Страница 34 из 112
А потом произошел случай, окончательно рассоривший супругов.
Началось все с того, что у большой дворовой собаки родились щенки, но молоко не пришло. Двое из трех щенков умерли почти сразу, а третий, самый крепкий лежал на конюшне и тихо скулил. Конюх попытался напоить его молоком из блюдца, но щенок не пил, толи не умел лакать, толи сил у него на это уже не было.
Герцогиня услышала его писк, когда собиралась на верховую прогулку. Узнав об умирающем голодной смертью щенке, она тотчас отложила прогулку, подхватила щенка на руки и унесла к себе в комнаты. Там она велела принести козье молоко, свернула небольшую тряпицу в виде трубочки, смочила ее в молоке и сунула щенку в рот. Тот тут же начал сосать. Герцогиня была довольна. Виктор заворожено наблюдал за ней. Такой радостной и счастливой он не видел ее никогда. Она не отходила от щенка около двух дней, лично кормя его, грея, массируя ему животик и убирая за ним. Еще слепой щеночек доверчиво полз к ней, тыкался ей в руки, и рядом с ней сразу замирал и переставал скулить.
Как только приехал герцог, герцогиня выбежала к нему на встречу и, с лучезарной улыбкой и сияющими от счастья глазами, стала рассказывать, как ей удалось спасти щенка от неминуемой смерти, видимо, не ожидая того, как он на это прореагирует.
Проронив: "Вы что притащили эту тварь в свои апартаменты, миледи?", герцог стремительно прошел к комнатам герцогини. Там он схватил беспомощного щенка за задние лапы и под его громкий скулеж потащил к выходу.
— Милорд, куда Вы его понесли? Зачем? — герцогиня попыталась схватить супруга за руку, но тот грубо оттолкнул ее.
— Я не потерплю, чтобы наш замок Вы превращали в псарню.
— Милорд, дайте его мне, его нельзя так держать, я сама его отнесу, куда скажете, отнесу, дайте, пожалуйста…
— Вы решили примерить на себя роль псаря, миледи? Неужели Вы думаете, что я позволю это моей супруге? Не позорьтесь. Идите к себе, молитву лучше какую-нибудь прочтите.
— Милорд, Вы вывихнете ему так лапы… прошу Вас, ну возьмите его по-другому, — в голосе герцогини послышались слезы.
Ничего не отвечая ей, герцог вынес щенка из замка, прошел на конюшню и, размахнувшись, с силой бросил щенка в угол. Щенок взвизгнул в воздухе, ударился о стену, дернулся и замер. Герцогиня, шедшая следом за герцогом, хотела броситься к нему, но герцог жестко схватил ее за плечо, после чего обернулся к конюху:
— Разберись с ним.
Конюх тут же склонился над щенком, а потом поднялся.
— Он сдох, Ваша Светлость, — тихо проговорил он.
— Ну и к лучшему, — кивнул герцог, по-прежнему держа герцогиню за плечо.
— Изверг! Что он Вам сделал? За что Вы так с ним? — пытаясь высвободиться и всхлипывая, с трудом проговорила она, из глаз ее просто ручьем потекли слезы.
— Миледи, прекратите истерику! Нашли причину… щенок сдох — тоже мне горе вселенского масштаба… Вы так ведь даже по мужу своему первому не рыдали, да и по мне вряд ли будете, — с издевкой проговорил герцог, пристально глядя на нее.
— Да как Вы смеете… — в глазах герцогини тут же высохли слезы, и полыхнула мрачная ярость, — нашли кого сравнивать с милордом Даниэлем.
— Это Вы про щенка или про меня? — рассмеявшись, спросил герцог.
— Не смейте меня больше даже касаться! — не отвечая на его вопрос, герцогиня оттолкнула его руку со своего плеча, развернулась и ушла. Виктор, все это время простоявший у нее за спиной, последовал за ней.
6
Около недели герцогиня не разговаривала с герцогом. Она вообще перестала выходить из своих комнат. Герцог пытался объясниться, ругался, наказывал при ней слуг, но она даже не смотрела на него.
Когда приехал король со свитой, герцогиня к гостям не вышла, и король сам пришел к ней.
— Алина, что это с тобой? Герцог жалуется, что ты с ним теперь даже не разговариваешь, — произнес он, входя в ее покои.
— Рада Вас видеть, мой государь, — склонила голову герцогиня. — Но не вижу проблемы в том, о чем Вы говорите. Разрешите моему супругу избивать не только слуг и животных, но и меня, и у него не будет больше причин жаловаться. Ему же не разговаривать со мной нравится, а издеваться надо мной.
— Алина, ты несправедлива, не говори ерунды… герцог не то, что издеваться, он даже дышать на тебя боится. На что ты так осерчала? Убил он щенка? Так, во-первых, не специально, а во-вторых, это был дворовый пес, которого держать в замке — моветон. Не место ему в замке. Тебе нравятся собаки? Скажи, герцог заведет тебе псарню. Хочешь иметь собаку в своих покоях? Опять же скажи, я выпишу тебе любую декоративную собачку, какую только пожелаешь, тебе привезут любую. В чем проблема?
— Неужели Вы не видите, Артур? Проблема не в собаке, а в отношении герцога ко мне. Мне не нужна псарня и не нужна диванная собачка. Он растравит первых и ненароком прибьет вторую, как только я привяжусь к ним. Позвольте мне уйти в монастырь, я не могу больше выносить его ненависть ко мне. Не могу.
— Алина, ты забила себе голову полнейшим вздором. Какая ненависть? Он унизил или оскорбил тебя чем-то? Скажи чем, и я позволю тебе туда уйти.
— Он не настолько глуп, чтобы открыто оскорблять меня… однако жизнь с ним для меня невыносима, мой государь.
— Все, кузина, прекрати. Будет причина жаловаться, жалуйся. Но пока ее нет, он — твой супруг, и будь добра, веди себя с ним соответственно. А сейчас переоденься и выйди к гостям. Я хочу тебя видеть.
— И не подумаю. Можете отправить меня в тюрьму, можете казнить, мне все равно.
— Миледи, не надо меня провоцировать, — голос короля заледенел, — не вынуждайте меня искать способы давления на Вас. Ведь я их найду… Поэтому будьте благоразумны. Я буду очень Вам благодарен, если Вы перестанете сердиться и, как истинная христианка, простите своего супруга и доставите нам удовольствие лицезреть Вас. Я выполню любое Ваше желание… кроме того, чтоб в монастырь отпустить, конечно. А все остальное постараюсь выполнить…
— Вам отказать сложно, мой государь, — тяжело вздохнув, тихо роговорила герцогиня.
— Алина, я рад, что ты не отказала, — на лице короля вновь появилась улыбка, — Кстати, у меня новая фаворитка. Ты должна ее посмотреть. Сказочная красавица. Ножки, бедра — загляденье, и грудь не хуже… правда, тупа как пробка. Сейчас вот размышляю, не запретить ли ей вообще рот раскрывать, а то, что ни слово, то невпопад. Ты присмотрись к ней, а потом скажешь, что думаешь по ее поводу. Я постараюсь показать ее тебе во всей красе.
— Ну ноги, бедра и все остальное я не мастерица оценивать, Вы знаете. Я Вам только про ее отношение к Вам сказать смогу, а на большее не рассчитывайте.
— Да, я знаю… любую уродину ты считаешь прекрасной, если она независтлива и добросердечна. Ты лишь рассматривая картины, почему-то замечаешь, красивы ли изображенные на них люди или нет, а вот замечать это в жизни наотрез отказываешься.
— Артур, на картинах изображения… и они либо радуют глаз, либо нет, а в общении с людьми для меня первоочередное не радость глаз, а радость души. Вы же не будете есть красивое яблоко, мой государь, если оно червиво внутри?
— Но и неприглядное на вид я есть не стану… вряд ли оно окажется вкусным.
— Вы знаете, Ваше Величество, многие лекарственные растения неприглядны на вид и даже могут быть неприятны на вкус, но возвращают здоровье и даруют исцеление.
— Алина, подобное могут оценить исключительно больные, а я пока, слава Богу, не болен.
— Вы считаете больной меня?
— Нет, ты скорее похожа на лекаря, который любит такие растения за то, что они возвращают здоровье другим… Мне же этого не понять. Поэтому единственное, что я хочу, говоря твоими же словами, чтоб ты взглянула: нет ли в моем яблочке внутри червоточинки или гнильцы, дабы мне не отравиться невзначай.
— Взгляну, обязательно взгляну, — мелодично рассмеялась герцогиня.