Страница 41 из 73
Сурия резко обернулась, и глаза ее вспыхнули восторгом.
— Мой Конан!
Колдунья подскочила к Конану и впилась в его уста яростным поцелуем, и он ответил ей, с ужасом чувствуя, как уходит злость и растет возбуждение. Она почувствовала, как привычно вспыхнула страстью ее ненасытная плоть, что воздуха уже не хватает, и мир кружится перед глазами, и оттого она еще яростнее впилась в его губы, ощущая острое наслаждение от сознания того, что все это происходит на глазах у соперницы.
Она чувствовала на себе горячее дыхание варвара, обжигающие касания его губ и едва не закричала, когда он начал срывать с нее одежду. Она так и не поняла, что все это происходит уже не наяву, а лишь в ее сне, вызванном снадобьем Мэгила.
Конан выпустил из рук безвольное тело колдуньи. Она продолжала улыбаться и стонать во сне, испытывая порожденное колдовским сном наслаждение. Он опустил ее на пол, несколько раз облизал губы и с отвращением сплюнул, потом достал флягу с вином и прополоскал рот. На душе было отвратительно.
Стараясь не смотреть в лицо уснувшей, он пошарил у нее на поясе, но ничего не нашел и тут же выругал себя: он ведь знал, что она носит этот маленький ключик на груди. Он быстро снял его и шагнул к Мелии.
— Ах, Конан! — Взгляд Мелии пылал ненавистью и любовью.— Я готова разорвать тебя на части и расцеловать каждый кусочек!
О, женщины!
Он быстро отпер замки на ее руках, цепи безвольно повисли, и Мелия бросилась ему на шею, покрывая его лицо поцелуями.
— Конан, Конан! — повторяла она.— Мне было так плохо, но я все равно знала, что ты придешь за мной.
— Быстрее! — уже торопили их.— Скоро придут надсмотрщики!
Мэгил подтащил колдунью к стене на место Мелии и закрепил на ее руках кандалы.
— Дай-ка ключ.— Он протянул к Конану руку.
— Зачем это? — удивился тот.— Ее же все равно освободят.
— Лишняя предосторожность не помешает,— ответил Мэгил и тут же пояснил: — На случай, если проснется раньше времени.— Он взял из рук киммерийца ключи и запер замки.— Странно,— задумчиво сказал он, держа в одной руке связку Конана, а в другой ключ Сурии.— В твоей связке я видел такой же.— Он немного порылся.— Вот он! Не иначе, как замки браслетов заговорены!
— Все это неважно, — оборвал его Тарган, — главное, что дело сделано, но не до конца. Нужно освободить девушек, нужно выбраться отсюда, нужно уйти из города. Лишь после этого мы будем в безопасности.
Тарган не стал дожидаться, когда Конан последует за ним, а быстро вышел из клетки, пробежал вперед, и киммериец услышал, что, несмотря на его предупреждение, девушки не смогли сдержать радостных и удивленных криков. Стража мгновенно всполошилась, но длилось это лишь мгновение. Коротко тренькнули тетивы зуагирских луков, и охранники успокоились навсегда.
— А-а! Кром! — уже не скрываясь, вскричал киммериец.
Он выскочил наружу и бросился вперед, на ходу вырвав у Мэгила набор отмычек. Подбежав к клетке, за которой толпились теперь уже перепуганные насмерть девушки, он бросил один быстрый взгляд на замок и, выбрав нужный ключ, сунул его в скважину.
Со скрежетом, показавшимся оглушительным, ключ провернулся. Раздался звонкий щелчок, и язык замка уполз внутрь, освободив решетчатую дверь. Конан рывком распахнул ее.
— Быстро выходите! И чтобы ни одна и пикнуть не смела! — Он повернулся к Таргану: — Пора убираться!
Толпа на площади гудела в предвкушении очередного, пятого по счету, дня церемонии. Люди радовались, и никому даже в голову не приходило, что все это — обман, короткая передышка перед чем-то еще более страшным.
Однако не все толпившиеся на площади были настроены столь благодушно. На пятый день церемонии среди огромной массы бездумно веселившихся появилось пять сотен новичков, на вид ни чем не отличавшихся от прочих, но внимательный взгляд неизбежно увидел бы, что лицам их с трудом удается удерживать маску веселой беззаботности.
Двое чужаков стояли на самом краю площади, в том месте, где одна из ведущих к ней улиц примыкает к дворцу.
— Твои люди на местах?— в последний раз спросил Тефилус.
На всякий случай Зурган окинул окружающее пространство быстрым внимательным взглядом и тут же кивнул.
— Они лишь ждут моего приказа.
— Тогда давай повторим.— Тефилус вновь посмотрел на молодого зуагира.— Первым делом Мелия. Нельзя дать приковать ее. Следи за мной. Я останусь здесь и дам знать тебе, когда посчитаю, что удобный момент настал. Как только увидишь мой знак, не мешкай. Они не ждут нападения, и мы легко отобьем мою дочь. Как только это случится, мои люди увезут ее из города. Будет большая погоня, и дворец останется беззащитным.
— И тогда мы пойдем на штурм,— глаза Зургана хищно сузились, словно прицеливаясь,— мой меч напьется крови, и каждая из стрел найдет свою цель. Не останется ни одного самого темного уголка, в который не заглянут мои люди. Пусть сестра моя мертва,— гневно выговорил он, выплевывая слова,— но остальных мы освободим. После этого мы выловим жрецов, я лично выпущу им потроха, и тогда месть моя свершится!
— Хорошо,— кивнул Тефилус,— пусть так и будет!
Когда последний из зуагиров, так ничего и, не заметив, прошел мимо и шаги затихли вдалеке, спрятавшаяся в темноте девушка вздохнула с облегчением, оторвалась от стены, к которой прижималась все это время, и побежала вперед. Уходившие вдаль ряды стальных решеток, разделенных широкими проходами, замелькали слева от нее, пока она не очутилась напротив одного из них, в глубине которого виднелось освещенное пространство. Тогда она свернула и побежала на свет. Вот и четверка одетых в серое, утыканных стрелами покойников, которых зуагиры оттащили подальше от освещенного пространства и бросили в темноту одной из зарешеченных камер, но девушка лишь скользнула по ним равнодушным взглядом и побежала дальше.
Ей казалось, что она не бежит, а летит. Каменные вставки, разделявшие камеры, теперь мелькали справа и слева. Она едва не проскочила нужную клетку, но вовремя заметила мелькнувшее в темноте белое лицо и вернулась назад. Беззвучно отворилась решетчатая дверь, и девушка осторожно вошла внутрь, внимательно всматриваясь в лицо закованной в кандалы красавицы, невольно сравнивая ее с собой, и гордо вскинула точеный подбородок, как бы говоря: я ничуть не хуже тебя, колдунья!
Она улыбнулась и посмотрела на руку, сжимавшую круглый пузырек со снадобьем, который Мэгил предлагал использовать киммерийцу и от которого тот отказался. Милла усмехнулась. Она не испытывала к колдунье и тени жалости.
Трясущимися от волнения руками она вытащила плотно сидевшую пробку и вылила содержимое флакона на голову Сурии. Опустевший пузырек она отшвырнула прочь, и он, жалобно звякнув, разбился от удара о камень, разлетевшись на мелкие, как песок, осколки.
— Он обманул тебя, стерва, — мстительно сказала она спящей, хотя та и не могла слышать ее,— ты никогда не выйдешь отсюда!
Затем она посмотрела на прихваченный у Мэгила гребень, только теперь задумавшись: а принадлежал ли он Мелии? Она взяла его из сундучка лишь потому, что это была единственная вещь, которая могла принадлежать женщине.
Она опустила глаза, посмотрела на висевшую в цепях девушку и, едва не вскрикнув от неожиданности, быстро нагнулась, подхватила валявшуюся на полу великолепную вещицу и принялась жадно рассматривать ее. Ажурная золотая цепь была достаточно массивна, чтобы не оборваться под тяжестью фигурки, выточенной из какого-то камня.
Несомненно, этот амулет принадлежал Мелии. На какой-то миг у нее мелькнула вдруг мысль, что ей не будет проку от того, что освобожденное Сурией место займет Мелия, но она тут же отмела ее. Молодая колдунья казалась ей куда опасней неведомой красавицы, с которой, как она поняла по обрывкам разговоров Конана со своими друзьями, у киммерийца не все шло гладко.