Отряд обреченных

— Рамос слушает.

На экране возникло лицо лейтенанта Хакви, помощника капитана. Он был обладателем непринужденной улыбки и смазливой внешности рубахи-парня; все это позволяло ему одерживать победы над людьми, хотя в нем не было и намека на подлинное очарование, одно сплошное самодовольство.

— Капитан хочет видеть вас, разведчик.

— Да?

— В конференц-зале. Немедленно.

— Она хочет, чтобы я пришла с Яруном?

— Я уже переговорил с ним. Конец связи. Экран опустел.

Типично. Ничего другого и не следовало ожидать от этого типа. Если бы я вздумала оспаривать правильность действий Хакви, он ответил бы, что просто избавил меня от необходимости звонить своему подчиненному. Я вздохнула, поднялась и направилась к двери.

Свет на письменном столе погас у меня за спиной. Автоматически. Это так быстро происходило, что всякий раз заставляло думать: наверное, лампа страстно желает, чтобы я поскорей ушла.

МОЙ ПОДЧИНЕННЫЙ

Ярун ждал за дверью. Глаза у него были подернуты мутной пленкой: по-видимому, он спал, когда Хакви связался с ним. Ярун предпочитал ложиться рано. В порядке компенсации он использовал утренние часы, утверждая, что ему нравится утренняя тишина на корабле.

Понятия не имею, что он делал в свободное время. Может, просто возился со своей коллекцией — он собирал окрашенный шелк.

Разведчик II класса Ярун Дериха официально был моим подчиненным, поскольку окончил Академию на три года позже. Неофициально мы действовали как напарники — единственные разведчики среди восьмидесяти семи членов экипажа корабля, слишком ценных, чтобы стать «расходным материалом».

У Яруна практически отсутствовала часть лица — точнее говоря, левая половина челюсти так и не сформировалась, а правая перестала расти с тех пор, как ему исполнилось шесть. В результате складывалось впечатление, будто у него всего половина головы, с кожей, туго натянутой от левого виска к частично развившейся правой челюсти.

Все остальное у Яруна было в порядке. Мозг не пострадал. Уровень интеллекта выше, чем у девяноста девяти процентов населения. Ему было трудно есть твердую пищу, но Адмиралтейство любезно позаботилось о решении этой проблемы — в кафетерии имелся большой запас питательных жидкостей.

Дикция у него была отменная. Правда, это стоило ему огромных усилий, и поэтому он предпочитал не говорить без крайней необходимости.

Наше знакомство длилось уже шесть лет — и мы перестали считать, сколько раз спасали друг другу жизнь. Мы могли разговаривать о чем угодно, но могли и молчать вместе, не чувствуя никакой неловкости. Ближе Яруна у меня никого не было.

Тем не менее иногда при взгляде на его лицо у меня мурашки ползли по коже.

В этот час в коридорах никого не было. Ночью на дежурстве остаются всего двадцать человек, и все они обычно не покидают своих постов. Мне нравилось идти по пустым коридорам, когда лампы горят тускло и все двери закрыты. Негромкий стук подошв эхом отдавался в тишине спящего корабля. Мы с Яруном хранили молчание.

Наш корабль носит название «Палисандр», в честь одноименного семейства цветущих деревьев со старой Земли. У предыдущего капитана в каюте рос самый настоящий палисандр. В пору цветения капитан каждое утро вдевал в петлицу полураскрывшийся бутон, и на фоне зеленоватой формы темно-голубой цветок смотрелся очень хорошо.

Потом у нас появился новый капитан. Она тут же заявила:

— Уберите это проклятое дерево! У него опадают листья.

Палисандр переставили в кафетерий, где он всем мешал, так как часто ронял лепестки и листья в тарелки с едой. Спустя несколько месяцев дерево засохло — скорее всего, кто-то отравил его. Экипаж устроил вечеринку, чтобы отпраздновать это событие, и даже я посетила это мероприятие. Там я впервые попробовала шампанское.

Теперь на корабле остались лишь стилизованные изображения палисандра на стенах и дверях. Руководствуясь их цветом, человек определял, можно ему сюда входить или нет. Мне, например, категорически запрещалось посещать места с оранжевыми, голубыми, зелеными, желтыми, розовыми и коричневыми палисандрами. Доступными оставались лишь помещения с красными деревьями — общего назначения, вроде кафетерия, и специально предназначенные для разведчиков и их снаряжения, отмеченные черным силуэтом. Кстати, Адмиралтейство отвергало предположение, что черный цвет в данном случае имел какое-то особое значение.

НАШ КАПИТАН

Палисандр на двери конференц-зала был красного цвета. «Услышав» наши шаги, дверь открылась. Ярун пропустил меня вперед — на людях он всегда соблюдал протокол.

Капитан Проуп замерла у «звездного окна», по-видимому углубившись в свои мысли. Она смотрела в усеянную звездами тьму, словно капитан какого-нибудь парусного судна: спина выпрямлена, руки на бедрах, голова слегка откинута назад, так что каштаново-рыжие волосы рассыпались по плечам, ноздри раздувались, словно она вдыхала морской воздух. Наверняка она приняла эту героическую позу несколько минут назад и с нетерпением ожидала нашего появления. По какой-то причине ей отчаянно хотелось произвести на нас впечатление.

Дверь с шипением закрылась; Проуп восприняла это как сигнал к тому, чтобы повернуться и заметить нас.

— О, входите, садитесь! — Она рассмеялась легким, ничего не выражающим смехом, который, по твердому убеждению психологов внеземного флота, должен был заставить подчиненных почувствовать себя наравне с начальством. Проуп была страстной поклонницей «техники харизмы». — Прошу прощения. Я задумалась. — Она бросила еще один взгляд во тьму ночи. — Никак не привыкну к тому, насколько прекрасны звезды.

Я не стала обращать ее внимание на то, что это зрелище — всего лишь результат компьютерного моделирования. Настоящее окно могло бы нарушить целостность корпуса корабля.

НОВОСТИ

Мы сидели на своих обычных местах (я справа от капитана, Ярун — слева), лицом к столу.

— Не хотите ли кофе? — с улыбкой поинтересовалась капитан. Мы дружно покачали головами. — Уверены? Может, тогда фруктового сока? Нет? Ну, надеюсь, вы не будете возражать, если я выпью кофе.

Как и большинство людей, она избегала смотреть нам в лицо, взглядом упираясь в грудь, волосы, если не считать быстрых взглядов, лишний раз подтверждающих, насколько ей неприятны наши физиономии.

Мы смотрели, как она наливает себе кофе. На людях Проуп всегда пила черный, но если думала, что никто не видит, не забывала положить двойную порцию сливок и сахара.

Некоторое время она размешивала кофе, хотя размешивать там было нечего. Не знаю, был ли это просто машинальный жест или жеманство.

— Полагаю, вас интересует, зачем вы здесь. — Капитан замолчала, и мы кивнули. — Двадцать минут назад я получила кодированное сообщение с «Золотистого кедра». Вы знаете, что это за корабль?

— Флагманский корабль адмирала Чи, — ответила я.

Все на флоте знали этот корабль, да что на флоте — в курсе школьного обучения было такое упражнение по развитию памяти: выучить имена адмиралов и названия их флагманских кораблей.

— Через три часа «Золотистый кедр» окажется на расстоянии десяти тысяч километров от нас. — Проуп следила за нами уголком глаза, и я поняла: сейчас наконец нам станет известна причина вызова к капитану. — И тогда адмирал Чи тайно перейдет на борт «Палисандра», где о его присутствии будет знать всего лишь четверо. Вы оба поступаете в распоряжение адмирала и должны обеспечить ему самые комфортные условия и выполнять все его требования. — Она прищурилась, глядя на нас с таким видом, точно сомневалась, что нам можно поручить это дело. — Вопросы есть?

— Мы позаботимся о нем.

Несмотря на обиду, я постаралась, чтобы мой голос звучал нейтрально. Я уже шесть лет прослужила на «Палисандре» и знала, как принимать подобных гостей. Не имеющие обязанностей, связанных с управлением кораблем, разведчики больше всего подходили на роль нянек при VIP-персонах.