Страница 19 из 27
На месте происшествия Порошин и Калганов нашли голубую пуговицу от мужского пиджака, роговую расческу-самоделку и огрызок химического карандаша. В общем-то следов очень много. Порошин подписал акт и протокол предварительного опроса потерпевших, составленный сержантом Калгановым. Сержант Матафонов уже через день выяснил, что расчески-самоделки ладил в Магнитке один человек: Меркульев Иван Иванович. Тот самый, который числился в розыске за утайку пулемета в могиле.
Голубую пуговицу и огрызок химического карандаша взял для расследования Порошин. Пуговица для уральской рабочей среды была слишком необычной: голубая, с белыми волнистыми прожилками, изящной формы, явно иностранного производства. Придорогина больше заинтересовала расческа:
— В покушении на осведомителей участвовал старик Меркульев. Возможно, охотился за наганами. Мы его ищем по казачьим станицам — Верхнеуральске, Анненске, а он затаился здесь, в городе!
Порошин не соглашался:
— Старик расчески продавал на базаре. Такие гребешки могут быть у многих. А вот пуговица дает более конкретное направление. Такая пуговица могла быть пришита только на светло-сером или светло-голубом костюме. Сколько у нас таких костюмов в городе? У иностранцев, у артистов... Три-четыре костюма!
Придорогин пристально впился взглядом в Порошина:
— А клички — «Антоха, Гриха»? Они у нас не проходили по предыдущим делам?
— Что-то не помню, — перелистывал журнал регистрации Порошин.
— В твоем распоряжении сержант Матафонов и Шмель, — сказал уходя Придорогин.
Шмель нравился Порошину с каждым днем все больше. Конечно, сексот не очень приятен внешностью — ушаст, с мордочкой летучей мыши. И суетлив, излишне услужлив, но хитер, с чутьем ищейки. Аркадий Иванович показал ему голубую пуговицу:
— Найди, Мордехай, костюм, от которого оторвана сия пуговица.
Шмель полюбопытствовал:
— А с каким делом это связано? С убийством? С кражей или вредительством?
Порошин не раскрыл карты:
— Ничего серьезного, Мордехай. Просто один тип к моей Фроське пристает. Надо бы его проучить.
— Будем искать! — взял под козырек клетчатой кепки Шмель.
Порошин был доволен рассуждениями Шмеля. Он повторил почти слово в слово то, что говорилось Придорогину. Но при своей наблюдательности назвал и фамилии:
— К обычному костюму такие пуговицы не пришьют. Они будут выглядеть нелепо. Костюм должен быть светло-серым или голубым. У нас в городе пять-шесть костюмов такой расцветки: у начальника стройки — Валериуса, у поэта Бориса Ручьева, у директора театра Михаила Арша, у Левы Рудницкого и Виктора Калмыкова.
Порошин подкорректировал наводку:
— Обрати внимание, Мордехай, на Ручьева. У него несколько приводов в милицию, хулиган, бабник. И, говорят, он прихлестывает за Людой Татьяничевой... Ему сам бог велел называть всех девиц «людками».
Арестовать Ручьева было не так просто, хотя его недавно исключили из комсомола за избиение молодой поэтессы Нины Кондратковской. Крупный критик Селивановский опубликовал в «Литературной газете» хлесткую, изничтожительную статью против пиита, намекая по Горькому: от хулиганства до фашизма — один шаг! Но Ломинадзе и Завенягин выступили в защиту молодого литератора столь решительно, что прокуратуре и милиции пришлось отступить.
— У Бориса Ручьева останутся для поколений не скандалы, а строки: «Мы жили в палатке с зеленым оконцем, промытой дождями, просушенной солнцем», — убеждал Завенягин.
Порошин не любил Ручьева, считал его стихотворцем примитивным, ограниченным, спекулирующим рабочей романтикой. И обрадовался, когда Шмель сообщил на другой день:
— Пуговица, Аркадий Иванович, от костюма Ручьева. Значит, он и есть приставатель к вашей Фросе. В дружках у Ручьева — поэты Мишка Люгарин и Васька Макаров, доктор Функ, мартеновцы — Коровин и Телегин.
Аркадий Иванович искренне похвалил бригадмильца:
— Молодец, Мордехай! С твоими способностями надо не вошебойкой заведовать, а работать в уголовном розыске. Буду, наверное, ходатайствовать о зачислении тебя в штат НКВД. У тебя дарование сыщика!
Однако Аркадий Иванович не стал докладывать начальству и протоколировать, что обнаружен костюм, от которого оторвана голубая пуговица. Упрятать за решетку стихотворца-бузотера можно. Но кто с ним участвовал в нападении на бригадмильцев? Настораживали имена или клички «Антоха, Гриха». Уж не Фроськины ли это дружки — Антон Телегин и Григорий Коровин? На самодельной роговой расческе нацарапаны две буквы: ГК. И что за девица была в банде? У Фроськи есть белая шаль. Неужели она влипла в эту грязь? И какая жестокость — попытаться утопить людей в яме с испражнениями! Бригадмильцы рискуют жизнью, ловят воров, бандитов, вредителей, врагов народа, задерживают нарушителей, защищают народ. И не за получку, не за деньги. Миша Разенков работает электромонтером, Виктор Томчук слесарем в депо, Миша Махнев — рабочий, Мордехай Шмель заведует вошебойкой. А мы, чекисты, относимся к своим помощникам часто с каким-то барским презрением...
Аркадий Иванович начал наводить справки о Коровине и Телегине. Где они были в ночь, когда бандиты избивали бригадмильцев? Оказывается, что Телегина призывали на службу в Красную Армию. Он уже отправлен с эшелоном на Дальний Восток. Но отбыл он через два дня после той злополучной ночи, вполне мог быть участником преступления. Коровин работал подручным сталевара, вступил в комсомол. Порошин приехал в мартеновский цех, попросил сменного мастера:
— Покажите, пожалуйста, вот этот гребешок Григорию Коровину. Скажите, будто нашли в душевой. Но ни в коем случае не говорите, что этим интересуется милиция.
— Гриха набедокурил? — исподлобился мрачно мастер. Порошин успокоил его веселым голосом:
— Напротив, нам надо доказать невиновность Коровина. Такой симпатичный парень, вступил в комсомол. У нас о нем только положительные отзывы. Он же у вас в бригаде пропагандист-агитатор.
Коровин расческу узнал, принял:
— Мой гребень. Не пойму, где я его потерял. Вота буквы мной нацарапаны шилом: ГК.
После смены, по пути к дому, Григория Коровина задержал сержант Матафонов:
— Вы арестованы, гражданин Коровин!
— Но мы с Леночкой договорились, она меня ждет...
Сержант защелкнул наручники на запястьях рослого парня, ткнул его стволом револьвера в спину:
— Шагай! И не вздумай тикать. Пристрелю, как собаку. Матафонов дал пинка задержанному, и он зашагал неуклюже в сторону горотдела, приговаривая, бормоча:
— За што? Я завсегда живу мирно, мухи не обидю. Ленка ждет меня...
Порошин был поражен растерянностью и сговорчивостью Грихи Коровина. Он сразу признался почти во всем, выдал дружка — Антоху Телегина. Правда, Аркадий Иванович взял его «на пушку», обманул:
— Твой дружок Телегин снят с поезда, арестован. Он признался во всем, раскаялся, назвал сообщников. И тебя он, Гриха, выдал. Мол, он, Коровин, главный зачинщик! Мы, однако, полагаем, что Телегин врет. Сваливает вину на товарища зря. Себя выгораживает!
— Ладно, ответю! — сник разоблаченный Коровин.
— Кто с вами был еще? — взялся за карандаш Порошин.
— А што сказал Антоха? Всех выдал?
— Разумеется, всех. Чистосердечное признание смягчает вину.
— Ежли все вам известно, зачем вопрошать?
— Проверяем твою совесть, раскаяние. Да и Телегин мог назвать того, кого там не было. Итак, кто еще участвовал в нападении на бригадмильцев?
— Борька Ручьев и дед Иван.
— Дед Иван Меркульев? Который скрывается?
— Он, знамо.
— А где стояла она, когда вы били бригадмильцев?
— Фроська?
— Да, Фрося.
— Ваша Фрося в стороне стояла.
— А когда степь поджигали, она что делала?
— Вместе с нами подпаляла.
— А лапти с проволокой на электропровода она забрасывала?
— Знамо, забрасывала.
— Где скрывается дед Меркульев?
— Никто не ведает, окромя Фроськи.
— Где взял дед Меркульев пулемет, винтовку, маузер? Где он добыл оружие, которое в гробу прятал?