Страница 49 из 53
— Эй, крутая! — Берл похлопал ее сзади по плечу. — Команды блевать не было.
Энджи с трудом разогнулась. Берл смотрел на нее, насмешливо ухмыляясь и выказывая скорее злорадство, чем жалость. Бородач по-прежнему булькал, мелко суча ногами. Около распахнутой дверцы ханджарского джипа бесформенной кучей лежал еще один мертвец, очевидно, водитель. Она заставила себя посмотреть в сторону Кольки и длинношеего, ожидая увидеть самое страшное, и не смогла удержаться от облегченного вздоха. Какая же она все-таки дура! Это ж надо же подумать такое! Ну сколько можно переносить собственную травму на весь окружающий мир? Колька, конечно же, и не думал никого насиловать: брючный ремень понадобился ему, чтобы всего-навсего связать ханджара.
Более того, длинношеий уже пришел в себя и теперь сидел на земле, растерянно оглядываясь вокруг. Колька поднял с земли сломанную сигарету и с упреком посмотрел на Эджи.
— Дура! — сказал он и покачал головой с самым безнадежным видом. — Надо тебе было мою сигарету топтать? Я ж ее специально в сторону выплюнул, чтоб потом подобрать… Какого же, спрашивается, хрена, ты тут носишься взад-вперед, как стадо слонов?
Саша протянул ему пачку и что-то сказал по-русски. Берл рассмеялся и тоже добавил что-то, видимо, очень смешное, отчего остальные принялись ржать, как ненормальные. Они говорили на незнакомом ей языке, как будто ее тут рядом и не было! Даже Саша! Энджи прикинула — обидеться или нет — и решила не обижаться.
Берл подошел к бородачу и тронул его ногой.
— Что, Красная Борода? — спросил он скорее даже участливо, переходя на английский. — Не видать тебе твоих жен?
Ханджар булькнул и выдул кровавый пузырь.
— Жены были у Синей Бороды, — подала голос Энджи. Она хотела сказать это жестко и насмешливо, но вышло как-то жалобно.
— Ах да, я ж совсем забыл — с нами ведь специалист по мировой литературе — безразлично начал было Берл, но остановился, глядя на красивый кривой кинжал в узорчатых ножнах на поясе у бородача. Наклонившись, он вытащил клинок и рассмотрел его. — Это что, и есть ханджар? Да?… Ну тогда — подобное к подобному.
Берл быстрым движением вонзил клинок в сердце умирающему. Бородач дернулся всем телом и затих.
— Зачем? — спросил Саша, глубоко затягиваясь. — Так бы помер.
— Последняя милость, Саша, — ответил Берл серьезно. — Зачем зря людей мучить?
Он повернулся к Кольке и что-то произнес, показывая на часы.
Колька кивнул, и, не выпуская изо рта сигареты, присел на корточки рядом с длинношеим.
— Ну что, жираф, — сказал он на ломаном сербском. — Теперь ты меня поймешь без толмача, правда? Сколько людей в лагере? Только быстро, времени нету.
Ханджар отрицательно покачал головой.
— Зря ты так, — вздохнул Колька. В руках у него волшебным образом возник короткий обоюдоострый нож. — Я ж тебе сейчас пальцы обстругивать буду, до косточки, один за другим. На моей памяти никто до третьего пальца не доходил, самые крутые ломаются в конце второго. Но, возможно, ты у нас феномен. Ну как? Идем на рекорд? Только пасть придется заткнуть, уж извини, а то крику не оберемся…
Он оглянулся, ища подходящую тряпку.
— Двадцать шесть, — прошептал длинношеий. — Включая нас.
— Черные лебеди?
— Нету, все на облаве. Ловят кого-то.
Колька кивнул, одобрительно потрепал ханджара по щеке и, повернувшись к Берлу, что-то произнес по-русски.
— О'кей, — сказал Берл. В голосе у него звучало облегчение. — Энджи, в машину. Саша, перегружай винтовку. Вы с Колей поедете на местном транспорте. Пулемет тоже прихвати, авось пригодится. Дядя Коля, кончай свою светскую беседу, и займемся делом.
Оставив трупы на дороге, они тщательно заминировали все место.
— Чего мы ждем? — спросила Энджи. Их джип стоял на обочине грунтовки перед самым выездом из леса. Свозь деревья виднелись редкие огоньки спящей деревни.
— Колю, — сказал Берл, показывая на переговорник. — Вот как залезут на минарет да соберут винтовку, тут и наш с тобой черед настанет, уважаемая ангел смерти.
Энджи возмущенно повернулась к нему.
— Послушай, парень, что ты от меня хочешь? Да, стрелять я не умею и сворачивать людям шею — тоже; да, меня тошнит при виде перерезанного горла… Но это еще не повод хамить мне при каждом удобном случае.
— Что я от тебя хочу? — удивился Берл. — Можно подумать, что это я тебя сюда затащил, а не наоборот. Я здесь, если хочешь знать, только для того, чтобы тебя, дуру, отсюда живой выволочь, вот и все. А если по дороге ты еще и поймешь кое-что, так это уже просто прямой профит.
— Что пойму? Например?
Берл усмехнулся.
— Например, что ангел смерти не бежит блевать в кусты при виде чужой крови. Например, что любая война — дерьмо, и, начав воевать, ты непременно измажешься. Думаешь, я не видел, как ты отвернулась, когда Коля резал этого, последнего, с длинной шеей?
— Он был связан, — упрямо возразила она. — Он ответил на все вопросы. Можно было привязать его к дереву…
— …и играть в Вильгельма Теля, — насмешливо продолжил Берл. — А-а… Что тебе объяснять… Одно странно — куда это вдруг пропал твой пыл? Разве это не ханджар? Разве это не один из тех, кого ты еще сегодня именовала «страшными беспощадными крысами» и призывала извести под корень? Или уже забыла?
Энджи молчала.
— Ладно, — сказал Берл неожиданно мягко. — Не тушуйся, девочка. Ты права. Поняла? Ты права, а они, крысы, виноваты. И слабость твоя тоже права: нормального человека должно тошнить от убийства. А если не тошнит, то он уже ненормален. Как мы с Колей. В этом, если хочешь знать, их самая главная крысиная пакость: они заставляют нас убивать. Гады. Они убивают нас так или иначе. Превращают или в трупы, или в бесчувственных монстров, и неизвестно еще, что хуже.
— Известно… — пробормотала Энджи.
— Что? — переспросил он, не расслышав.
— Ты просто не знаешь, но есть еще и третье состояние, самое худшее… — она сжала виски обеими руками и принялась выталкивать из себя слова, как камни, одно за другим. — Ты и не труп, и не монстр… ты — вонючая тряпка, выброшенный в кювет презерватив, до горла набитый мерзкой спермой насильников… Ты настолько грязна, что отвратительна самой себе, ты скребешь себя до крови и не можешь очиститься, даже если соскребешь все мясо до самых костей, понимаешь? Потому что кости тоже осквернены… Все осквернено — до самого мозга… А в голове — их морды, их невыносимая вонь, въевшаяся в тебя… Что делать тогда, а, Берл? Скажи мне, если ты такой умный!.. Ага, молчишь?..
Энджи всхлипнула, но, совладав с собой, вытерла кулаками выступившие слезы.
— Надо же… ты и в самом деле супермен. Заставил меня плакать дважды в течение суток… В общем, я согласна быть монстром. Или трупом. Неважно, кем — лишь бы не… лишь бы… — она поискала нужное слово, и, не найдя, усмехнулась. — Лишь бы не тем, кто я есть. Вот видишь, для этого даже слова не придумали…
Берл покачал головой.
— Ты уж извини меня, ладно? — сказал он неловко. — Мужчины — они дураки, сами многого не рюхают… Слышь, Энджи?..
— Ничего, ничего. — Она отвела его руку. — Все в порядке. Ты командир, я учу правила. Ровно четыре.
— Гм…
Они сидели вдвоем в темном джипе на краю ночного ханджарского леса. Переговорник молчал, огни враждебной деревни тускло мерцали в просвете зарослей.
— Энджи, — сказал Берл, неуклюже меняя тему. — Объясни мне про Колю. Зачем ему это все? Ну… ты понимаешь.
— А, Колька… — она пожала плечами. — У него это личное. Мне Саша рассказывал. Он сам откуда-то из России. Была у него то ли жена, то ли просто девушка… В общем, какой-то мафиози, торговец проститутками, увез ее оттуда обманом лет десять тому назад. С тех самых пор Колька ее и ищет.
— А почему здесь?
— Ну, как… — неуверенно сказала Энджи. — Торговец этот мусульманин, возил девушек через Боснию, вот и…
Он хмыкнул.
— Что? — не поняла она.
— Да вот, — объяснил Берл. — Смешно получается. Если бы этот мафиози оказался сербом, русским или евреем, то сидел бы сейчас Коля где-нибудь на другой стороне, может быть, даже в этом самом лагере, вместе с ханджарами. Странно, правда?