Страница 4 из 118
Во вселенной ррит не существовало мирного населения, нонкомбатантов, дипломатической неприкосновенности, Красного Креста, перемирий, пленных, оставшихся живыми после допроса, обмена ими, завершения войны чем-то помимо тотального физического уничтожения противника. Многого другого тоже. К примеру, категории «женщины, дети и старики» в человеческом понимании. Ррит не знали дряхлости, не щадили собственный молодняк, а самки их были крупнее и сильнее самцов. Иное устройство чужой расы их смешило. Казалось глупым и неудобным. И не становилось поводом для послаблений.
Они могли оставить мальчишку в живых нарочно. Чтобы боялся, нёс страх как заразу. Люди боялись всё меньше и меньше, и, судя по действиям противника, сейчас ррит хотели исправить именно это. Иначе зачем был нужен дикий прорыв, который заведомо не мог окончиться занятием постоянных позиций? Стратеги объяснить не могли; объясняли ксенологи.
Уже второй. В прошлый раз они дошли до самой Земли. До третьей линии обороны.
В этот — их не подпустили даже к «области сердца».
Прогресс налицо.
— Вот только жалко, планшет умер, — сказала Ифе.
Джек встряхнулся, выцепленный из размышлений. Он успел чуть ли не задремать. «Подтаял», — раздражённо подумал он.
— То есть — умер?
— Волнами идёт. Ничего не видно. Придётся на браслетнике теперь всё делать. Но планшет, он же одноразовый, его не починишь.
— Не бывает ничего одноразового, — авторитетно заявил Лакки. — Давай сюда. Даже презерватив можно употребить вторично…
— Джек! Я тебя прошу.
— Что?
— Здесь же ребёнок!
— Ребёнок спит, — отрезал Счастливчик. — А даже если и нет — не маленький уже.
— Джек. Ему плохо.
— А кому хорошо? — безобидно проворчал Лакки, вытягивая у неё из рук планшет. — Мне? Тебе? У тебя вон глаза красные.
— Так сильно заметно? — погрустнела медичка.
— Н-ну… так. Скальпель дай, — сказал Лэнгсон.
Айфиджениа встала. Потрогала по пути лоб молчащему парню.
— Джек, — глухо спросила она, — что там было?
Лэнгсон посопел. Он понял вопрос, что там было не понимать. Повествовать желания не было.
— На Кей-эль-джей, — мягко, но настойчиво уточнила медичка. — Ррит…
— Чёрт-те что было, — нехотя ответил Лакки. — Не надо тебе этого.
— Джек, ты что, не понимаешь?
— Понимаю. Не надо этого женщине видеть.
— Я на своём веку видела много трупов. Я их, извини, потрошила. Там вряд ли было что-то для меня новое, Джек.
Лэнгсон, хмуро пялясь на собственные колени, взял протянутый скальпель. Провёл маленьким лезвием по едва заметному шву на боковой грани планшета.
— Мне нужно знать, — продолжала медичка. — Я должна понять, что говорить мальчику, когда он очнётся.
— Ты ему не говори, — посоветовал Джек, снизив голос до шёпота.
Ифе построжела.
— Я лучше разбираюсь.
Лакки вздохнул.
— Видишь эту сволочь? — и он показал остриём скальпеля на какую-то нитку. — Это детонатор.
— Что?! — изумилась медичка.
— У этих сук динамика продаж рассчитана, — объяснил Лакки. — Не реже, чем раз в год человек должен покупать новый браслетник и новый планшет. А иначе невыгодно. Но если их хрень станет ломаться чаще, то они прогорят. Так что делают всё равно с запасом прочности — и ставят внутрь детонатор. Постоянную рекламу и моду на новинки оплачивать дороже. Понимаешь?
— Ой.
— «Ой», — передразнил Лакки, уткнувшись в коварный механизм. — Всё равно это гниль. Может, ещё год протянет. Месяц точно… если б они это дело программировали, то любой ребёнок бы мог поменять прошивку. Поэтому — железка. Железку не всякий полезет мацать.
— Спасибо, — Айфиджениа встала. Места в отсеке было немного, отойти она смогла только к диагност-камере. Постояла, пальцем протёрла тёмные пуговки индикаторов. — Джек, но ты всё-таки расскажи мне…
Борткомпьютер приветствовал капитана «Миннесоты».
Карреру кивнул первому пилоту, сел. Откинулся на подголовник.
До сеанса галактической связи оставалось шестнадцать часов. Карреру подумал, что успеет ещё и выспаться, и перепроверить рапорт.
Он был чудовищно ответственным человеком. Ответственность теснила, как атмосферное давление, отовсюду, неотступно, и другой в его роли давно превратился бы в законченного невротика. Но не Карреру: тот ею жил. Спокойный, полный пожилой человек, устойчивый душевно и телесно, он и смахивал на какое-то большое млекопитающее — слон, морж, бегемот. Простота и приземлённость, которые лет сто назад назвали бы деревенскими.
В глазах Карреру стояла застарелая усталость.
Дизайн рубки рассчитывали психологи. В ней должно было сгореть слишком много нервов, и потому цвет стен менялся от глубокого, бархатного серого к лиловато-зелёному; чёрные и серебристые рейки складывали контур. Человека, не слишком зацикленного на собственном внутреннем мире, дизайн должен был успокаивать и умиротворять. На Ано, во всяком случае, действовало, и он мысленно помянул проектировщика добрым словом.
Чёрно-серебряная, на мониторе просияла звёздная карта. Капитан покосился вправо и обозрел точёный профиль Маунг Кхина, золотистый на фоне хвойного цвета панели. Вид азиата, безмятежного, как храмовый истукан, успокаивал. Тип людей, к которому принадлежал Маунг, всегда вызывал у капитана симпатию. Ано носом чуял, что Кхин сделан из титана, что он не подведёт, не выдаст, выдержит, что на него можно даже переложить часть собственной ответственности — высшая степень доверия.
Профессионал.
Мастер своего дела.
— Ориентировочно через полчаса мы должны принять сводку от группы «Шторм». — Голос первого звучал приглушённо. — Разрешите вызвать пилота О’Доннелла?
Карреру мысленно поморщился. Второй пилот, на горе втянувшийся в затяжной конфликт с морковкой вообще и сержантом Лэнгсоном в частности, добавил ему головной боли.
«Миллениум Фалкон» из набора игрушек ко второму римейку «Звёздных войн».
Курам на смех.
— Нет необходимости, — как можно ровнее ответил Карреру. — Пилот О’Доннелл явится через пять минут.
Капитану не нравились пилотские суеверия. Человек довоенной закалки, он не разделял их, к тому же был религиозен в старом, уже почти смешном смысле этого слова. Он бы с удовольствием выбросил игрушку, которая болталась над капитанским экраном, — его, в сущности, личным пространством! — и только взгляд Маунг Маунг Кхина не дал ему в своё время это сделать. Потом Карреру сдался.
Приметы, амулеты, талисманы… капитан мог не любить Кхина, но в здравомыслии отказать ему не мог. Что там, узкоглазый был хладнокровен до полной отмороженности.
И он тоже верил в пластмассовую игрушку.
Карреру больше беспокоил кошмарный Лакки. От всего его взвода проблем было меньше, чем от одного психа-сержанта. Ано читывал истории о таких людях: они появляются из войны и в ней живут, опасные для врага, друга и себя самих… увы, старые байки не предлагали решений. Кроме единственного. Рано или поздно бешеные гибли.
Но до этого надо было ещё дожить самому.
Кхин молча опустил ресницы. Сухие тёмные руки взлетели над пультом, как над клавишами рояля. Или плашками вибрафона. Дочь Ано играла на вибрафоне, потому он знал, с чем сравнивает. Минимум прикосновений. Только палочек нет, а так похоже…
Прикосновение. Экраны ожили, начали мерцать, выбрасывая в деловитую тишь рубки показатели, карты, схемы, отчёты сенсоров. Интенсивность освещения снизилась. Звуковой сигнал — включение дополнительного голосового интерфейса — прозвенел мелодично до сладости во рту. Вибрафон. Иренэ Карреру, музыкантша, любимица-гордость, записала для отца подборку звуковых файлов. Ано почувствовал тепло и немного успокоился. Какая-то часть его существа любила такие моменты — за красоту, за действенность, которая сменяла тупое ожидание. Весь остальной Карреру их ненавидел. Тупое ожидание сменялось ожиданием нервозным, дикой надсадой, вызванной попытками заглянуть в будущее и увидеть, не случится ли в нём какой-нибудь пакости.