Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 53

— Я — Конан, ничей не слуга, простой воин из Киммерии,— ответил он столь же тихо.— Я не желаю убивать тебя, но, если такова моя судьба, то убью — для того чтобы выжить самому.

Ропот на трибунах стал громче — зрителям хотелось увидеть схватку непобедимых великанов, а не прислушиваться к тому, о чем там шепчутся двое гладиаторов.

Амин ухмыльнулся, обнажив два ряда мелких, кажущихся очень острыми зубов. Глаза его горели как угли.

— Ну, здравствуй, киммерийское мясо… И прощай.

Вдруг правая рука телохранителя легко, будто сжимала она не увесистую секиру, а невесомый прутик, взлетела по диагонали вверх. Стремительной холодной молнией мелькнул в воздухе смертоносный серп, нацеленный точно в горло Конана.

Конан ждал чего-то подобного: ведь неспроста противник остановился именно на таком расстоянии от него и не зря ухватился почти за самый конец рукояти своего оружия, лезвием, будто случайно, повернутого в сторону киммерийца. Как только напряглись мышцы Амина, северянин слегка отклонился назад — и вовремя: острая как бритва секира с едва слышным шипением пронеслась совсем рядом с кадыком Конана; он даже почувствовал легкое дуновение потревоженного воздуха. Но сила инерции увлекла тяжелое лезвие дальше — влево и вверх, немного развернув торс Амина, чем Конан не замедлил воспользоваться. Меч варвара блестящим разящим жалом метнулся вперед, целясь в правый, неприкрытый Щитом бок противника. Амин чуть-чуть отклонился влево, и клинок киммерийца вспорол лишь воздух. В тот же миг левая нога шахского телохранителя взлетела вверх, отточенным носом сапога готовая вонзиться в печень соперника. Однако ударилась она со звоном в Щит, которым северянин ловко пресек ее смертоносный полет.

Не сговариваясь, противники отступили друг от друга на два шага и замерли в выжидательных позах.

Над трибунами повисло гробовое молчание. Зрители не смогли уследить за тем, что произошло,— с такой стремительностью поединщики обменялись серией ударов,— но все понимали, что это была лишь разминка, проба сил, разведка боем, а настоящая схватка начнется только сейчас. Шах и Хашид напряженно смотрели на арену. Даже невозмутимый Ай-Берек с нескрываемым интересом следил за сражением.

— Смотри, Веллах! — Женщина в одежде жреца в волнении схватила спутника за руку.— Шлем! Ты видишь? Шлем на его противнике!.. Так кто же из них?..

— Тише, я просил же, тише,— яростно зашипел в ответ Веллах.— Ты все погубишь! Вижу я, все вижу… Подождем.

Амин улыбался и спокойно смотрел прямо в лицо Конану, широко расставив мускулистые ноги. Держа меч наперевес и слегка отведя щит в сторону, северянин устремил взор в пространство поверх головы противника. Он остерегался встречаться с гипнотизирующим взглядом туранца. Он понимал, что на этот раз ему противостоит не простой гладиатор, но воин, равный по силе, ловкости и хитрости самому варвару… Равный, если не превосходящий. И постарался собрать в кулак, воедино всю свою волю, умение и опыт. Понимал это и Амин; улыбка сошла с его лица.

Некоторое время соперники, как казалось публике, не шевелились, и на трибунах вновь зашелестел нетерпеливый, недовольный гомон. Откуда зрителям было знать, что оба великана уже сражаются… Ведь по малейшему движению хотя бы мизинца одного другой немедленно распознавал направление предстоящего удара и спешил подготовиться к нему; по особому напряжению мышц противника первый понимал, что его замысел разгадан, что наносить удар смысла нет, ибо он будет отбит, и расслаблялся; расслаблялся и второй, в свою очередь готовясь напасть неожиданно, но и его намерение угадывалось соперником…

Время шло, время кажущегося бездействия, один удар сердца, второй, третий…

Нервы не выдержали у Конана: он не любил неопределенности и всегда старался первым нарушить расстановку сил — чем бы для него это не обернулось.

Бросок вперед, молниеносный выпад (отбитый краем щита Амина), глухая защита, разворот.





Теперь туранец и киммериец поменялись местами, однако по-прежнему ни один из них не получил даже легкой царапины.

Оба понимали, что победить можно, только измотав противника серией стремительных атак и контратак, после чего нанести быстрый и неожиданный удар… Но никто не торопился начинать.

Амин шагнул вправо; как его отражение, шагнул влево Конан. Однако теперь солнце било северянину в глаза, и он сделал еще два шага влево, чтобы светило по-прежнему находилось сбоку. Амин повторил его маневр, сохраняя безопасное расстояние между ними. Каждый нерв киммерийца дрожал от напряжения в ожидании внезапного выпада, пронзительный взгляд туранца, казалось, обжигал его, проникал в мозг и без труда читал его мысли. «Наваждение,— мелькнуло у варвара в голове.— Он чары на меня насылает. Колдун?..»

Сборщики денег на трибунах сбились с ног: никто из зрителей не мог твердо увериться в победе именно своего избранника, и ставки возрастали непрерывно. То телохранитель оказывался на гребне волны ставок, то варвар.

Который из гладиаторов первым начал следующую атаку, не понял никто, даже, пожалуй, и сами бойцы. Просто арена вдруг озарилась яростным клубком ослепительно ярких зигзагов и вспышек — то отраженные лучи солнца на разящих лезвиях секиры и меча заметались по арене, и оглушительный звон стали наполнил арену — то непрестанно сталкивалось и скрежетало друг о друга оружие поединщиков, наносящих удары, за которыми человеческий глаз уследить был не в состоянии. Секира Амина чиркнула варвара по бедру, оставив на нем глубокий порез, тут же наполнившийся кровью; меч киммерийца оцарапал бок туранца. Ни один, ни другой боли не почувствовали.

Щитом Конан отбил очередную атаку, бросился вперед, целясь в грудь шахского телохранителя. Противореча всем законам инерции, секира моментально остановила свой полет и ринулась в обратном направлении, отражая выпад киммерийца. Чтобы не попасть под падающее лезвие, Конан пробежал еще два шага, оказался спиной к противнику и прикрыл мечом спину, подняв его за головой лезвием вниз. И тут же на его клинок обрушился сокрушительный удар; пальцы варвара на миг онемели. Он круто развернулся и щитом встретил следующий выпад противника. Звоном и искрами отозвалась сталь. Увидев, что шея Амина открыта, Конан с разворота описал кончиком меча плавную дугу, однако телохранитель будто того и ждал — клинок наткнулся на металлическую рукоять секиры и замер. Амин попытался щитом сбить киммерийца с ног, но тот, разгадав его намерение, резко выбросил вперед левую руку, на которую был надет его собственный щит; вновь над ареной пронесся холодный звон столкнувшейся стали.

Противоборцы на миг застыли: щиты прижаты друг к другу, оружие скрещено, лица сблизились почти вплотную.

— Свист твоего меча напоминает мне ветер в скалах,— сквозь сжатые зубы прошипел Амин, и его голос раскаленной иглой вонзился в мозг киммерийца.— Это хорошо: давно я не слышал столь виртуозного звука. Ты славный воин, и мне интересно играть с тобой в смерть.

— И жизнь, и смерть — игра. Так какая разница, во что играть? — по возможности равнодушно возразил Конан, хотя каждый его мускул вопил об отдыхе, а кровь все сочилась из нескольких неглубоких, но болезненных ран. Одно лишь придавало ему уверенности: по безволосому телу Амина обильно тек пот, а зловещее мерцание красных зрачков угасло. Оба устали, и оба сдаваться не собирались.

— Тогда поиграем еще,— ответил Амин и вдруг ослабил нажим левой руки…

— Давай же! Убей его! Разорви на куски этого дикаря! — в пылу азарта позабыв о должной невозмутимости, прорычал шах Джумаль, и кулаки его сжались.

Хашид также всецело был захвачен поединком. Не обращая внимания ни на что вокруг, он вперил свой взор в замерших на арене исполинов, мысленно приказывая своему рабу убить шахского прихвостня.

Ни один из двух высокопоставленных господ не смотрел на волшебника Ай-Берека. А зря: на лице последнего вдруг появилось выражение, будто он вспомнил что-то важное, потом отразилась крайняя обеспокоенность. Он открыл было рот, чтобы обратиться к своему повелителю, но видя, насколько тот поглощен зрелищем, замялся. Озабоченность на лице мага сменило выражение безотчетного страха.