Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 53

И тут хозяин, словно желая рассеять его последние сомнения, резко вывернул с грунтовки на асфальт, взял влево, вильнул вправо, ушел от столкновения с джипом, мгновенно ускорился на третьей передаче, а затем, вернувшись на вторую, убрал с дороги сунувшегося было навстречу наглеца и стремительными галсами ушел от перекрестка вперед, на свободу. Все это было проделано мастерски, одним духом, в замечательно точном ритме, и даже несколько пуль, застрявших в багажнике, не смогли испортить общего впечатления. Подумаешь, две-три дырки в жестянке задка! — заделаем, не беда — главное, что они стремительно мчались по гладкой ленте предрассветного шоссе, оставляя позади неуклюжую погоню — самые быстрые, самые проворные — он, гольф, и его настоящий водитель.

Следующее препятствие ожидало их на полпути между Витежем и Слименой — там, где от магистрали направо уходила дорога на Зеницу. Людей гольф не боялся — с людьми должен справиться сам хозяин, это его работа — так что три серые фигуры с автоматами, врассыпную бросившиеся в кювет при их приближении, не особо взволновали машину. Куда опаснее выглядела гармошка острых шипов, которую подлецы растянули поперек шоссе, оставив лишь узкие проходы по краям. Честно говоря, гольф уже не видел никакой возможности проехать дальше, не проколов как минимум двух покрышек, но тут хозяин снова показал свой потрясающий уровень. Он рванул влево, на обочину, потом снова вправо, и вдруг гольф понял, что едет на двух левых колесах, вращая правыми в воздухе — да, да, именно так, на двух колесах, минуя смертельно опасные шипы, сбоку, по узкой метровой полосе между асфальтом и кюветом.

Это был высший класс! Ради этого стоило сходить с конвейера! Более того, теперь уже не страшно было и умереть, даже в расцвете своих неполных тридцати тысяч. Что он, в конце концов, видел за эти несчастные тридцать тысяч? Да последние десять километров дали ему в тридцать тысяч раз больше удовольствия! Разве не так? Победно урча, гольф несся в сторону Травника. Он был горд собою и своим настоящим водителем. Он был твердо уверен в их совместном непререкаемом превосходстве над любым четырехколесным, двуруко-двуногим, бензиновокровным существом внутреннего сгорания.

Берл вел машину автоматически, не думая. Он впал в какое-то странное, незнакомое состояние полупрострации. Усталость? Или потеря крови? Дышалось тяжело, перед глазами плавно качался мало-помалу густеющий туман, сквозь клочья которого виднелось шоссе, лес, горы, домишки вдоль дороги, рассвет, светлеющий справа за спиной. Яшка куда-то делся, видимо, ушел, обидевшись на грубость, и теперь Берл остался совсем один. Один и без шансов. Он понял это окончательно на последнем блокпосту, когда ханджары даже не стали стрелять. Хотят получить его живым, ясное дело… Этот пост на перекрестке, который ему удалось объехать без особого труда, цирковым макаром, был явно несерьезным, сымпровизированным на скорую руку. Где-то впереди его ждет настоящий заслон, организованный по всем правилам, это уж будь спокоен. Судя по всему, они были совершенно уверены в успехе, в том, что деваться ему некуда. Машины погони маячили сзади, даже не делая попыток приблизиться, — просто присматривали за добычей, вели его, как зверя, в заранее расставленную ловушку.

Где? Скорее всего, перед самым Травником. Там у них гнездо, легче организоваться. Внутрь города не пустят — зачем потом отлавливать беглеца по дворам и закоулкам? Значит, где-нибудь на въезде… Вот только черта лысого вы меня живым получите. С дыркой в голове — это да. Берл улыбнулся: это будет хоть маленькая, но победа. Может, прямо сейчас? Он достал магнум и взвесил его в руке… или еще немного порыпаться? А зачем? Долину прорезал вопль муэдзина — рассвет наступал и у них, у врагов. Ему, рассвету, все равно, он наступает для всех — и день тоже, и ночь… Берл тряхнул головой, разгоняя туман — ты с этим поосторожнее, бижу, так ведь и отключиться недолго. То-то подарочек будет для подлецов.

Впереди засветились огоньки минаретов; Травник надвигался на него, как широкий, коренастый ловец с огромною сетью в руках. По бокам дороги замелькали сараи, гаражи, заборы… Ну, где же вы, братья-мусульмане?

Прожектора вспыхнули внезапно, ослепив его; баррикада оказалась неожиданно близко, не замеченная им вовремя в молочном тумане рассвета. А может, в болезненном тумане, наплывающем на меркнущее сознание? Берл автоматически бросил свой гольф в занос и развернулся. С противоположного конца улицы навстречу ему надвигались джипы погони. Они тоже врубили на полную мощность все имеющиеся у них фонари, и теперь Берл в маленьком гольфе и в самом деле походил на зверя, загнанного в угол, пришпиленного безжалостными лучами прожекторов к водительскому сиденью. Слева и справа шли сплошные дощатые заборы, деваться было решительно некуда.



Берл ударил по газам и, взревев мотором, рванулся навстречу джипам. Сжав зубы, он шел на таран, намереваясь закончить дело именно так, красиво. Что ни говори, в самоубийстве всегда есть отчетливый привкус поражения… а при таране, даже таком безнадежном — гольф против армейской машины — в конце концов, существовала некоторая, пусть бесконечно малая, вероятность, что противник увернется, испугавшись столкновения. Таким образом получалось, что это не совсем самоубийство, а достойная смерть в погоне за последним, хотя и нереальным, шансом. Погоня стремительно приближалась. Они и не думали отворачивать. Их было много, шесть штук — тяжелых, мощных, усиленных броневой сталью машин. Им нечего было бояться.

— Влево! — крикнул Яшка с заднего сиденья. — Режь влево!

Берл инстинктивно тормознул и резко заложил руль. Он привык слушаться старшего брата. Гольф прошелся юзом на правых колесах, выправился и на полном ходу ударил передним бампером в дощатый забор.

Гольф пребывал в крайнем возбуждении. Счастье и победная радость жизни клокотали в нем, как вода в радиаторе. Ему казалось, что теперь он способен на любые чудеса. Даже когда хозяин направил его таранить этих здоровенных амбалов в конце улицы, он нисколько не смутился. Мчась на их выставленные вперед несокрушимые стальные рамы, гольф не испытывал ни капельки страха. Ведь настоящий водитель не мог ошибаться. Так оно и произошло. Поворот влево на полном ходу прямо перед носом у остолбеневших чудовищ был выполнен настолько мастерски, что гольфу захотелось запеть. Гнилые доски забора вылетели под молодецким ударом его бампера; птицей перелетев через канаву, он приземлился посередине широкого двора. Здорово! Какой классный прыжок! Никогда в жизни он еще так не прыгал. Да, сегодня все у него было впервые — какая удача, что они наконец повстречались — он и его настоящий водитель!

Это были, видимо, какие-то склады. Сзади, неуклюже преодолевая канаву, урчали одураченные машины врага. Так вам и надо, идиоты… Сделав быстрый круг по двору, они въехали на пандус, а с него — внутрь огромного темного склада. Со стороны хозяина это был замечательно умный ход: повсюду здесь громоздились штабеля каких-то тюков, и прохода между ними насилу хватало для него — узенького гольфа, так что джипам тут определенно не светило пролезть. Главное теперь — найти второй выход. А вот и он — мелькает серым утренним туманом в просвете между тюками! Вперед! Они разогнались и вылетели наружу с полутораметрового пандуса, свободным полетом, как птица. Это был именно полет, а не просто большой прыжок, и гольф понял, что счастью не бывает предела.

Приземлившись, он почувствовал какое-то небольшое неудобство в правом переднем колесе, но это были, конечно же, мелочи. Они победили и на этот раз, причем с явным преимуществом. Погоня отстала, не в силах повторить их головокружительные трюки. Проехав по двору, они углубились в лабиринт каких-то узких переулков со сплошными заборами, складами и сараями. Ехали быстро, классно срезая повороты. Впрочем, к этому гольф уже привык, так что теперь он только гадал, чем же еще порадует его сегодня этот необыкновенный хозяин? Чем же еще… — и тут покрышка правого колеса лопнула и разлетелась прямо во время поворота, на своем наибольшем усилии. Гольф качнулся, отчаянно вцепился оставшимися тремя колесами в мокрый грунт, пытаясь изо всех сил удержаться… и — не смог.