Нечистая сила

В смысле чертовщины, за обширную Белокаменную тоже никто не поручится, а в Петербурге на нашей памяти, на Фонтанке, близ Калинкина моста, существовал беспокойный дом с зелеными колоннами. Лет 10–15 тому назад на такой же дом на Литейной (или Моховой) указывали все газеты, и толпы любопытных собирались к нему в таком множестве, что вмешалась полиция.

— Один каменщик (пишет корреспондент из Сарапула) из крестьян села Мостового передавал следующее: «Когда трубу кладем, так артути в перушко гусиное линешь, плотный-то конец оставишь на волю, а другой замажешь. Как затопят после того печку — она и застонет, а хозяева боятся: «Смотри-ка, мол, каменщик какую штуку удрал». О такой же приблизительно штуке сообщает и орловский сотрудник: «Плотники просверлят дыру и вставят в нее бутылочное горлышко, — ветер дует в это незаметное для глаз отверстие, причем происходит завывание, а хозяин думает, что в его жилище поселили лешего».

Грязовецкие вологжане рассказывают о своих плотниках, что они кладут в один из срубов избы деревянную куклу для того, чтобы «наводило» временами на хозяина страх. А делают это так: по три зори подрядчик спрашивает рабочего, находящегося на срубе: «Что стукаешь?» — Рабочий отвечает: «Лень на шабаш». — Подрядчик говорит: «Лешему строить шалаш».

Из Шуйского уезда (Влад. г.) пишут: сговорились плотники с печниками и вмазали в трубу две пустые незаткнутые бутылки по самые горлышки.[61] Стали говорить хозяева: «Все бы хорошо, да кто-то свистит в трубе — страшно жить». Пригласили других печников. «Поправить, — говорят, — можно, только меньше десятки не возьмем». Взялись сделать, но, вместо бутылок, положили гусиных перьев, потому что не получили полного расчета. Свист прекратился, но кто-то стал охать да вздыхать. Опять обратился хозяин к плотникам, отдал уговорные деньги на руки вперед, и все успокоилось.

Погрубее и попроще месть обсчитанных печников заключается в том, что один кирпич в трубе закладывается так, что печь начинает постоянно дымить, а плотники засовывают в пазах между венцами во мху щепочки, которые мешают плотной осадке. В этих местах всегда будет продувать и промерзать. Точно так же иногда между концами бревен, в углу, кладут в коробочку камни: не вынувши их, нельзя плотно проконопатить, а затем и избы натопить. Под коньком на крыше тоже прилаживается из мести длинный ящичек без передней стенки, набитый берестой: благодаря ему, в ветреную погоду слышится такой плач и вой, вздохи и вскрики, что простодушные хозяева предполагают тут что-либо одно из двух: либо завелись черти-дьяволы, либо из старого дома ходит, сжившийся с семьей, доброжелатель-домовой и подвывает — просится он в новый дом, напоминает о себе в тех случаях, когда не почтили его перезовом на новое пепелище, а обзавелись его соперником.

Всех этих острасток совершенно достаточно для того, чтобы новоселья обязательно справлялись с таким же торжеством, как свадьбы: с посторонними гостями и подарками, с приносом хлеба-соли и с самыми задушевными пожеланиями. Плотников задабривают еще далеко загодя: когда сговорятся насчет условий — пьют заручное, когда положат первый ряд основных бревен — пьют «обложейное», когда заготовленный сруб перенесут и поставят на указанное место — опять пьют или «мшат» хату. Точно так же пьют при установке матицы (это тот брус, или балка, который кладется поперек всей избы, и на нем настилается накат и укрепляется потолок). Матицу «поднимают» и «обсевают» в полной обрядовой обстановке, повсеместно одинаковой, как завет седой старины. Вот как это делается: хозяин ставит в красном углу зеленую веточку березки, а затем из среды плотников выступает такой, который половчее прочих и полегче на ногу. Это — «севец», как бы жрец какой, отгонитель всякого врага и нечистого супостата. Он и начинает священнодействовать: обходит самое верхнее бревно или «черепной венец» и рассевает по сторонам хлебные зерна и хмель. Хозяева же все это время молятся Богу. Затем севец-жрец переступает на матицу, где по самой середине ее привязана лычком овчинная шуба, а в карманах се положены: хлеб, соль, кусок жареного мяса, кочан капусты и в стеклянной посудине зелено вино (у бедняков горшок с кашей, укутанный в полушубок). Лычко перерубается топором, шуба подхватывается внизу на руки, содержимое в карманах выпивается и поедается. Весь этот обряд имеет, разумеется, символическое значение: зеленые веточки березки, которую хозяин, предварительно обряда, ставит в переднем углу вместе с иконой и зажигает перед ними свечку — служат символом здоровья хозяина и семьи; шуба и овечья шерсть, вместе с ладаном заложенная под матицу, обозначает изобилие всего съедобного и тепло в избе.

XVIII. ПАСТУХИ

Крестьяне обыкновенно выбирают в пастухи человека безземельного, неспособного, по слабости здоровья, или по иным причинам, к полевым работам. Но при этом принимается в соображение, что если пастух и немощен телом, то, взамен того, он владеет особой, необъяснимой и таинственной, силой, при помощи которой влияет на стадо и спасает его от всяких бед и напастей. Таких необычайных пастухов очень много в лесных местностях. Здесь верят, что они (по словам пастушьего заговора) оберегают скотину от «лютого зверя черного, от широколапого медведя, от перехожего пакостника-волка, рыскуньи-волчицы, от рыси и россомахи, от змеи и всякого зверя, и гада, и от злого и лихого человека». Эти заговоры пастухи обязаны знать прежде всего, так как крестьяне придают этому большое значение: если в прежние времена не слыхать было на пастухов жалоб, то, стало быть, и заговорные слова говорились ими не на ветер, стало быть, они действительно владели той силой, которая не каждому дается. Нет явных следов, чтобы пастухи знались с лешими или луговыми и прибегали к их помощи, но людская молва и в этих знахарях не прочь подозревать связь с чародеями, а, пожалуй, и с самими лешими. По крайней мере, в Олонецк. губ. (Карг, у.) уверены, что, для удачной пастьбы, опытные пастухи обещают лешему корову или две, так как волков и медведей напускает на стада эта лесная нежить.[62]

От леших, между прочим, запасаются пастухи «спуском», т. е. особым заговором, при помощи которого колдуны отыскивают потерявшееся животное, и сами этими чарами руководствуются.

Когда придет время спускать скот на пастьбу, пастух у всякой скотины промеж ушей и с крестца состригает клок шерсти и закатывает его в чистый воск.[63] Этот шарик он впоследствии прячет под камень, около того места, куда обычно ходит стадо на водопой, и предварительно читает длинный заговор, причем шарик этот держит в одной руке, а в другую берет висячий замок. И сам пастух, и все хозяева крепко верят в охранительную силу этого заговора и настойчиво уверяют, что медведь боится его и перестает давить коров. Кроме этого заговора, перед первым выгоном Скота на пастбище, производится еще особый обряд «обхода», необходимый для того, чтобы стадо не расходилось летом и не блуждало бы по лесам. Заключается этот обряд в том, что пастух обходит стадо со свечой, с которой стояли Светлую заутреню. Часть этой свечи он заделывает в свой берестяный рожок и уверен, что на звук такого рожка скот станет сходиться скорее и охотнее, а хищные звери быстрее убегать прочь.

Таким образом, питаясь лишь кое-какими крохами, оставшимися от трапезы старого язычества, пастушеский быт, в самом корне своем, давно уже подчинился христианским верованиям и обычаям. С того самого времени, когда первые проповедники христианства, увлекшись дешевым созвучием, подменили языческого бога Велеса мучеником греческой церкви Власием, — последний стал защитником рогатого скота подобно тому, как другие мученики римской церкви, Флор и Лавр, считаются покровителями лошадей. На краю городов, непременно у самых выгонов, кое-где и теперь сохраняются древние церкви, освященные обязательно во имя священномученика Власия. Эти церкви встречаются преимущественно в северных городах, начиная с Холмогор и Вологды, продолжая Костромой, Ярославлем, Псковом и Новгородом и оканчивая самой Москвой и старыми подмосковными большими городами.

61

Вместо бутылки, кладут в стену пискульки из речного тростника, дудочку из лубка липы, лозы.

62

Замечательно, что в казанском Поволжье самих леших, из благоговения к могуществу их, называют «пастухами», потому-де, что они перегоняют с места на место скотину, которая, вследствие множества насекомых, в стада не сгоняется. Без помощи леших, пастухам приходится худо, а лешие, начальствуя над зверями и перегоняя их с места на место, в пастушьих делах очень опытны.

63

В некоторых местах эту шерсть запекают в хлеб и, накануне выгона, кормят этим хлебом скотину для того, чтобы она ходила вместе, дружным стадом.