Страница 89 из 112
Сын, молча, прошел в угол и там лег на лавку.
Когда Грегор опустил ремень и разрешил сыну встать, тот, подтянув штаны, достал из кармана еще четыре золотые монеты и выложил их на стол.
— Это ваши, пап.
— А это еще откуда? — Грегор со злобой схватил сына за плечо и заглянул ему в глаза, — Это ты где украл?
— Это я не крал, это тот монах, что Алину искал, дал мне. Сказал, что дал бы пять, если б не крал я того золотого у вас, а так даст только четыре.
— Так ты признался ему в том, что украл?
— Ну да… Вернее он сам услышал, когда нашел нас с Алиной, она как раз ругалась на меня за то, что украл я… кричала, даже ногами топала, велела немедленно идти все вернуть и признаться, что украл… а тут он как раз и вышел. Велел ей успокоиться, а потом дал эти четыре золотых и велел их вам отдать, но лишь после того как накажите меня за то, что тот украл.
— Так ты это для нее украл золотой?
— Ну да… она боялась в монастырь возвращаться из-за того, чтоб Малыша ее не выгнали, а ее там не оставили. Сказала, если отец-настоятель велит ей то, она не сможет перечить, и Малыш погибнет… Ну и когда я узнал, что монах за ней пришел, да еще за ее поимку герцог деньги назначил, понял, что уходить ей надо, вот деньги для нее и украл. Потом в лавке продукты купил, чтоб разменять деньги… Ей бы кто стал золотой менять? Подумали б, что украла… да и продукты ей бы пригодились.
— Так ты знал, где она?
— Знал… Она, когда провожал я ее, сказала. Она за реку, в старый заброшенный скит ушла. Она там уже жила… ну до того как мы позвали ее к себе.
— Это она в лесной землянке у дальнего озерца жила? — ахнул Грегор.
— Да, пап, там, — кивнул сын, — я навещал там ее.
— Что ж ела-то там она? Или ты продукты для нее воровал? — Римма укоризненно посмотрела на него, — Неужели попросить не мог?
— Да ничего я не воровал, мам. Я впервые украл вот сейчас, да и то, только потому, что испугался, что заставят ее вернуться и Малыш погибнет… К тому же за нее это были деньги, вот я и подумал, что пусть будут лучше для нее, чем за нее. Так и сказал ей. А она еще больше разозлилась, сказала, что красть ни для кого и ни по какой причине нельзя, и если к тому же, это деньги герцога, она вообще их ни за что не коснется, даже если бы вы ей сами их предложили. Злая такая стала, глаза сверкают, я и не видел ее такой никогда. Причем на меня за деньги ругалась, а сама спокойно зайцев, что Малыш притаскивал ей, и сама ела и меня угощала, хотя графские они. А когда сказал я ей, в самом начале про то, лишь усмехнулась: Это, — говорит, — честь для графа, если я его зайца съем.
— Ну надо же… — Грегор усмехнулся, — , гляди-ка, Рим, а герцогиня-то наша еще с тем характером… и видно с отцом у них действительно коса на камень нашла… А про зайцев, сын, это она правду сказала. Это честь для графа.
— Пап, ты о ком это? И почему это честь для графа, что Алина ела его зайцев?
— А потому, что никакая она тебе не Алина, а Ее Светлость, наследная герцогиня Алина Тодд.
— Пап, ты шутишь? — глаза Арни изумленно распахнулись.
— Нет, не шучу, сынок, ты наследную герцогиню в навоз столкнул и обзывал грязной побирушкой.
— Этого не может быть… — Арни недоверчиво покачал головой.
— Может, Арни, может, — вновь усмехнувшись, кивнул отец, — Только ты лучше помалкивай о том, кто у нас жил, и как ты себя вел с ней, если не хочешь, чтоб герцог велел казнить нас всех или в подвалы свои упечь…
Выслушав рассказ игумена о том, что произошло с Алиной, мать Калерия посоветовала ему ни о чем не расспрашивать ее, раз она не хочет ничего рассказывать, и добавила: — Девочка ни в чем не согрешила, каяться ей не в чем, так что не настаивайте, Отче. Захочет, сама расскажет, а пока ей видно не особо приятно вспоминать об этом.
— Кажется мне, матушка, — покачал головой игумен, — что думает она, что ругать ее буду, что недостойно себя вела она… хоть, на мой взгляд, вела она себя очень достойно…
— Достойно скорее монахини, чем будущей герцогини… Она понимает это, поэтому и молчит. Она не хочет слышать от Вас ни одобрения своим действиям, ни осуждения…
— Почему?
— Одобрив ее поведение, Вы покажите ей, что не воспринимаете ее как будущую герцогиню, а осудив, дадите понять, что для Вас в первую очередь важен ее будущий титул, а не ее душа. Она, видимо, сама не разобралась в своих чувствах, поэтому и Ваше мнение услышать боится. Не торопите ее, и не говорите, что все знаете. Время все расставит по своим местам. Кстати, Отче, теперь, когда Алина вернулась, благословите обет молчания принять. Вы знаете, необходим он мне, чтоб перестать стараться чужие грехи изжить, а сосредоточиться лишь на своих.
— Кто ж тогда сестричество возглавит, матушка?
— Сестра Серафима. Она справится. А Лидия келейницей Вашей станет.
— Что ж, тогда благословляю, — отец-настоятель осенил ее крестным знамением, и мать Калерия отказалась от всяких разговоров на долгие годы.
11
Герцогиня Алина Тодд остановила карету у стен монастыря, вышла, перешла по подъемному мосту к его воротам и постучала.
— Кто там? — в воротах распахнулось маленькое окошечко, и через него кто-то поглядел на герцогиню.
— Герцогиня Алина Тодд. Вот бумаги, подписанные Его Величеством королем, позволяющие мне навещать дочерей, — Алина подала в окошко свернутые в трубочку грамоты.
Бумаги исчезли в окошечке, и оно захлопнулось. Герцогиня осталась ждать у ворот. Ждала она достаточно долго, наконец, в воротах открылась небольшая, дверка и выглянувшая невысокая монахиня с очень суровым выражением лица тихо проговорила: — Входите, мать-настоятельница позволила.
Алина прошла в дверку, и другая монахиня, высокая и статная, видимо, стражница, тут же заперла дверь и повернулась к монахине, позвавшей Алину.
— Сестра Бернардина, открывать, чтоб выпустить лишь с Вами или без Вас позволите? — низким грудным голосом спросила она.
— Рот закрой, сама скажу, что нужным посчитаю, — резко ответила та.
Стражница тут же повалилась перед ней на колени.
Сестра Бернардина повернулась к Алине, — Пойдемте.
Она провела герцогиню через длинный коридор в небольшой зал, по периметру которого стояли скамейки, а в углу большое распятие.
Перекрестившись у распятья и поклонившись ему, сестра Бернардина проронила, — Тут ждите, — после чего быстро вышла.
Алина подошла к распятию и опустилась около него на колени:
— Господи, благодарю тебя, что не отверг просьб моих и позволил увидеться с дочерьми, не остави и дальше меня, грешную, вразуми как поступить и как помочь им… Дай сил принять и исполнить волю Твою… пусть на все будет воля Твоя… — проговорила она, после чего стала читать длинную благодарственную молитву.
Вошедшая сестра Бернардина, удивленно взглянув на коленопреклоненную герцогиню, замерла на пороге. Идущие следом за ней две девочки, одетые в темные монашеские одеяния, тоже несмело остановились рядом. Дождавшись, чтобы герцогиня поднялась, она негромко проговорила, — Ваши дочери, Ваша Светлость.
Обернувшаяся Алина лучезарно улыбнулась:
— Как я рада вас видеть, девочки мои дорогие, — она шагнула к ним и, притянув к себе, обняла, — Здравствуйте, мои любимые.
Дочери несмело прижались к ней и еле слышно прошептали: — Здравствуйте, матушка.
Алина подняла голову и пристально посмотрела на монахиню, замершую у порога после чего тихо проговорила:
— Оставьте нас на час, сестра Бернардина. Через час я верну дочерей на Ваше попечение.
— Это невозможно. Общаться с Вами девочки будут лишь в моем присутствии, — не двигаясь с места, проронила та.
— Что ж, если у Вас больше нет никаких дел, можете удовлетворить Ваше любопытство и понаблюдать за нашим общением, — с усмешкой проговорила Алина, а потом склонилась к дочерям, — пойдемте сядем на скамейку, и вы расскажите мне, как вы тут живете.