Страница 13 из 19
А вокруг дипломата прогуливалась и попрыгивала стража, вооруженная пистолетами. Я присвистнул.
Они все огорчились, что не поняли.
Тогда я говорю:
— Ты, красавец, от Большого Босса?
Мой друг Мыш презрительно скрипнул, но дипломат сделал вид, что не заметил. Он подпрыгнул на полметра и пискнул:
— Я — Секретарь, сын Мудреца. Большой Босс хочет с тобой говорить. Зовет к себе. Проверяет слухи. Пророк вещал — ты можешь быть всем сразу. Большим счастьем, большой бедой. Большой Босс слушал Пророка. Хочет слушать тебя.
Мыш подпрыгнул на всех четырех, выгнувшись, и пискнул:
— Всегда ложь. Всегда подлость. Нельзя верить.
Секретарь смутился, взял в руки хвост и начал его задумчиво чистить. Потом пискнул, негромко и не очень уверенно:
— Боец, пойдем к Пророку. Пророк говорил Большому Боссу — и тебе скажет. Пророк подтвердит. Важно.
Тогда Мыш сел и потеребил меня за пояс. Я сел рядом с ним, чтобы легче общаться, и он пискнул мне в самое ухо:
— Пойдем к Пророку. Это серьезно. Это правда.
— Мы пойдем, — говорю, — а они нападут на гнездо.
Мыш почесал в затылке ногой.
— Не думаю, — пищит. — Святое. И потом — семья будет охранять. Я — с тобой.
— Ладно, — говорю. — Иду к Пророку. Пусть подтвердит. Тогда посмотрим.
Так что я отправился в паломничество по святым местам. Эдит, когда об этом узнала, язвительно рассмеялась и говорит:
— Ты, Марсэлл, совсем с ума сошел. Нам больше делать нечего, как беседовать с крысиными святыми. Что за чушь вообще — пророк у крыс? О чем он там может сказать? Я в этой ерунде участвовать не собираюсь.
— Я, — отвечаю, — пойду один.
— Ну да, — фыркает. — А они тут все сожрут. А что не успеют сожрать — то разворуют.
— Подумаешь, — говорю. — Они не трогают систему жизнеобеспечения, не лезут в механизмы и в электронику, а остальное — наживное дело.
Она воздела руки и возопила:
— Это же не их вещи! Они же, звери мерзкие, вообще не понимают, что такое собственность!
— Ну да, — говорю. — Они мои друзья. Что мне, для друзей пустяков жалко? И вообще — я полагаю, что не годится слишком заморачиваться на вещах. Бездуховно.
Она говорит:
— Это не пустяки, это деньги. Твои, между прочим.
Тогда я говорю:
— Все, я пошел.
Она меня останавливала и даже пыталась драться, потому что я не слушал, но я ее отцепил и вышел из каюты, а она не смогла подняться по откосу, даже снявши туфельки. И я уже в рубке проинструктировал жен Мыша, как обращаться с синтезаторами, чтобы им было что есть. И велел кормить Эдит. А сам немного послушал, как она ругается за дверью, и пошел наружу. При обычной экипировке — бронежилет, бластер, фонарь и аптечка.
Мыш был со мной, Поэт тоже пожелал идти.
— Пещера Ветров, — говорит. — Трогает. Сердце Мира. Рядом — Усыпальница, древняя. Все — пыль веков. Тебе будет интересно.
Я согласился. Ну что еще можно сказать.
Секретарю мы поставили условие — за нами не ходить. У меня, мол, свои проводники, надежные ребята, так что мы и сами не заблудимся. А к Большому Боссу мы придем, если Пророк даст добро.
Но пусть господин Крысиный Король не надеется, что нам можно повесить лапшу на уши.
С тем наши визитеры и отчалили. А мы с Мышом и Поэтом шли минут сорок по главному тоннелю вперед, а потом свернули в другой тоннель, поменьше. Вот тут я и почувствовал, что звездолет мой уже далеко, а мир вокруг чужой — и все это по-настоящему.
Уже совсем теперь по-настоящему.
Это, ребята, был негатив человеческого города. Его отпечаток под поверхностью земли. То, что при жизни города всегда получается за кулисами.
Мы сначала шли по канализационным тоннелям. Потом из них через лаз с чугунной крышкой перебрались в тоннели подземки — там рельсы еще лежали и даже кабели уцелели кое-где, только обесточенные и без изоляции. Изоляцию мышата грызть любят, ее в свое время для этого и снимали — зубы точить. Но по кабелям, замурованным в стены, по-прежнему шел ток от единственной работающей в городе электростанции, которую, как мне сказали, приводили в действие ветер и клан Электриков. В подземке многие мышки устроили себе жилища — Мыш сказал, что тут живут лояльные к Большому Боссу граждане и те, кто состоит у Крысиного Короля на службе. Может быть. Они тут обитали довольно открыто — в стенах кое-где были ниши для осветительных приборов и всякие подсобные помещения, так все эти места уже давно заняли под мышиные квартиры. Рядом с некоторыми даже светильники горели, хотя и тускло, поэтому я не зажигал фонарь. И мышки то и дело перебегали нам через дорогу по своим делам, останавливаясь только поглазеть на нас — на чудо небывалое. Мышки — существа любопытные и почти бесстрашные.
Изо всех дырок и щелок торчали носы и поблескивали глаза. У меня создалось ощущение, что весь мышиный мир уже в курсе, что с неба упало человеческое гнездо, а более того — что люди неопасны для жизни. На меня смотрели не испуганно, а с обыкновенным бытовым интересом. Скорость распространения информации в этом мире, лишенном СМИ, не могла не восхитить. Идеальное сарафанное радио.
В общем, вокруг нас жила обыкновенная улица мышиного поселка. Надо сказать, здешние бытовые сценки вовсе не всегда выглядели радостно. Где-то за поворотом пищали и дрались, разбежавшись только от луча фонаря. Я наступил на совершенно чистые белые косточки, явно принадлежащие мышонку — и мои спутники не были этим зрелищем особенно шокированы. В одной нише, совсем не глубокой, молодая мышка кормила мышат, крохотных, слепых еще и голеньких. Поэт, увидев ее, вздохнул и сказал, что драматично выглядит нищета, юность и материнство. Мыш добавил, что эта бедная мамаша, скорее всего, обречена, если никто о ней не позаботится — потому что невозможно жить с маленькими детьми на семи ветрах, не зная, где завтра пищу возьмешь. А кормильца у этого семейства, как видно, нет, раз никто ей нормальное жилье не освободил. Я уже думал, что надо бы проводить бедняжку на звездолет, но оказалось, что мы ошиблись.
Он пришел и битых тараканов ей принес. Юный, худющий, вдвое худее, чем его возлюбленная, и хромой — прыгал на ладошках и одной ноге. Всей одежды на нем было — ножны с кинжалом. Конечно, даже человеку ясно, что он своей даме более удобную жилплощадь не отвоюет, калека — но вдвоем у них был вид существ, вполне готовых защищать свое условное гнездо. Я для этой дивной семейки выгреб все съестное, что в карманах осталось — галеты, тюбик джема, шоколадные крошки.
Они смотрели настороженно, но подарки приняли с достоинством. Тема для поэмы. Я хромому еще капсулу стимулятора подарил на прощанье.
Когда мы уходили, Поэт лизнул меня между пальцами и сказал, что я странный, но в этом что-то есть. А Мыш сказал, что дарить подарки — роскошь, но обзаводиться друзьями мудро.
— Только, — добавил, — не давай тем, кто клянчит.
Но у меня пока никто ничего и не клянчил. Мышки в лучшей своей части — существа гордые, не попрошайничают, предпочитают благородное воровство. Или благородные на том же уровне грабеж и убийство.
Мы очень долго шли по шпалам. Прошли несколько станций, довольно ярко освещенных — мышки жили там под перронами, все там переделав на свой лад. Мы волей-неволей видели их домашнюю жизнь. Как супруги друг друга ласкали. Как молодые мышки плели одежки из каких-то волосатых ниток. Как старый седой вояка готовил себе какую-то похлебку в мятой миске на электроплитке, подключенной к уцелевшей местной сети очень оригинальным образом, а рядом спали мышата. Все это неярко освещалось электрическими лампочками. Открытого огня мышки не любят, даже побаиваются, а электричество очень хорошо освоили. В одном месте пришлось забираться на перрон и обходить дом, который хозяева построили, отгородив кусок трассы кирпичами и какими-то обломками. Но в общем и целом я понял так, что мышки не слишком-то профессиональные строители, предпочитают приспосабливать то, что построено до них.