных сфер оставались неизменными в своей красоте, не пестовали в себе то, что было их истинной силой, что могло сохранить их жизни. С тех пор Ясуд, лишая жизни демона, переносил его ментальный облик в своё сознание, чтоб восхититься на досуге его строением и гаммой. Жалости он уже почти не испытывал. Красота продолжала жить в его памяти, точно так же как она жила бы в самом демоне. В любом случае, она оставалась неизменной.
Но именно на пятом году своих странствий Ясуд открыл для себя то, что навсегда изменило его жизнь. Прогуливаясь по лугу и наблюдая за игрой бабочек, иранистанец сравнил её с теми переливами красок, что он увидел в душе последнего сраженного им демона. Ясуд понял, что неважно, на каком уровне бытия находится существо, оно может быть столь прекрасно, что заслуживает исключительного восхищения. Теперь во взгляде иранистанца, обращенном на людей, можно было заметить не только презрение, но и заинтересованность. Он искал красоту во всем, что его окружало.
Его новообретенная система ценностей была очень необычной для странствующего проповедника. Ясуд столь же ревностно, как и раньше, искоренял врагов Эрлика, но в ком-то из своих противников он видел ту же красоту, что и в душах демонов. Убийство этих людей иранистанец превращал в настоящий ритуал, обставленный с такой тщательностью, чтобы не нарушить гармонии прекрасного. Те же, кто по мнению Ясуда, марал своим существованием ткань бытия истреблялись безжалостно. Отход их на Серые Равнины неизменно сопровождался страшными мучениями.
Пустота озарилась всполохами синего и зеленого.
Таковы были цвета Ясуда – охотника за демонами.
Огонь горел уже не столь ярко. Холод вновь подобрался к душе Ясуда.
Но иранистанец, не смотря ни на что, ликовал. Если ему суждено умереть, исчезнуть в пустоте, то так тому и быть. Главное, что он ушел с дороги безволия.
В его прошлом рождался новый человек. Он точно знал это. Тот, что научился видеть красоту, рано или поздно увидит и остальное.
Скорее! Скорее в прошлое! Пока огонь еще горит…
Десять долгих лет Ясуд пребывал странствующим проповедником. За это время он добился небывалых успехов и стал лучшим. Это признавали и друзья, и недруги иранистанца. Но сам он уже давно перестал радоваться своим удачам. Победы над врагами бога Огня перестали иметь для него какое-либо значение. Он не утратил веры, но он устал.
Ясуд очень сильно изменился. Другими стали его жизненные приоритеты. Через красоту он познал покой, дружбу, привязанность. Иранистанец находил эти чувства прекрасными, и даже будучи лишенным возможности в полной мере ощутить их, испытывал к ним неодолимую тягу. Отдельным пунктом стояла гармонию. По мнению Ясуда, именно она должна была определять пути, по которым надлежит следовать человеческому обществу. Наивысшей гармонией обладали заповеди Эрлика, данные им через Тарима. Но многие законы, сотворенные земными правителями и идущие в разрез с заветами бога Огня, также не лишены были гармонии. Ясуд чувствовал, что идет против собственной природы, отправляя на Серые Равнины их создателей. Они должны были умереть, но рука, несущая им смерть, не должна знать сомнений. Убийца обязан быть слеп, чтобы служить истинно верной гармонии. Зрячий же, даже против воли, начинает творить свою собственную гармонию.