Страница 22 из 73
— К чему противиться, — проскрежетала старуха. — Я ведь знаю, что в твоем нутре скрыта, нужная мне, правда, и, если не скажешь сама, я выпотрошу тебя, но узнаю ее.
Она протянула свою костлявую, когтистую лапу, желая погладить девушку по щеке, но та так судорожно отдернулась, что едва не разбила себе голову, но все равно продолжала молчать. Сморщенная тварь сокрушенно покачала головой.
— Зря ты так,— проквакала она.— Сурия, детка, заставь ее сделать для нас то, что мы просим.
Бывшая рабыня Тефилуса довольно улыбнулась и, подойдя, к двоим надсмотрщикам, все еще стоявшим рядом с Мелией, подала знак рукой и снисходительно кивнула своей бывшей хозяйке.
— Какая ирония судьбы,— ухмыльнулась она,— похоже, мы поменялись ролями, повелительница?
Мелия ничего не ответила, а Сурия расхохоталась и, развернувшись, пошла обратно к тому месту, где осталась вторая девушка, ставшая на время предметом ее заботы. Пока она шла, двое надсмотрщиков взрезали ножами просторный халат пленницы от рукава до подола, стянули его с жертвы, и все увидели обнаженную молодую женщину.
— Великий Эрлик,— прошептал кто-то за спиной киммерийца,— клянусь копытами Нергала, это же Зура, сестра Зургана! — Он обернулся и умоляюще посмотрел на Таргана.— Неужели мы позволим этим последышам Затха погубить девушку?!
— Мы ничего не можем для нее сделать,— угрюмо ответил киммериец и, увидев в глазах молодого зуагира отчаяние, добавил: — Я пришел сюда ради Мелии, но сейчас не двинулся бы с места даже ради нее!
Тефилус резко обернулся.
— Герой! — презрительно бросил он в лицо Конану.
Северянин спокойно пожал плечами, хотя в груди у него начала уже закипать холодная ярость. Однако он заставил себя сдержаться: любое неосторожно сказанное сейчас слово могло привести к взрыву. Он не мог допустить этого, потому что знал: горячие сердца зуагиров мгновенно возьмут верх над их холодными головами. В порыве праведного гнева они готовы будут растерзать любого врага! Вот только сил для этого у них сейчас нет…
— Смерть — достаточно крупная неприятность, чтобы относиться к ней всерьез,— назидательно изрек киммериец, надеясь, что рассудок возьмет-таки верх над чувствами.
— Да при чём здесь смерть?! — огрызнулся Дознаватель.
— Как только ты сунешься туда со своим мечом,— еще спокойнее объяснил киммериец, кивком указав на площадь,— тебя просто забьют пивными кружками!
Конан, конечно, лукавил. Если бы опасность угрожала сейчас Мелии, он ринулся бы в драку, не задумываясь, даже будь он один, и плевать на голос рассудка!
Тефилус же замолчал и мрачно уставился на толпу, бесновавшуюся внизу,— на него слова киммерийца произвели должное впечатление.
— Конан прав,— поддержал товарища Тарган, которому, Конан видел, слова эти дались нелегко.— Жрецы неспроста выкатили на площадь пиво и еду. Я думаю, такое будет продолжаться все семь дней.
— Так что же делать?! — в отчаянии вскричал Тефилус.
— Во-первых,— ответил северянин,— не терять головы, а во-вторых, думать и искать!
— Что ты надеешься найти?! — истерично всхлипнув, вскричал Дознаватель.
— Я надеюсь найти Сурию,— покорно ответил киммериец, готовясь к еще одной истерике Тефилуса.— Эта маленькая тварь может сильно помочь нам, если, конечно, удастся обмануть ее.
— Да она все поймет, как только увидит тебя! — На этот раз уже взбунтовался Мэгил, но Конан был благодарен ему за этот порыв.— Это верная смерть!
— Кром! Верная смерть — с оружием соваться на площадь! По крайней мере, пока все шесть сотен не соберутся здесь! — Почувствовав, что время необдуманных обвинений прошло, и к его словам прислушиваются, Конан позволил себе проявить эмоции и тут же добавил: — Да и то я бы прибег к этому лишь в самом крайнем случае.
Тефилус посмотрел на площадь. Резкими ударами Сурия избивала пленницу, тело которой уже покрылось красными полосами, но та закусила губу и упорно молчала. Толпа подвывала, громким одобрением встречая каждую вновь появлявшуюся на теле жертвы кровавую отметину. Наконец бывшая рабыня Тефилуса остановилась, повернулась к старухе и что-то сказала ей, но так тихо, что услышала ее лишь колдунья, которая точно ждала этого, потому что сразу обернулась к Харагу.
— Вели привести сюда одного из предателей! — хрипло каркнула она, и толпа вновь застыла, гадая, какое еще развлечение приготовили для них сегодня.
— Но День Расплаты наступит только завтра!— попробовал было воспротивиться жрец.
— Это верно,— проскрипела колдунья и хрипло рассмеялась.— Хе-хе-xe! Сегодня День Откровения, и если ты хочешь услышать его, то приведи одного из предателей, а на завтрашний день у тебя останется еще один!
Xapaг не посмел противиться, хотя этот приказ и нарушал его собственные планы. Он судорожно облизнул губы и, обернувшись, махнул рукой одному из людей в синем. Тот опрометью бросился во дворец. Опираясь на клюку, старуха поковыляла к девушке и вновь повторила:
— Расскажи нам о грядущем, милая!
— Да что она пристала к ней! — не выдержал Зул, у которого от злости посерело лицо.— Что эта девочка может сказать о грядущем, даже если ее забить насмерть? Что эта тварь хочет услышать?!
— Она ничего не хочет услышать,— мрачно пробормотал Мэгил, который, похоже, единственный из всех знал, как будут развиваться события, но объяснять ничего не стал.
Тем временем двое стражников привели жреца, в котором Конан узнал человека, захваченного им в первую ночь. «Как же они добрались до него?» — недоумевал Конан, пока пленника выводили из дворца. Не то чтобы ему было жаль человека, который заявился в дом Главного Королевского Дознавателя, чтобы выкрасть его дочь. Просто он недоумевал, как тот, зная о мстительности своих собратьев, мог оказаться столь беспечным, что попался им в руки.
— Жить хочешь? — проскрипела ведьма.
Пленник судорожно закивал. Он не ждал для себя ничего, кроме смерти, и гадал лишь, в каком обличье она явится, поэтому теперь, когда ему подарили вдруг надежду на спасение, он ухватился за нее.
— Что ж,— прошамкала старая карга,— прокатись на осле… Коли удержишься в седле, поживешь еще,— ее обтянутый кожей череп злобно ухмыльнулся,— а нет,— она повела костлявыми плечами,— костер разложить недолго.
— Я удержусь — с неожиданной энергией воскликнул он.
— Уж постарайся,— опять ухмыльнулась она,— уважь старушку.
При этих словах толпа на площади восторженно взвыла, по достоинству оценив шутку своей страшной повелительницы.
— Пусть удержится! — послышались крики.
— Укроти осла, предатель! — кричали другие, хотя никакого осла нигде не было видно.
Тем временем, повинуясь команде Сурии, двое младших жрецов освободили от материи то, что она скрывала, и притихшая толпа смогла рассмотреть небольшого деревянного ослика. Его спину укрывала свободно спадавшая до настила попона с надетым поверх нее странным седлом — с очень высокой лукой и едва ли не спинкой кресла за спиной. Седло это выглядело еще более нелепо на спине ослика, маленького настолько, что стремена едва не касались дощатого настила.
Наклоненную голову деревянного зверя с унылой, старательно вырезанной мордой и длинными, торчавшими кверху ушами стягивала настоящая узда, поводья которой упали на доски перед его носом, и он словно с удивлением разглядывал их своими стеклянными глазами.
По знаку Рогазы с пленника сорвали одежду — похоже, здесь принято было для начала публично унизить человека, прежде чем подвергнуть экзекуции,— и подвели к деревянному животному. Преодолевая стыд, тот сунул ногу в стремя и взобрался в седло, устраиваясь в нем поудобнее.
— Смотри,— ухмыльнулась колдунья,— ослик мал, но прыток.
Она подцепила посохом валявшийся на земле повод и, взяв его в руку, потянула. Голова животного отклонилась вперед и, когда ведьма отпустила ремешок, послушно кивнула. Передние ноги ослика остались на месте, но он стал резко взбрыкивать задними и подбрасывать круп, как сделал бы его живой собрат, старающийся сбросить седока. Поначалу темп был достаточно медленным, но постепенно движения становились все резче и быстрее. Тяжело дыша, пленник судорожно вцепился в луку седла, ноги выпростал из стремян и обхватил ими деревянное туловище, чувствуя, что долго он такой скачки не выдержит, и в этот миг ведьма потянула за повод второй раз.