Страница 102 из 112
— Как ты можешь мне дать это почувствовать?
— Какая разница как… увидишь, если согласишься, и Господь призрит мою просьбу о том.
— Я хочу, Алина. Сам хочу. И слушаться тебя буду и все выполнять постараюсь… Только ты… это… — принц замялся, — прости, за то, что наговорил тебе… ты не заслуживаешь таких слов… Не обижайся, пожалуйста, и прости.
— Мне приятно, что ты извинился, конечно, но если честно, твои слова меня ничуть не обижали. Я простила тебя и без твоих извинений.
— Тебя не обижают оскорбления?
— Не обижают, и сейчас поясню почему. Вот представь себе: ты твердо знаешь, что на тебе чистый костюм, а кто-то скажет, что одет ты в грязные лохмотья. Вряд ли ты обидишься, ведь для тебя очевидно, что или человек не в себе, или у него не в порядке зрение, в любом случае ему остается лишь посочувствовать, ведь ты-то знаешь, что он говорит явный бред. А вот если на тебе действительно грязные лохмотья, тогда тем более нечего обижаться. Ведь если ты принял решение их надеть, то это твое осознанное решение, и упрекнуть тут кроме себя некого, а если ты это уже сделал сам, еще до того, как кто-то указал пальцем на то, во что ты одет, то тебе его слова не будут обидны. Ты это уже пережил и готов сам нести ответственность за то, что на тебе надето. В общем, все зависит от того, чувствуешь ли ты себя униженным и оскорбленным, снося унижения и оскорбления или нет.
— Неужели ты не стремишься, чтоб о тебе были хорошего мнения?
— На всех все равно не угодишь. Я считаю, что человек должен вести себя так, чтоб не стыдиться себя сам и быть честным перед Богом, тогда мнение окружающих уже не играет никакой роли.
— Ты научишь меня вести себя так?
— Постараюсь. Так ты точно решил?
— Да, — кивнул принц.
— Тогда поклянись, что, во-первых, будешь покорен отцу и не будешь участвовать ни в каких заговорах против него, а во-вторых, будешь следовать моим советам.
— Клянусь, — принц клятвенно поднял руку, — я буду покорен отцу, не буду участвовать в заговорах, и буду следовать твоим советам.
— Тогда пойдем, — Алина решительно поднялась.
— Далеко ты собралась?
— В церковь.
— В церковь? — непонимающе переспросил принц, — Зачем?
— Мне необходимо вымолить у Господа дозволение на то, что я собралась сделать… мне нужно его благословение.
— И как же он тебе даст его? Он что говорит с тобой? — пораженно взглянул он на нее.
— Нет, — Алина качнула головой, и повернулась к двери, тихо добавив, — но я чувствую его ответ.
— Что ж, тогда пойдем… Никогда не видел, как благословляет Господь и дает ответ, который можно почувствовать. Занятно посмотреть, — усмехнулся принц.
В то же самое мгновение Алина, которая уже направилась к двери, развернулась и, шагнув к принцу, посмотрела ему прямо в глаза. В ее глазах пылал гнев.
— Ты что это такое говоришь? — в ее тихом голосе слышалась плохо сдерживаемая ярость, — В таком тоне о Боге не говорят! Я тебя ведь не в балаган позвала. В церковь ходят, чтобы Господу молиться, а не на занятное представление смотреть. Лучше порог церкви вообще не переступать, чем с такими мыслями туда идти. Ты что, в Бога не веруешь, что такой тон и такие слова себе позволяешь?
Марк удивленно уставился на нее. За одно мгновение герцогиня преобразилась. От ее спокойствия и выдержки не осталось и следа, она стала походить на разгневанную фурию или разъяренную дикую кошку, подобравшуюся, словно для прыжка. От нее веяло такой сконцентрированной силой, что казалось еще мгновение, и она растерзает его. Он потупил взгляд и медленно опустился на колени.
— Простите, Ваша Светлость, это была неуместная попытка пошутить. Действительно, я несколько забылся и раскаиваюсь в этом. Больше я постараюсь подобного не допускать. Я, правда, не очень сильно набожен, но, конечно же, верую в Бога, — он перекрестился, — Прости меня, Господи… коли согрешил этим, то невольно.
— Что ж, будем считать, инцидент исчерпан. Вставай. Но запомни, еще раз что-то подобное себе позволишь — пожалеешь. И еще учти: молиться о тебе буду, поэтому постарайся сам помолиться тоже, а не конца моей молитвы ждать… а то, и не дождаться можешь…
— А о чем молиться-то надо, Алина? — медленно поднимаясь, спросил принц.
— Как о чем? О том, что достойным Государем хочешь быть, что готов следовать воле Божьей и просишь направить на путь истинный.
— Понял…
Они прошли в маленькую замковую церковь. Увидев их, служительница тут же зажгла все свечи и светильники и удалилась, чтобы не мешать. Алина опустилась на колени перед большим распятьем и, склонившись к самому полу, что-то распевно заговорила. Принц не понимал ни слова из того, что она то ли говорила, то ли пела. Он тоже опустился позади нее на колени и, молитвенно сложив руки, начал про себя повторять ту молитвенную фразу, что сказала ему Алина: "Господи, хочу быть достойным государем, готов следовать воле твоей, направь на путь истинный".
Алина несколько раз приподнималась с пола и вскидывала руки вверх, голос ее мелодично журчавший, словно спокойный ручеек, при этом набирал мощь и то взывал, то надрывно молил, а потом слезно о чем-то умолял, постепенно вновь стихая, после чего Алина вновь покорно склонялась к полу.
Так продолжалось довольно долго. Марк то повторял, свою коротенькую молитву, то, отвлекшись, начинал заинтересованно наблюдать за Алиной но, спохватившись через какое-то время, старательно отводил от нее взгляд и вновь возобновлял прерванную молитву.
Через какое-то время, он почувствовал, что что-то необъяснимо изменилось. Как будто воздух стал более упругим, и при этом стало легко дышать и еще почему-то очень легко и радостно стало внутри. В это мгновение Алина, воскликнув: "Благодарю, Господи!", склонилась еще раз к полу, а потом резко поднялась:
— Пойдем! — бросила она Марку и, не оборачиваясь, вышла из церкви.
Марк тоже поднялся и поспешил за ней. Они прошли на восточную сторону высокой замковой стены.
— Все вон! — махнула Алина рукой охране, и через минуту на стене кроме них не осталось никого.
— Иди, вставай сюда, — она указала рукой на край.
Принц вскарабкался на край стены и почувствовал, что Алина встала сзади положив свои руки ему на плечи. Он посмотрел вниз и испуганно покачнулся. Под его ногами была восьмидесятиметровая стена, переходящая в ров.
— Не смотри вниз и не бойся ничего! — крепче схватила его за плечи Алина, и тихо, но очень уверенно приказала, — Смотри, на рассвет! Всматривайся в него!
Вдалеке действительно еле-заметно заалело небо. И Марк стал смотреть туда и вдруг, словно в сон провалился. Вот он один, и Алины нет и замка… и тут он ощущает, что он в доспехах и на коне, а в руке у него меч, а на него движется тяжеловооруженный всадник в темных доспехах без эмблем с копьем на перевес. Он оглядывается, ища, куда можно спрятаться или убежать, и понимает, что никуда и помощи ждать не от кого. Он пытается развернуть коня, чтобы заставить его ускакать, но тот лишь топчется на месте, а темный всадник все ближе и ближе. Тогда он поднимает меч и ждет. Все свои силы Марк вложил в удар, которым встретил противника и тот рухнул к ногам его коня. Ликование, которое охватило его, было непередаваемым. Он выстоял и победил. Он смог… И тут вдруг и его конь, и поверженный всадник исчезают… Он стоит на возвышении, окруженный толпой людей, которые ликуют и кричат что-то… что не разобрать, но понятно, что они славят его. При этом ему так хорошо и радостно, что и словами не описать. Марк не испытывал такого никогда, он наслаждается этими ощущениями, как вдруг, словно унесенная порывом ветра, толпа людей исчезает, а рядом появляется она. Черты ее лица Марк никак не может разглядеть, они все время расплываются, изменяясь… Но рядом с ней так хорошо… что хочется весь мир бросить к ее ногам, за один ее взгляд, за одну улыбку, а когда она вдруг приблизилась к нему и коснулась губами его губ, Марку показалось, что земля ушла из-под его ног, а сердце готово разлететься в клочья. Он попытался крепче прижать ее к себе, как вдруг почувствовал, что рукой хватает воздух. Он тряхнул головой и очнулся. За плечи его крепко держала Алина, и они стояли на краю стены, а перед ними алел уже разгоревшийся закат.