Глаз павлина

— Я предпринял все надлежащие меры. Сразу же после похищения принцессы покинуть город без тщательнейшего досмотра стало невозможно. Не буду утомлять тебя ненужными подробностями, но, можешь мне поверить, дела обстоят так, как я говорю. Но принцесса как сквозь землю провалилась! Что может сделать один человек, когда армия целого государства оказалась бессильна?

— Много! Очень много! — рубанул ладонью воздух киммериец.— Если эти твари не могли покинуть Кирос с принцессой, значит, они затаились где-то здесь.

— Ты думаешь, мы этого не знаем? Да наш придворный колдун вот уже полторы седмицы не спит, вглядываясь в свой магический шар! Он проверил все подозрительные места в нашем городе. Ни-че-го!

— И все же я уверен, что удача нам улыбнется.— Вера Конана в торжество добра была нерушима.

И хотя Рамазан не разделял его убежденности, он сказал:

— Со своей стороны я окажу тебе любую помощь. Ты только скажи, что я могу для тебя сделать. Если тебе нужна поддержка, я прикажу своим воинам беспрекословно тебе подчиняться!

Конан был тронут до глубины души.

— Чтобы бороться с врагом, надо его знать. Я почти ничего не знаю об огненном демоне, которому поклоняются на востоке Шема.— Он покачал головой.— Расскажи мне, почтенный Рамазан, что тебе известно об этом Золотом Павлине? Ты знаешь имена тех, кто поклоняется ему?

— Если бы хоть один из низ попал ко мне в руки, принцесса Афризия давно была бы в своих покоях, а головы укравших ее сабатейцев, исповедующих эту отвратительную ересь, украшали бы дворцовые стены.— Рамазан жестко улыбнулся. На мгновение он замолчал, собираясь с мыслями, а затем начал свой рассказ: — Этому демоническому созданию в уборе из павлиньих перьев и ожерелье из человеческих черепов поклоняются жители проклятого Птеором и Иштар города Сабатеи. Кровожадный культ Золотого Павлина в Шеме повсеместно запрещен, но зло изворотливо и коварно. Так вот, горец, сабатейцам, поклоняющимся своему мерзкому божеству, постоянно нужны новые и новые девушки для их непотребных и жестоких жертвоприношений. Отвращение и горечь переполняют меня, когда я думаю о судьбе сотен несчастных жертв, и не проси меня, северянин, вдаваться в подробности! Птеор милостивый, горе разрывает мое сердце, когда я думаю, что наша Афризия находится в их руках!

Конан похлопал его по плечу:

— Клянусь Вещим Вороном, злодеи заплатят нам за каждый волосок, который упадет с ее головы! Но продолжай, почтенный Рамазан…

Немного успокоившись, бородатый шемит заговорил снова:

— Кровожадные сабатейцы считают, что если надлежащим образом выполнить некие отвратительные обряды, ужасающие своей бесчеловечностью, то их злобное божество возродится во чреве принесенной ему в жертву девушки. И тогда Золотой Павлин снизойдет к своим почитателям в облаке огня. Доподлинно известно, что Огненная Птица иногда является в наш мир. Каждое ее пришествие сопровождается невиданным разгулом насилия и жестокости. В обмен на кровь и души жертв демон делится со своими адептами силой, делая их на время практически неуязвимыми…

— Но почему и ты, и Фарах уверены, что Афризию украли сабатейцы? — поинтересовался Конан.— Как я понял, девушка она молодая, красивая. Не могло ли так статься, что она просто сбежала, чтобы свадьба не состоялась? Говорят, принц Зебуб тот еще фрукт.

— Это уж точно,— поморщился Рамазан.— Но заклинаю тебя твоими богами, не повтори это при короле Фарахе. Не знаю, чем пленил его этот косоглазый урод, но, скажу тебе по секрету. Фарах совершенно им очарован и считает, что лучшего мужа для нашей красавицы просто не найти.— Шемит выразительно вздохнул.— Однако это действительно было похищение. Принцесса Афризия исчезла из тщательно охраняемых покоев. Охрана из моих самых надежных людей услышала крик ужаса, но, когда ворвалась в покои, там уже никого не было. А из всех треклятых колдунов только у сабатейцев были причины похищать принцессу. Дело в том,— пояснил киммерийцу Рамазан,— что они лютой ненавистью ненавидят нашего короля.

И Рамазан поведал Конану удивительную и страшную историю. Когда молодой Фарах во главе преданных ему отрядов пришел к власти в Киросе, первым делом он решил навести в государстве порядок. Как человеку, истово чтившему Птеора, ему были отвратительны кровавые шабаши поклонников Золотого Павлина, которые при молчаливом попустительстве тогдашнего правителя нашли себе приют в Киросе и потихоньку стекались сюда со всех сторон Шема. Доведенные до отчаяния исчезновением сестер, жен и дочерей горожане примкнули к его освободительному походу. По Киросу прокатилась волна народного гнева, и в одну ночь поклонники Огненной Птицы отправились прямиком в ее объятия. И колдовские фокусы не помогли: всех буквально разорвали в клочья.

— Но, видимо, жрецам кровавого демона удалось уцелеть, так как в городе нет-нет, да и пропадают молодые девушки и происходят омерзительные человеческие жертвоприношения. К сожалению, мы, как правило, узнаем об этом уже слишком поздно.— Рамазан скрипнул зубами.— Кроме того, они уже несколько раз пытались выкрасть Афризию и ее младшую сестру Ниенну. Ты думаешь, почему Фарах Справедливый, да проживет он тысячу лет, так до сих пор и не женился? Можешь не верить, киммериец, но их с Деметрией любовь была предопределена высшими силами. Они и мгновения не могли прожить друг без друга. Ах, какая эта была пара!

— Я знаю, о чем ты говоришь, Рамазан.— Глаза Конана на мгновение вспыхнули, когда перед его мысленным взором предстал прекрасный лик Белит. Киммериец усилием воли подавил ставшую уже привычной боль.— Но такая любовь не может быть долгой. Я точно знаю, шемит, боги ревнивы к человеческому счастью… Именно поэтому я несу ответственность за судьбу той, что волей жестоких богов оказалась рядом со мной…

— Твоя правда, горец.— Взгляд Рамазана наполнился дружеским участием и теплотой. Шемит, несомненно, ощутил ту бурю чувств, что на мгновение разразилась в душе Конана.— Так вот, когда детям, в которых ни Фарах, ни Деметрия души не чаяли, исполнилось — четыре года Афризии и полтора — Ниенне, и произошла та страшная трагедия. Сабатейское отродье сговорилось с зуагирами, среди которых есть и такие племена, что поклоняются Золотому Павлину, пусть вся тяжесть Вечного Льда Имира падет на его голову! — тяжело вздохнул Рамазан.— И в одну ужасную ночь орда диких кочевников напала на дворец. Фарах, да снизойдет на него благодать небес, сам возглавил оборону дворца. Он проявил себя настоящим героем…

И столько было неподдельной страсти и напряжения в голосе Рамазана, описывающего битву, которая разразилась пятнадцать лет назад, что Конану казалось, будто он присутствует там лично. Это он, Конан из Киммерии, а не Фарах находился в гуще сражения, а завывающие дикари накатывали на него, словно вал прибоя…

Зуагиры бесшумно, словно призраки, перелезали через ограду, окружавшую дворцовые сады, и в такой же полной тишине убивали стражников, усыпленных чарами сабатейских колдунов. Освещенные лишь серебристым мерцанием холодных звезд, дикари черными тенями со всех сторон устремились ко входу во дворец.

Их гнала вперед исступленная ярость, подогретая свойственной этим обитателям пустынь алчностью. Казалось, ничто не в силах устоять перед натиском воинственной орды.

Зуагиры беспрепятственно заняли нижние помещения, где проживали слуги, и немедленно начали набивать добычей мешки. Опьяненные золотом и кровью кочевники с улюлюканьем гонялись за еще не проснувшимися людьми.

Участь тех, кто попадал им в руки, была страшна. Мужчинам распарывали животы и отрубали руки и ноги, с женщинами и детьми поступали так же, но перед этим насиловали. Обезумевшее эхо криков агонии и боли в ужасе металось от стены к стене.

Неровный свет чадящих смоляных факелов выхватывал из тьмы покрытые кровью оскаленные морды. Ничего не понимавшим шемитам казалось, что наступил конец света и, разбив каменные преграды, из чрева земли вырвались все демоны.