Страница 34 из 42
Выбежала в Волгу река Керженец прямо из чернораменного леса и опять с лодками, наполненными деревянной крестьянской посудой. С Василя больше русского духу. Как только кончились дубовые леса, началось производство разных изделий, и прежде других — колес, дуг, телег и тарантасов из дуба и вяза. А из клена, привозимого также по Суре вторым за хлебом караваном, в Семеновском уезде точат деревянную посуду. Вот и Подновье с огородниками и знаменитыми огурцами, посоленными в тыквах; вот и другие селения с предприимчивым промышленным народом. На Волге жизнь и движение поразительны: судам мы и счет потеряли. То и дело выплывают расшивы и тянутся, как черепахи, самые огромные суда — коноводки, последние в своем роде и редкие теперь на Волге. Впереди лодки, как мухи в летнюю пору, с лодок песни) песни кругом, словно попали мы на веселое гульбище, на резвую и людную ярмарку. Телячий брод — десять верст до Нижнего. Здесь так мелко, что, когда по мелям станут барки, делают искусственную запруду, накопляют воду и свободным от барок проходом ведут хлебные барки дальше. Здесь целая ярмарка судовая. Вот и Печерский монастырь на пригорке и вскоре за ним Новгород Нижний — мало имеющий себе соперников на всем широком пространстве Русской земли и первый красавец на всей длинной Волге. Больше версты в ширину разлилась перед ним река-красавица, приняв в себя под самыми стенами кремля, знаменитого подвигом Минина, многоводную реку Оку. На крутом правом берегу ее рассыпался Нижний с Нижним Базаром и каменными стенами того кремля, на площади которого сказано и сделано около 280 лет тому назад: Продадим домы, заложим жен и детей и выкупим наше дорогое отечество из постыдного плена и великих невзгод. — На противоположном берегу Ока при встрече с Волгой наметала огромную песчаную низменную косу, и на ней-то торговая Русь выстроила громадный город магазинов и лавок. Здесь он два месяца кряду ведет величайший в мире торг, называемый Нижегородской, или Макарьевской ярмаркой. Почти все, что приносят в Волгу побочные реки, идет на ярмарку. Торгуя всяким товаром на самый прихотливый вкус и невзыскательные требования иногородних жителей, ярмарка, конечно, торгует и хлебом, имеет хлебную пристань, охотно шевелит и этим товаром, но не похвалится торгом: хлеб поглощается массами других и в хоровой песне с трудом слышен. Сильнее его звонит железо, ярче блестят разнопестрые ситцы и сукн, крепче отшибает после них аптекарскими запахами москатель с красками на фабричные надобности, и мечется между прочим в глаза товар, имеющий в жизни русского крестьянина великую важность при хлебе. Это — рыбный товар, добытый на Урале, на устьях Волги, на Каспийском море и во впадающей в него реке Куре. На Оке кончилась Волга плодоносная, началась Волга промысловая
Глава XI На верхней Волге
Меж сохи да бороны не ухоронишься, говорит одна из народных пословиц, и нет сомнения в том, что она придумана и выговорилась в первый раз здесь, на Верхней Волге, куда привел нас плывущий по великой реке малый куль хлеба. Если мы примем в соображение не одни только берега этой величайшей реки, а всю окрестную лесную Русь — как и следует, то увидим блестящее доказательство полной справедливости приведенной выше пословицы. Поступивши так, мы увидим на первых порах, глядя на карту, что и во всех местностях Верхней Волги, за очень малыми исключениями, реки текут в Волгу с севера, из холодных стран, из сырых и еще далеко не истребленных лесов. Здесь земля неблагодарная, требует чрезмерного труда для обработки, и плоды земледельческих работ настолько скудны, что доводят крестьян до отчаяния. Силы лесной природы так могущественны, что человеческие далеко не в состоянии с ними уравняться, а тем более победить их настолько, чтобы они не враждовали, а помогали и служили теми благодетельными сторонами, которых в природе так много. Побочные реки, впадающие в Волгу, текут из самой глубины этих лесов, и все тамошние места прямым и простым способом сближают, соединяют с Волгой и подчиняют ей. Самая жизнь народа слаживается так, что при частом обмене и легком сближении сделалась очень похожей. Говоря о волжских прибрежьях, приходится обрисовывать и те местности, которые удалены от нее лесами, но в то же время приближены реками. Хотя таких местностей много, но еще больше други? разъединенных с Волгой: счастье первых, несчастье других заключается именно в том, что Волга торгует хлебом, с Волги идет клеб, а своего в тех местах далеко не хватает. Несильная почва не родит хлеба на весь год и велит прикупать чужой. Нередкие неурожайные годы и от проливных дождей, загнаивающих хлеб на корню, и от крайностей засух (великими сильными крайностями лесной север знаменит); дурное хозяйство на беду с самыми первобытными орудиями — вот причины всех этих коренных и других мелких, но многих невзгод, при которых живется лесному крестьянину в пахарях плохо. Выигрыш лишь в том, что возделывание зерновых хлебов, побудившее во всем свете людей перейти из кочевого состояния в оседлое, и здесь удерживает постоянные жилища, как того требует земледелие. Чтобы быть живу, надо быть сыту, чтобы напитаться, следует прикупить хлеба; на это надо деньги, и хлебный товар, как и соль, именно таков, что любит чистые деньги. Деньгами же оценивается и оплачивается крестьянский труд только там, куда они стекаются, где их много, как в больших городах и столицах. Деньги платят охотнее чужие люди; свои предпочитают обходиться взаимным обменом: в деревнях денег мало и то больше медные. С ними на черный день и недобрый час остаются дома старики да малые ребята, да бабы: молодая и крепкая сила вся уходит из дому в чужие люди за деньгами. Для них-то и придуманы здесь, в лесных местах, так называемые отхожие промыслы на всякую стать и под самыми разнообразными предлогами, за какими в коротком рассказе и уследить невозможно.
Уходят одни на целый год, приходят в деревню на короткое время отдохнуть и поближе взглянуть на деревенскую нужду. Другие уходят на зиму, а к лету, или к началу полевых работ возвращаются, когда в деревнях и семьях наступают тяжелые и неотложные работы. Иные уходят на целые годы и через два года на третий приходят только на побывку, как гости и чуть-чуть не чужими. Уходами промышляют деньги; деньгами снабжают семьи, а эти оплачивают государственные подати и прикупают хлеба. Для всего севера одна и та же песня; различие заключается лишь в том, что разнообразными способами добываются крестьянами деньги. Бывает так, что одна деревня промышляет одним, другая, сидящая рядом, новым способом, но зато уж как та, так и другая по большей части вся стоит в одном деле, разумеет только свое. Случается и так, что целые местности, десятки деревень, ходят на один промысел, на какой повадились отцы и деды. Одни лечат лошадей (коновалят), другие бегают в трактирах с подносами половыми, третьи разумеют только шить полушубки и по неумелым и ненавыкшим в этом деле деревням ходят с иглой и аршином, перед ними пройдут четвертые с лучком и струной, которыми бьют и пушат снятую с домашних овец шерсть. Промышляют даже самым нищенством и бедностью, садясь в телеги целыми семьями и разъезжая в них по соседним и дальним местам, сбирая на погорелое место. Из некоторых деревень — все банщики, все парильщики в столичных торговых банях; из иных — все лавочники, лабазники, целовальники в питейных домах; из других — извозчики и перевозчики. Недалеко ходить — в самом Петербурге окажется такое разнообразие промыслов, что остановишься перед ним в изумлении и затруднишься подвести итог всем разнообразным способам заработка столичной копейки на деревенскую бесхлебную нужду.
Вернемся, однако, на Волгу и там увидим немало следов этой большой нужды и разных хлопот из-за трудовой горячей копейки.
Теперь приречные пристани принимают хлеба, но не отпускают, оставляя их про себя и на продажу приезжим из глухих лесов, с болотистой и глинистой почвы. Хлебопашество перестает пропитывать; хлебное производство далеко не удовлетворяет местной потребности. Стал пропитываться народ, кто чем смог, пускаясь из крайности в крайность и на все руки. В Подновье огурцы солят в тыквах, и нет их лучше на всей Нижегородской ярмарке. В 60 верстах вверх от него стоит город Балахна, полы распахня, то есть растянувшись по болотистым площадкам не на одну версту в длину: в Балахне женщины плетут кружева; в селе Городце пекут медовые пряники. По деревням и селам из липовых и березовых чурбанов точат ложки и чашки на крестьянскую руку и вкус; из овечьей шерсти катают валенки, шьют варежки и чулки; строят барки, рубят лес и ходят в горемычные бурлаки и даже в штукатуры и каменщики. Уже за Балахной начинают строить любимые волжские суда — расшивы расписные и размалеванные, по носу и корме разукрашенные разными чудовищами. Строят их зимой, а весной продают хлебным торговцам. Против Городца целые деревни занимаются постройкой этих судов с плоским дном от 8 до 12 четвертей в осадке) от 18 до 24 сажен длины, с казенкою (лоцманской каюткой) на корме, с одной мурьей для укрытия от непогодей рабочих и с двумя мурьями по обеим сторонам судна для груза.