Страница 20 из 59
ВЛАДИМИР ЧУРИЛИН
♦♦♦
Я шел в огонь,
Он зубы свои скалил,
Ему, видать, понравилась игра.
А город спал, морозен и хрустален,
И ничего не ведал до утра.
Гостеприимно выстроились стены,
Спешил в тепло усталый человек,
А я стоял у дымного мартена,
Тяжелый пот отряхивая с век.
Мне в эту ночь то плакалось, то пелось,
Гудела сталь в оплавленном ковше,
И ничего так страшно не хотелось,
Как устоять на этом рубеже.
ВАСИЛИЙ СКРЕБКОВ
♦♦♦
Полвека шумит мой завод многотрубный.
Здесь реки стальные начало берут,
И тем я горжусь, что достался мне трудный,
Но очень уж нужный для Родины труд.
Пусть жаром печет и вздуваются вены,
Но большего счастия нет для меня —
Быть сыном Магнитки, стоять у мартена
И чувствовать сердцем дыханье огня.
Горячей работой нельзя не гордиться,
Я возле металла душою окреп
И каждому низко готов поклониться,
Кто честным трудом заработал свой хлеб.
ЛЕСОРУБЫ
Мы в бору бригадой жили,
Строевой валили лес.
Нас наотмашь ливни били
С громыхающих небес.
Комариным звоном пела
Зауральская жара,
И спина деревенела
В этом пекле до утра.
Сам старшой дивился зычно:
— Наворочали ж мы дур! —
И заканчивал обычно:
— Баста, братцы! Перекур!
Все лежали и дымили,
Передышку дав рукам,
А над нами сосны плыли
По белесым облакам.
Ни один меня в бригаде
Не обидел, не ругнул —
Понимали: хлеба ради
С малых лет я спину гнул.
Оттого на равных взяли,
Хоть и был почти малец,
Что геройской смертью пали
Старший брат мой и отец…
Кончен день. Старшой солидно
Говорил: «На стан пора», —
И, меня жалея, видно,
Кто-то нес два топора.
После ужина курили,
Заводили разговор
И про то, как немца били,
И про то, как немец пер,
Про находчивость солдата,
Про чужой, постылый край,
Да просили Федьку-хвата,
Побасенку, мол, поддай.
Взрывы хохота летели
В остывающую синь.
Мужики едва хрипели:
— Ну и Федька, сук-кин сын!
Разговор кружился птицей
В свете гаснущего дня.
Сон морил, и тихо лица
Уплывали от меня.
Может, в эти перегрузки,
В дни усталости до слез
Всей душою к людям русским
Я, как деревце, прирос,
И за все, что я имею,
Перед ними я в долгу
И, наверно, жизнью всею
Рассчитаться не смогу.
РИММА ДЫШАЛЕНКОВА
♦
ГОРНОВОЙ
Чугун похож, конечно, на дракона,
Когда дыхнет из каменного горна
Огнем и серой, звездами и мглой,
И лишь глаза прикроет горновой,
И кажется — качнулась даже домна;
Пошел чугун, коварный и упорный,
Когтями жидкими нащупывая путь,
Уже готовый в сторону плеснуть.
А горновой над струями слепыми,
Как дрессировщик с прутьями стальными…
Ползет чугун, свивает два кольца,
Гудит, брезгливо сплевывает шлаки,
А горновой, как под броней, под шляпой,
И пот ручьем с прекрасного лица.
О, как чисты два этих существа,
Две силы, непохожих друг на друга,
Две воли, где ни боли, ни испуга,
А на победу равные права!
Иди, чугун, волшебный рудный зверь,
Послушный, золотой и полновесный.
Твоей красой, как благородной песней,
Вновь человек наполнился теперь.
ЛЕОНИД НОВИКОВ
♦
ЗАВОДСКИЕ ДЕРЕВЬЯ
Под потоками дыма и пара,
Как солдаты, построившись в ряд,
Не боясь ни жары, ни угара,
Заводские деревья стоят.
Их не скоро и осень иссушит,
Лето полностью им отдалось.
Видно, в их деревянные души
Много силы железной влилось!
ЛИЛИЯ ЗАКИРОВА
♦♦♦
С закатом солнца вышла за холмы —
Костерный дым по лугу расстилался.
Вставал едва приметный круг луны,
И сонно перелесок улыбался.
Не розам, а ромашкам полевым
Соловушко готовил серенады,
Не ожидал пленительной награды
И, может, этим был неповторим.
ВЛАДИМИР ЕГОРОВ
♦♦♦
Чаек стон.
Волна соленая.
Опустел в заливе пляж…
Осень,
ветром оголенная,
Уронила желтый плащ.
Что поделать?
Осень, осень…
Вышел отпуск мой.
Пора!
Надо мною неба проседь
И Магнитная гора.
Там, зарю взвалив на плечи,
Домны выстроились в ряд,
А мартеновские печи
Вечным пламенем горят!
Намагнитился я, что ли?
Ох, Магнитная гора!
Лишь уеду —
и до боли
Бьется сердце,
как в неволе
Не помогут доктора.
♦♦♦
Стынет лунная дорога,
Звезды падают в рассвет,
И снежинки-недотроги
Заметают звездный след.
И встает, как из берлоги,
Солнце сонное в горах.
Голубая даль дороги
Розовеет на глазах.
Розовеют сосны, ели…
Розовеет водоем.
Дочь, и та — порозовела.
Значит,
правильно живем!
АЛЕКСАНДР ПАВЛОВ
♦
РАЗДУМЬЯ В ЦЕХЕ
Где откровенен в тяжести металл,
немая боль моя не стала глуше…
А я-то, брат, наивно полагал —
к железу встану, успокою душу.
Мол, отцвела беда — и с глаз долой.
Стена прочна, и пламя непорочно…
Но отчего же на душе непрочно,
и зреет горький плод над головой?
Ошибки бесконечные мои…
Повинны вы в прозрении целебном:
я знаю, как железо пахнет хлебом
и почему безжалостны ручьи
к сугробам рыхлым…
Ко всему ревную
покой, достаток, искренних друзей…
В реке не стало золотых язей —
к верховьям подались, в свою родную
живую заводь…
Высохла она.
А я сегодня отправляюсь в детство…
Сверши-ка, память, колдовское действо
и прорасти, как солод, семена
моих воспоминаний, где ошибки
всего лишь были шишками на лбу.
Благослови на светлую судьбу,
за женщин грустных наказуй не шибко.
Беда — бедою,
а добро — добром…
Но все же есть великая основа:
коль за молчанье платишь серебром,
то самым чистым золотом — за слово.