Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 23

А вот другой рассказ – уже из дел Тайной канцелярии. В 1724 году дьячок Федотов донес на отставного капрала Ингерманландского полка Василия Кобылина, говорившего приятелям, что Екатерина «не природная и не русская, и ведаем мы, как она в полон взята, и приведена под знамя в одной рубашке, и отдана под караул, и караульный наш офицер надел на нее кафтан». Как известно, под знамя – воинскую святыню, охраняемую часовыми, – складировали трофеи и приводили пленных.

Далее легенда говорит, что от офицера Марта попала к Шереметеву, а потом – к Меншикову. У него молодую женщину, крещенную чуть позже Екатериной, и встретил Петр. Примерно с 1703–1704 года она сделалась его наложницей, которую он вызывал к себе, когда считал нужным. Так, в письме Меншикова к сестрам Арсеньевым (одной из них была жена Меншикова Дарья) мы читаем подобный приказ: «И пришлите ко мне Катерину Трубачеву, да с нею других двух девок немедленно же». Это приказание было продиктовано Петром. В 1704 году Екатерина родила сына Павла, а в 1705-м – Петра, и Петр-отец писал Арсеньевым: «Пожалуйте, матушки, не покинь те моего Петрушки. Матушки мои, пожалуйте, прикажите сделать сыну моему платье и, как вы изволите ехать, а вы, пожалуйста, прикажите, чтоб ему было пить-есть довольно». И хотя и Павел, и Петр вскоре умерли, значение Екатерины с годами возрастало, она стала заметно выделяться из числа женщин, которые всегда окружали любвеобильного царя. Для Петра Екатерина оказалась подлинной находкой. Отличаясь молодостью, обаянием, неприхотливостью и умом, она стала для русского царя замечательной женой. Вечно мечущемуся по стране, неуравновешенному по характеру царю Екатерина создала то, что называется домом, в который он с радостью возвращался из походов, поездок и плаваний, с нетерпением ожидая встречи со своим «другом сердешненьким Катеринушкой» (так он обращался к ней в письмах) и дочерьми «Лизенькой и Аннушкой», а потом и вторым сыном – «Петрушенькой» – наследником престола. Сохранившаяся переписка русского монарха и его жены – вчерашней «портомои» и кухарки – свидетельствует о глубине чувств, о взаимной заботе и любви, которая не покидала их полтора десятилетия.

Екатерина сумела приспособиться к сложному характеру Петра, найти верный тон общения с ним – человеком неровным, тяжелым и скрытным. Вот типичное для нее письмо мужу от 5 июля 1719 года, в котором она пишет о трагическом происшествии в Петергофе: «Который францус делал новые цветники, шел он, бедненкой, ночью чрез канал, сшолся с ним напротив Ивашка Хмелницкой (то есть Бахус. – Е.А.) и каким-то побытком с того мосту столкнув, послал на тот свет делать цветников». Здесь Екатерина воспроизводит даже присущий Петру стиль, его жестокий юмор.

Для переписки супругов характерна полная отстраненность от политики, в письмах Петра нет и намека на то, что он когда-либо обсуждал с женой государственные проблемы, поручал ей заниматься какими-либо делами. Он никогда не готовил из нее государственного деятеля, и всю свою жизнь рядом с царем Екатерина была далека от управления государством. Такое положение царицы (а они были обвенчаны лишь в 1712 году) было обусловлено не столько уровнем образованности и характером жены Петра, никогда не стремившейся, в отличие от своей тезки Екатерины II, снискать славу философа и государственного деятеля, сколько требованиями царя, видевшего в Екатерине лишь мать своих детей, хозяйку своего скромного, в бюргерском стиле, дома. И только беспощадная к Петру судьба вынудила царя короновать свою непритязательную подругу, а затем думать о передаче ей престола великой империи.

Любопытна запись в приходно-расходной книге комнатных денег за 1723 год, отражающая времяпровождение Екатерины: «В Питергофе изволили Их величество гулять в новом доме и стряпали на кухне сами, дано по-ворам Алексею Волку с товарищи 6 червонных для обновления поварни». По своему образованию, воспитанию, кругу интересов Екатерина до самого восшествия на престол оставалась коронованной домохозяйкой.

Екатерину выгодно отличали отсутствие амбициозности – черта, характерная для многих выходцев из низов, – и та подкупающая простота в самооценке, которая была свидетельством не холопского самоуничижения, а ума и такта. Уже будучи царицей, она подтрунивала в письмах к мужу над своей долей «старой портомои» – прачки, не забывшей, кто ее благодетель. Не исключено, что этими же чувствами было продиктовано нежелание Екатерины знакомить мужа и двор со своими босоногими родственниками, о судьбе которых она долгое время ничего не знала. После занятия Риги Петр дал указ поискать родственников своей жены среди рижан, но поиски оказались безуспешными. Однако в мае 1721 года во время пребывания Петра и Екатерины в Риге ко двору явилась крепостная крестьянка Христина, заявившая, что она сестра царицы. Ее допустили к Екатерине, которая наградила ее деньгами и… отправила восвояси. Вот только тогда по заданию Макарова и Ягужинского, получивших, вероятно, приказ самого царя, начались поиски «некоторого крестьянина» – Самуила Скавронского, брата Екатерины, увезенного, как полагали, с другими пленными в глубь России или в Украину. Лишь в 1723 году Самуил – старший брат императрицы – был найден в Лифляндии. По распоряжению из Петербурга Самуила и его детей было приказано «иметь под присмотром».

Летом 1725 года у рижского губернатора АИ.Репнина вновь появилась Христина, которая жаловалась на скверное обращение с ней помещика и «просила доставить ей способ явиться к императрице». И здесь мы видим, что Екатерина не является инициатором встречи с родственниками. Узнав о новом визите своей сестры, Екатерина распорядилась «содержать упомянутую женщину и семейство ея в скромном месте и дать им нарочитое пропитание и одежду». Примечательно, что императрица не хотела огласки всего этого дела и даже после своего воцарения. Репнину было приказано: «А от шляхтича, у которого они прежде жили и разгласили о себе, взять их под видом жестокого караула и дать знать шляхтичу, что они взяты за некоторыя непристойныя слова; или же взять их тайно, ничего ему не говоря об них, а потом приставить к ним поверенную особу, которая могла бы их удерживать от пустых рассказов».

Лишь в начале 1726 года с соблюдением всех мер предосторожности, как будто действительно речь шла о государственных преступниках, родственники Екатерины были свезены в Петербург. Их было много: старший брат Самуил Скавронский, средний брат Карл с тремя сыновьями и тремя дочерьми, сестра Христина с мужем, двумя сыновьями и двумя дочерьми. Вторая сестра, Анна, имела мужа и трех сыновей. Жена еще одного брата, младшего – Фридриха (Федора), латышка, с двумя дочерьми, падчерицами Фридриха, «слезно просила оставить их на месте», что и было исполнено. В начале 1727 года слегка освоившиеся при дворе братья императрицы были возведены в графское достоинство, получили приличное содержание, дома, имения и крепостных, все их дети были пристроены в самом лучшем виде. Так было положено начало новому графскому роду Российской империи – Скавронских.