Страница 3 из 68
Оцепенев от ужаса, водитель лежал на двери кабины. Металлическая ручка давила ему на ребра, но он не замечал этого. Его руки мертвой хваткой вцепились в рулевое колесо. Нос кабины был направлен на видневшиеся вдалеке строения фермы, и через пошедшее трещинами ветровое стекло водитель видел, что по пыльной подъездной дорожке к грузовику бегут двое мальчишек. На пастбище, которое тоже было видно из кабины, сбившиеся в кучу коровы бежали прочь от дороги.
– Черт! – наконец судорожно выдохнул он. Его била сильная дрожь, поэтому короткое слово разбилось на полдюжины слогов. Он пошевелил пальцами на рулевом колесе, затем пальцами ног и, обнаружив, что руки-ноги у него целы, коротко, нервно хохотнул. Улыбка застыла у него на губах, когда он услышал, как включился расположенный позади кабины компрессор, и вовсе исчезла с лица, когда он взглянул на приборную панель и увидел, что стрелка манометра, отслеживающего давление в цистерне, медленно ползет вниз. – Господи всеблагой, – прошептал он и рванулся к небольшому компьютеру, встроенному в приборную панель. Он нажал большую красную кнопку в центре, затем клавишу отправки. На маленьком экране появилось сообщение. Большие синие буквы невинно мерцали:
ВЫЛИВАЕТСЯ МОЛОКО
ВЫЛИВАЕТСЯ МОЛОКО
ВЫЛИВАЕТСЯ МОЛОКО
Марк и Мэтью неслись изо всех сил. Их ноги, руки и сердца работали на пределе возможностей. Они были уже почти у грузовика, всего в нескольких ярдах, когда упали как подкошенные. В эту последнюю секунду они успели заметить ужас в глазах друг друга.
В дальнем углу пастбища коровы из стада Гарольда Уиттига стали падать на колени.
В полумиле дальше по ветру, в городе, скрежет металла об асфальт – словно тысяча вилок проскребла по сковороде – разрушил утреннюю тишину. Щенок заскулил и затряс головой; дед Дэйл и Томми инстинктивно заткнули уши ладонями. В первую секунду дед Дэйл подумал, что это пацаны Свенсона снова завели старый «Джон Дир» Гарольда и перевернули его, но тут же понял, что это что-то другое. Кошмарный скрежет звучал слишком долго, от него сводило зубы и наворачивались на глаза слезы.
Скрежет еще не стих, когда из кафе Хейзл начали выходить люди, напуганные шумом или просто желающие узнать, в чем дело. Они останавливались, поворачивались в сторону фермы Уиттигов и вглядывались в дорогу, прикрыв ладонью глаза от яркого утреннего солнца. Пастор и его жена были среди напуганных. Они беспокоились, не случилось ли чего с их сыновьями. Неожиданно обрушившаяся тишина вселяла еще большую тревогу, чем оглушительный скрежет, и они чуть не бегом бросились к своему большому «шевроле», припаркованному возле кафе. Остальные переместились на середину дороги, будто это могло помочь им увидеть то, что произошло за холмом, вне пределов видимости.
В кафе Хейзл нетерпеливо дожидалась, когда дожарится партия пончиков, которую она только что запустила во фритюрницу, чтобы тоже выйти на улицу и самой посмотреть, что случилось. События крайне редко происходили в Фор-Корнерсе, и Хейзл было бы обидно, если бы она что-нибудь пропустила. Когда она наконец вытащила металлическую корзину из фритюра и повесила ее на кронштейн фритюрницы – еще одна идеальная партия, – она успела только выглянуть в окно и увидеть, как ее посетители один за другим оседают на землю, некоторые прямо на середине дороги, а затем челюсть у нее отвисла, а горло начало закрываться.
Когда дед Дэйл увидел, как первый человек падает на землю всего в нескольких ярдах от него, он схватил Томми одной рукой, щенка – другой и попытался убежать, но его сердце уже билось слишком медленно, и он не смог сделать ни шагу. Он не почувствовал, что щенок выскользнул у него из руки и упал на асфальт, но так и не отпустил Томми – даже тогда, когда сам ударился о землю.
2
Рики Шванн мерз как пес. Вода в этом чертовом карьере никогда не прогревалась, какое бы жаркое ни стояло лето. Это, конечно, замечательно, когда тебе надо быстро охладить ящик пива, но, бог ты мой, до чего это хреново, когда тебе приходится за этим пивом нырять. Весь свой последний год в средней школе в Пэйпер-Вэлли Рики чего только не делал, чтобы удержать массу тела на двухстах фунтах, а содержание жира – на пяти процентах от массы тела, но сейчас он жалел, что не давал себе вволю поесть бигмаков – сейчас бы пригодились для теплоизоляции.
Он был уже на глубине десяти футов. Легкие начали гореть, а глаза заболели от холода. Он зажмурился. Все равно вода здесь такая черная, а света так мало, что дальше нескольких дюймов уже ничего не разглядишь. Он снова подергал веревку, на которой висел ящик с пивом, но она не поддалась. Ему придется спуститься на всю ее длину. Как он полагал, это еще пять-десять футов.
Перебирая руками по веревке, он спустился еще немного, как вдруг почувствовал, что ее чуть-чуть повело в сторону. Ага, так и есть, зацепилась за корягу – или еще за какую-нибудь хреновину на дне. Он сильно дернул веревку, почувствовал, что она отцепилась, и открыл глаза. Из темноты на него наплывала другая пара глаз. Синих, как и у него самого, но широко раскрытых и пустых.
– Что я тебе говорил? – Помощник шерифа Бонар Карлсон, сидящий на пассажирском сиденье патрульного автомобиля, подался вперед и ткнул пальцем в ветровое стекло. – Погляди на верхушки вон тех красных сосен. Уже желтеют, а ведь еще только начало августа.
Шериф Майкл Холлоран как раз проезжал поворот и поэтому не стал отрывать взгляд от дороги, чтобы, чего доброго, не вписаться как раз в одну из тех сосен, на которых указывал ему Бонар. Здесь, на севере Висконсина, лес подминает под себя все, что сделано человеком, и дороги – не исключение. Они ехали будто в зеленом тоннеле.
– Да не будет никакой засухи, – сказал он. – Опять паникуешь без повода.
– Она будет сильная. Может, такая же, как в восемьдесят седьмом.
– Ну и чушь же ты несешь. Да мы в июне чуть не потонули. Побили все рекорды по количеству осадков.
Бонар шмыгнул носом и откинулся назад, сунув большой палец под ремень безопасности, чтобы он не так давил на его солидный, заботливо вскармливаемый живот.
– Тогда – одно, сейчас – другое. Погоди, пока доберемся до известкового карьера. Могу спорить, что уровень воды там на фут, а то и на два меньше, чем надо.
– Не может такого быть. – Холлоран сбросил скорость и прошел ровный, без крена внутрь, поворот. Впереди на дороге плясали пятна солнечного света. Он с пятого класса знал, что только дурак спорит с Бонаром, если тот заявил что-нибудь безапелляционным тоном, но просто не смог сдержаться. Когда-нибудь он докажет Бонару, что он тоже может ошибаться. Закон больших чисел на его стороне. – Я, случайно, не пропустил поворот? Такое чувство, что мы уже полдня едем.
– От здания нашего участка до карьера пятьдесят семь минут, если не въедешь по дороге в оленя или медведя. Сколько ты там уже не был?
Холлоран задумался и, вспомнив, помрачнел:
– С той выпускной вечеринки.
Бонар вздохнул:
– Да уж. До сих пор каждый раз колотит, когда мимо проезжаю. После того случая меня там в воду и палкой не загонишь.
Старый известковый карьер, к которому они направлялись, вплотную примыкал к северной границе округа, и благодаря тому, что это был один из самых пустынных уголков штата, он представлял собой практически идеальное место для вечеринок на природе. Карьер и печь для обжига извести закрыли в конце сороковых годов, и место сразу же облюбовала молодежь. На глубине пятидесяти футов под поверхностью земли пласт извести кончался. В уродливую, машинами прогрызенную дыру нашли путь подземные источники. Они быстро заполнили ее ледяной грунтовой водой. Холлоран любил размышлять о том, что вот люди десятилетиями трудились, стараясь обезобразить этот участок земли, а природа взяла и в мгновение ока зализала все нанесенные ей раны, как только ее оставили в покое.