Страница 23 из 45
«Какие вы все-таки зануды», — вздохнула Катя и слегка отпустила педаль. «Уно» радостно хрюкнул, поняв, что есть шанс выжить и попытался сползти на сто десять. Но не тут-то было.
Катя пустила в ход последний аргумент. «На высокой скорости в машину труднее попасть, — заметила она тоном штабного стратега. — А если будем еле-еле тащиться, то нас только ленивый не подстрелит…» И она снова пришпорила свою несчастную клячу. Через десять минут они уже подъезжали к бетонадам блокпоста «Маккабим». Ровно месяц тому назад на этом самом месте взорвался очередной террорист-самоубийца. На счастье, тогда обошлось всего тремя ранеными.
Блокпост знаменовал собой пересечение «зеленой черты». Опасный участок шоссе закончился, и Шломо вздохнул свободнее. «Слава Богу, — сказал он с облегчением. — Теперь хоть поедем нормально». «Перестань, Славик, — отозвалась Катя. — Не так уж это и страшно. Там уже пару месяцев как не стреляют. Взрыв на блокпосте не в счет». «Да при чем тут стрельба! — ответил Шломо. — Арабская стрельба меня волнует меньше, чем наш водила. И когда у тебя, наконец, права отнимут…» Катя рассмеялась. Она любила машину, скорость, легкое и затягивающее чувство дороги. Шломо тоже водил, но, когда они ехали куда-нибудь вдвоем, вопроса о том, кому рулить, не стояло.
«Кстати, по поводу прав, — вспомнила Катя. — Сегодня утром слышала по радио, как Слизняк распространялся насчет прав арабского народа Палестины. Так он там вскользь так упомянул друга твоего сердечного, Сашеньку. Мол, работает у него в кормушке… ну, институт этот опереточный, помнишь?»
Шломо неохотно кивнул. «Помню…»
Катя выдержала паузу. «И это все? — спросила она, не дождавшись продолжения. — Вся твоя реакция? «Госдепартамент отказался опровергнуть или подтвердить…»? Скажи уже что-нибудь. Наверняка ты об этом знаешь».
«Знаю».
«И до сих пор ему руку подаешь? Водку вместе выпиваешь? О судьбах человечества с ним треплешься? Смотрите, господин Шломо Бельский, как бы не замараться. Так ведь к нам приличные люди ходить перестанут».
«Как ты не можешь понять, — сказал Шломо. — Саша — мой ближайший друг. Я не могу засунуть собаке под хвост все, что связывало нас в прошлом, только из-за того, что его политические убеждения отличаются от твоих».
«Ну вот, опять я во всем виновата! Даже в том, что твой друг скурвился…»
«Перестаньте ссориться», — жалобно попросила Женька с заднего сиденья.
«При чем тут мои убеждения? — возмущенно сказала Катя. — Разве непонятно, что эти подонки открыто помогают врагу? Как можно задавить террор, когда они морально подпитывают террористов? Ты помнишь этого гада, неделю назад, на Кинг Джордж? Того, что взорвал женщину на пятом месяце беременности? Чтобы сделать такую вещь, одной бомбы мало, нужно еще и сознание моральной правоты. Твой Саша, конечно, бомбы не подкладывает… Он по части морали работает, дружок твой хренов».
«Катя, — устало сказал Шломо. — Ну что ты меня мучаешь? Ну не могу я ним расплеваться, не могу. В особенности сейчас, когда он у Сени из милости подъедается, безо всяких средств к существованию. Сама подумай…»
«А вот не жалко мне его, — зло процедила она, вцепившись в руль. — Не жалко. Женщину ту молодую — жалко. И ребенка ее не родившегося. И мужа ее, вместе с ней погибшего. И двоих малолеток, что дома с бэбиситтером остались, пока папа свезет маму на ультрасаунд… Их вот мне жалко. А Сашу твоего — нет. Ничего с ним не случится — дерьмо не тонет. Вот и джоб себе отхватил — все, как я тебе говорила…»
В глазах у нее стояли слезы. Шломо погладил ее по руке: «Ну не надо, Катюня, ну что ты? Все ведь хорошо… Вот, на праздник едем…»
Женька предостерегающе подключилась сзади: «Мама, прекрати немедленно, у тебя сейчас глаза потекут».
Катя вдруг как-то беспомощно всхлипнула: «Я боюсь… Я так боюсь, что с нами что-нибудь случится… Все эти взрывы и выстрелы, и все это каждый день, каждый божий день…»
«Ну вот, — нравоучительно отметила Женька. — Потекли. Я же предупреждала…»
Они проехали Глилот и свернули на Приморское шоссе. Дождь продолжал идти, размеренно и мощно, как чемпион по спортивной ходьбе. «Ладно, хватит о грустном, — решительно объявил Шломо. — Давайте лучше о чем-нибудь другом. К примеру, что это за дом, куда мы едем?»
Катя поперхнулась, перестала хлюпать носом и, наконец, улыбнулась мужу самой очаровательной из своих улыбок.
«Славик, ты только не сердись, — сказала она преувеличенно бодро. — Я все хотела тебе сказать, да как-то к слову не приходилось. Это вовсе не дом. Мы едем в ресторан. Рафи заказал там места на всю нашу контору…»
«Ну, знаешь, — возмутился Шломо. — Это просто… это просто…» Он не находил слов.
«Но почему? Какая тебе разница, где сидеть — в чьем-то доме или в ресторане?»
«Да при чем тут это? Знай я, что речь идет о ресторане, где, кроме нас, будет еще пара сотен людей, я бы ни за что не пошел. Но ты ведь мне пела о смертельной обиде семейному седеру твоего босса! Знаешь, что это, дорогая моя? — Гнусный обман и больше ничего!»
«Славочка, во-первых, контора у нас маленькая, так что седер действительно как бы семейный. Во-вторых, я и впрямь немного схитрила, но ведь иначе тебя было не вытащить. Я вот тебе не говорю, а там чуть не каждую неделю то брит, то свадьба, то бар-мицва, то похороны. Сил нету. И на все надо ходить. И все бабы с мужьями ходят, только я все время одна, как безмужняя. Неудобно. Тем более, у меня муж во-он какой хороший… Ведь хороший? Хороший?»
Шломо упрямо мотнул головой, уклоняясь от ее руки. Но улыбка уже дергалась в складке его губ. Он был органически неспособен сердиться на свою жену более нескольких минут.
«Правильно Женька говорит — фраер я ушастый, — сказал Шломо. — Вертишь ты мною, как хочешь. И всегда вертела…»
«Папа, а чего ты так переживаешь? — вмешалась Женька. — Тебе же лучше. В большой компании сачкануть легче. Скажешь пару раз «амен» и дело с концами».
Бельские въехали в Нетанию и теперь медленно продвигались по направлению к морю. Ресторан, по словам Кати, был расположен возле самой площади Независимости. Этот район города кишел гостиницами, ресторанами и кафе; каждое заведение предлагало свои услуги по празднованию Песаха, и поэтому все прилегающие к площади улицы представляли собой одну сплошную автомобильную пробку. Надо было подумать и о стоянке. Катя и Женя с негодованием отвергли шломину идею поставить машину где-нибудь в отдалении и пройти пешком. И в самом деле, дождь угрожал свести на нет все их труды по наведению марафета. Веря в свою шоферскую звезду, Катя искусно лавировала между машинами, гудками и веселыми водительскими перебранками, метр за метром продвигаясь к цели. Наконец, они достигли площади.
«Забудь слово «стоянка» всяк сюда въезжающий… — мрачно сказал Шломо. — Говорил я вам…»
«Слава, перестань нудеть под руку, — жестко оборвала его Катя, огибая кафе «Йотвата» и зорким взглядом обозревая окрестности. — Вот! Вот! Что я вам говорила!» И она коршуном рванулась на свободное место справа от дороги.
«Катя, — простонал Шломо. — Но это же въезд во двор. Мы не можем тут парковаться…»
«Еще как можем, — уверенно ответила Катя. — Все уже сидят по домам, так что мы тут никого не блокируем. Максимум — оставим им записку с телефоном под ветровым стеклом. Позвонят — выйдешь и дашь проехать. Вон наша дверь — почти напротив…» Она указала на ярко освещенный вход под длинным, далеко выдающимся на улицу козырьком.
«Как же они позвонят, когда праздник? — Это был последний, но сильный аргумент. — Религиозные по праздникам не звонят».
«Ха! — с легкостью парировала Катя. — Религиозные по праздникам и не ездят!»
Шломо понял, что карта его бита. Угроза полицейского рапорта легко отметалась очевидным «кто же пишет рапо?рты по праздникам?» Он вздохнул и покорился неизбежному.
Странно, но в итоге они почти не опоздали. Ресторан был при небольшой гостинице; маленькое уютное лобби с синими мягкими креслами, стойка справа, неназойливый охранник при входе, улыбчивый метрдотель… Зал, человек на двести, был почти полон к их приходу. Катя махнула кому-то рукой, в ответ из-за стола в самой середине зала выскочил шустрый человек в кипе и тараканьими глазами навыкате. «Катья, — закричал он, распахивая объятия. — Как я рад! Ты просто не представляешь… Наконец-то… Шломо, я безумно счастлив с тобой познакомиться; я — Рафи… так много наслышан… мы еще поговорим… О! А это — молодая леди? Прямо из джунглей Амазонии? Где же твой попугай?..»