Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 46

Он осторожно развязал узелок на руке. Зубами. Второй кисти уже не было. Осталась где-то в демянских болотах. Но сержант Васенин не ушел в санбат. Нету тут санбата. Туда только тяжелораненых, вон Петьку туда уволокли, его крупнокалиберный достал. Прям в пузо. А ведь жив, чертяка остался! А Васенин, что? Ну, оторвало левую, еще же одна есть! Этак, если все в санбаты бегать будут, кто на рации работать останется?

Забавно как - кожа с обмороженного пальца сползла как чехольчик. Сволочь эта кожа - цепляется за бинт.

Сержант машинально сунул указательный палец правой руки в рот, пытаясь откусить отмершую кожу. До связи оставалось еще секунд тридцать. И ведь откусил. И даже не больно. Это, действительно, не больно. Умерла и умерла! Твою мать, а вот теперь больно стало...

Сержант Васенин, разжевывая кусочек своей же кожи со своего же пальца, долбил по ключу указательным мясом:

'КрчкВтут. Прош в ноч на 19-20 брос прдвльстврдинты кадрт 908...'

- Товарищ старший лейтенант, а товарищ старший лейтенант! - Васенина трясло как цуцика. То ли от холода, то ли от боли в левой руке.

- А? Что? Где? Кто? - вскочил старлей Ларионов, утирая красные, с постоянного недосыпа, глаза.

- Это семь или единичка? - культю из-под полушубка сержант Васенин не доставал. Подбородком показал. Обросшим, правда, не по уставу. Палец же 'здоровой' руки держал на ключе. Здоровой, ага...

- Семерка. Видишь же - палочка попереком?

- Извините, товарищ старший лейтенант! Не разглядел!

Ларионов махнул рукой и улегся обратно. В снежную яму, служившую ему и постелью и... Господи, да как же ее звали-то? Киевлянку ту? Нина, Ника?

Васенин же закусил губу и... Да что ж так холодно-то? Трясет всего...

'...7 и рзршить вплнять здачу Дбрсл после плученя прдвстлия - глодн, истщен'

Через несколько минут:

'Повторите передачу!'

Васенин зажмурился. Опять зажмурился. Не впервой...

'КурВат... прдв глд рзрш Дбрсл...'

Трясет-то как! Лишь бы точку с тире они там не перепутали!

'Повторите передачу!'

Сосредоточиться... Держи палец над ключом, держи, тварь!

Васенин облизнул кровь с лопнувшей кожи:

'К О О Р Д И Н А Т Ы...'

Вообще-то этот клочок надо было бы сохранить. Так полагается. Для командования, для истории, для потомков... В сейф бригадный, за печатью и подписями. Для истории. А тут 'как полагаться' нельзя. Тут надо - как сможешь. ... В баню бы сходить...

'Для истории, для потомков... Но это, потомки... Вы как-нибудь там сами в вашей истории разбирайтесь. Мне бы радиограмму передать...' - Васенин ухмыльнулся, представив себе потомков, обсуждающих его, сержанта-радиста.

'Наверно при коммунизме будут жить, на планеты летать, этот как его... Марс!'

Ерунда же какая в башку придет! Какие, нафиг, ариели с аэлитами?

Работай, сержант, работай!

Через десять минут радист Васенин передал, наконец-то, радиограмму. И, наконец-то, получил подтверждение о приеме, поджег бумагу и улегся рядом с лейтенантом. Спиной к нему. И толкнув его локтем, чтобы подвинулся. Тот хмыкнул чего-то. Васенин же бездумно стал смотреть на маленький огонечек, протягивая к нему капающую кровь с указательного пальца хорошо, что правой руки. Вот если бы тогда не левую оторвало. Чего бы тогда сержант Васенин делал бы? Или вон снайпер тогда Мишку. В лоб. Убил. Между бровей. Так же и лежит там, в сугробе. Вернуться бы... Похоронить бы.

И сержант Васенин стал вылизывал кусочки кожи, застрявшие между зубов. Жрать хотелось очень.

Этой же ночью 'Бостоны' транспортной авиации Северо-Западного фронта сбросили тюки с продовольствием и боеприпасами в темноту демянских болот. Прямо на позиции немцев...

Еще раз мимо, мимо...

17.

-Таким образом, Вы, подполковник, утверждаете, что не принимали участие в разработке операции?

-Никак нет, герр обер-лейтенант. Перед атакой бригадами, вернее моей бригадой и остатками бригады Гринева, деревни Добросли, в наше расположение прибыл представитель штаба фронта полковник Латыпов. Формально для проведения инспекции, фактически же он стал руководить соединением.

-Расскажите подробнее о Латыпове.

-А что о нем рассказывать? Полковник и полковник. Смелый, решительный, властный. Оперативник. Вместе с ним прибыли так же майоры Решетняк и Степанчиков. Первый - разведчик, второй - авиатор.

-То есть, Николай Ефимович, Вас, фактически отстранили от командования бригадой? Я правильно понимаю Ваши слова? - сказал фон Вальдерзее. - И как вы оцениваете это ммм... положение вещей.

'Все-таки фриц не по-русски фразы строит, не по-русски...'

-А как тут можно оценить? - ответил Тарасов. - Майор Гринев фактически сорвал всю операцию. Не смог пробиться через Полометь. Батальон его вышел к нам фактически безоружным. Винтовки и автоматы. Да и то - не у всех. При этом батальон неизвестно где шатался. Двое суток! За это время гитлеровцы... То есть ваша разведка уже нащупала наш лагерь и стала блокировать его. Еще немного, задержись мы еще на сутки - нам было бы не вырваться из кольца. Так и сдохли бы на болотах. Прибытие представителей штаба фронта расставило все по своим местам. Мы начали действовать, но вы уже были готовы. А ведь сила десантника - в скорости и неожиданности. Действия же соединения стали предсказуемы... К сожалению... Это не учли ни Ватутин, ни Латыпов, ни, тем более, Гринев.

-Господин подполковник, а ведь Гринев не так уж и виноват... - внимательно посмотрел на Тарасова обер-лейтенант.

**

За время вынужденного ожидания гриневской бригады на основной базе саперы выстроили штабной шалаш.

Здоровущий, укрытый сверху парашютным шелком. С легкой руки разведчика Малеева шалаш стали называть шелковым. Так и прижилось. В этом 'шелковом шалаше' дневал и ночевал мозговой центр бригады.

После принятия радиограммы из штаба о прибытии полковника Латыпова ждали темноты. Координаторы должны были прыгнуть на парашютах.

И вот уже стремительно темнело. Синее мартовское небо сиреневело, затем чернело, и только красный закат кровавил на западе. 'Опять мороз будет' - тоскливо подумал военврач третьего ранга Николай Живаго. - 'Опять помороженные будут. Днем все тает, ночью льдом схватывает. Просушиться бы... Да где? В Малом Опуево только сотню самых тяжелых оставили. А всю ораву только в Демянске можно разместить по домам. А его сначала взять надо. Что там начальство думает?'

Живаго докуривал самокрутку, свернутую из табачной пыли, пополам с прошлогодними листьями. Огонек обжег распухшие пальцы, тогда доктор достал из кармана спички. Взял две палочки и зажал окурочек ими. И снова затянулся.

А из 'шелкового шалаша' вылетел с матом кто-то невысокого роста. В сумерках военврач не разглядел - кто это. Но по голосу догадался - комбриг. И Живаго поспешил удалиться - Тарасов был горяч в гневе.

А потому врач не увидел, что за Тарасовым вышел Мачихин.

-На, комиссар, читай!

Тарасов сунул Мачихину клочок бумаги:

'Выполнение задачи вы недопустимо затянули. Будете отвечать лично, Тарасов и Мачихин. 19.03.42 Курочкин'

-Мда...- буркнул гигант Мачихин. - Можно подумать мы до этого заочно отвечали...

-Ты, Ильич, подумай, а? Сначала этот придурок прорваться не может, затем шляется неизвестно где, мы людей теряем, скоро уже полбригады поморозится, а теперь мы еще и затянули? - когда Тарасов кипятился речь его становилась сбивчивой.

-Язык у тебя за головой не поспевает, Ефимыч!

-Расстрелять бы этого Гринева, к чертовой матери!

Мачехин покачал головой:

-Ох, и кипяток ты Ефимыч, ох, и кипяток... Теперь понимаю, за что тебя арестовали в тридцать восьмом...

Тарасов прищурился и напрягся.

-За язык твой несдержаный, вот за что. Болтал бы меньше, думал бы больше...

-А ты меня, Ильич, не учи и не лечи! И Родина и партия меня простили. И доверили бригаду, и в тыл к немцам послали. А если бы не простили, разве доверили бы? - зло сказал подполковник.