Планета бессмертных

– Что случилось? – спросила я.

– Мы на месте. Вон студия. Ты прошла мимо. – Она не сводила с меня пристального взгляда. – С тобой все в порядке?

– Со мной все отлично, Фестина. Я просто задумалась.

– Ну да, – тем не менее мою руку она не выпустила. – Ты уверена, что с тобой все в порядке? Сержант Аархус сказал, что ты потеряла сознание в каюте Нимбуса. И еще я заметила, что ты вела себя немного странно на транспортной платформе «Гемлока».

– Да нормально все со мной! – Я выдернула руку. – Если ты думаешь, что у меня с головой не в порядке, то ошибаешься. – Выражение беспокойства на лице Фестины по-прежнему не ослабевало. – Поверь, со мной все хорошо – вот только я ничего не ела уже четыре года, и было бы неплохо подкрепиться.

– Мы непременно раздобудем для тебя еду. А сейчас идем в студию. Я попрошу леди Белл… нет, лорда Рея… принести тебе что-нибудь с камбуза.

Она снова попыталась взять меня за руку и повести за собой. Я не желала, чтобы меня вели за руку, потому что не являюсь какой-нибудь тупицей, у которой в любой момент могут отказать мозги; просто слегка отвлеклась, обдумывая идею стать пророком. Иногда человек становится рассеянным, и ничего плохого в этом нет; с какой стати Фестина демонстрирует совершенно неуместное сейчас беспокойство? Поэтому я выдернула руку, тем самым пресекла ее попытки нянчиться со мной и самостоятельно вошла в студию.

До сих пор мне не приходилось бывать в студии телевещания, но я почему-то предполагала, что там наверняка будет полно всякой «техники». Однако выяснилось, что студия – это просто большая пустая комната с черным, как смола, ковром на полу и со стеклянными, но неровной текстуры стенами. Наверное, такие стены поглощали шум, поскольку здесь было на удивление тихо, словно какая-то сверхъестественная сила заглушала все издаваемые нами звуки. Возникло ощущение, будто сам воздух давит на барабанные перепонки, препятствуя проникновению звуков в уши, – надо сказать, немного жутковатый и не слишком приятный эффект. По сравнению с загаженностью остального корабля, тут отсутствовали безделушки и мертвые животные, что должно было бы вызвать радостные эмоции, однако вся атмосфера привела меня в состояние раздражения, как будто я оказалась отрезана от важной звуковой информации, которая могла бы предостеречь от опасности.

Судя по всему, леди Белл была довольна – наконец-то оказалась здесь после всех этих надоедливых проволочек! Едва войдя в студию, она рухнула на ковер… и ворсистая черная поверхность приняла форму ее тела, повторяя все его впадины и выпуклости. Вынуждена признать, что выглядела она чрезвычайно эффектно – ядовито-зеленая кожа только что не светилась, контрастируя с глубоким черным цветом. На фоне стекла, из которого был построен корабль, леди выглядела далеко не так выразительно.

– Усаживайтесь, усаживайтесь. – Кашлингианка махнула рукой в сторону пола рядом с собой. – Устраивайтесь поудобнее. Может, хотите чего-нибудь? Мой дорогой муж принесет. Возбуждающие средства? Или, наоборот, успокаивающие? Наши синтезаторы изготовляют любые фармацевтические препараты для землян и дивиан; потребуется всего несколько мгновений, чтобы доставить все, что угодно, по вашему выбору.

– А как насчет еды? – продолжая стоять, спросила Фестина. – Что-нибудь такое, что могут переваривать люди. – Она бросила взгляд в мою сторону. – Желательно прозрачное.

Я опустила голову, чтобы не было видно, как мне стыдно. Это унизительно – когда твоя лучшая подруга думает, будто ты сходишь с ума от голода, и готова устроить сцену, добиваясь, чтобы тебя покормили. Я знала, что не умру от голода; но ведь можно умереть и от стыда… Или нельзя?

По счастью, леди Белл была не из тех, кого всерьез волнуют чужие проблемы. Поэтому она не запричитала: «Ох, да, разумеется, нужно срочно покормить нашу дорогую девочку, а пока пусть приляжет», а просто сказала Рею:

– Поищи что-нибудь в этом духе, дорогой.

И сморщила несколько «ртов» на голове. Лорд пробормотал что-то вроде «какими мелочами мне приходится заниматься» и выскользнул из студии.

– Теперь все садитесь на пол! – энергично скомандовала леди Белл. – Не хочу, чтобы вы расхаживали тут, пока идет запись. Это может помешать восприятию зрителей – не говоря уж о том, что лампам и камерам будет нелегко следовать за вами. Какой-нибудь пустяк, вроде неудачных теней на лице, может разрушить атмосферу доверительности. Садитесь, садитесь!

– А где камеры? – Я недоуменно оглядела пустую комнату.

– Встроены в стены, дорогая.

– Но стены из прозрачного стекла. Никаких камер в них нет.

– Ты тоже из прозрачного стекла, но у тебя же есть легкие, почки, сердце – жаль, правда, что всего одно, но будем молиться, чтобы оно выдержало до конца записи. И твое сердце продержится в десять раз дольше, если ты наконец сядешь!

Я неохотно опустилась на пол. Терпеть не могу, когда другие советуют, что, по их мнению, лучше для моего здоровья; мне самой идея сидеть на полу совсем не нравилась. Тем не менее едва мой зад коснулся ковра, как он начал корчиться подо мной. (Я имею в виду ковер, а не зад.) Образовалось заметных размеров углубление, приноравливаясь к моим ногам, а для поддержки спины поднялся шерстистый черный бугор. Сиденье получилось очень даже удобное – словно облокачиваешься на мертвую овцу, чьи кости предварительно раздробили топором. Проблема состояла в том, что я не хотела, чтобы мне было удобно и спокойно, потому что…

Потому что боялась снова потерять сознание.

Вот видите, я честно призналась! Хотя я заверяла Фестину, что со мной все в порядке, и отвергла все ее предположения о том, что это не совсем так, на самом деле я боялась, что, если позволю себе расслабиться, мой разум снова провалится в пустоту. Возможно, это произойдет и безо всякого расслабления, как бы упорно я ни сражалась с усталостью мозга. Тем не менее ужасала сама мысль, что, стоит уютно устроиться на ковре, и мозг откажется функционировать. Слишком часто за последние несколько часов меня поглощала ментальная пустота, отключая от окружающего мира. Сидеть со всеми удобствами… да я воспринимала это почти как смертный приговор! Но, конечно, не могла даже заикнуться ни о чем подобном из опасения, что меня сочтут трусихой.

Поэтому я сидела, съежившись от страха и вздрагивая.

– Прекрасно, – заявила леди Белл, когда остальные тоже опустились на ковер.

Фестина села рядом, видимо, желая находиться поблизости, если вдруг мои мозги потекут из ушей; это разозлило меня еще больше.

– Итак, – продолжала кашлингианка, – сначала мы все запишем, а уж потом передадим. Это даст нам возможность отредактировать оговорки и удалить те элементы показаний, которые окажутся лишними, хотя мне не хотелось бы, чтобы кто-то из вас проявил робость. Просто говорите, что считаете нужным, а я сама решу, насколько получается скучно. Как бы то ни было, надеюсь, все вы будете действовать в нужном направлении. И, возможно, прямо сейчас следует сделать небольшую вокальную разминку: потренироваться в произнесении трудных слов и умении говорить диафрагмой. У вас у всех ведь есть диафрагма, верно? За исключением тебя, призрачный человек; я вообще не знаю, что ты такое. Почему бы тебе не попрактиковаться в сохранении постоянной формы, вместо того чтобы все время колыхаться? Постарайся больше походить на человека, а не на мяч для пукки. А всем остальным рекомендую напрячь руки, чтобы стали видны мускулы. Зрителям нравятся мускулы, особенно блестящие от пота. Желательно, конечно, чтобы тела были покрыты многочисленными отверстиями и имели яркую окраску хотя бы двух основных цветов, но с этим у вас, как я понимаю, напряженно. Ладно, тренируйтесь, делайте все возможное, а я пока свяжусь со своим посредником из агентства новостей на Джалмуте. Пусть распустит слух, что в самое ближайшее время мы выставим на продажу «жареный» материал…

Возвысив голос, она произнесла что-то на языке кашлингов. Не знаю, к кому она обращалась; спустя несколько мгновений взволнованный голос с потолка просвистел ответ. Либо говорил кто-то находящийся в другом месте корабля, либо это был голос самого «Предназначения» – то есть главного корабельного компьютера.