Страница 115 из 118
— Да, — кратко и сурово кивает губернатор. — Да. Отправляйтесь на пост. А… там ваш сменщик? Тогда идите к столовой, помогите эвакуаторам.
Он смотрит в спину уходящему офицеру, часто моргая. Семитерранин рядом улыбается.
— Откуда вы знали? — Лауреску подаётся вперёд. — У вас есть среди них свой человек? Но…
— Считайте, что есть. — Ценкович встаёт, закрывает дверь «крысы»; он явно не намерен продолжать разговор. — И не волнуйтесь, любезный местер. Пока вы с нами, у вас всё будет хорошо…
Ареал человечества огромен.
С каждым десятилетием улучшается связь, надёжней становится космическое сообщение; но всё же мглистого, рыхлого, сонного зверя, коллективное сознание расы Homo sapiens, раскинувшееся по невообразимым пространствам, нелегко встряхнуть, вынудить к действиям.
Жизнь идёт своим чередом.
Продолжается очередная сессия Генеральной Ассамблеи Объединённого Совета. Оттуда, из Нью-Йорка, из огромного дворца, чей холл украшает знаменитое полотно «Человек-победитель», текущие дела колоний не выглядят слишком важными и значительными. Да, древний, как сам принцип колониализма, спор о независимости. Да, переговоры, альянсы, интриги. Так было полтысячелетия назад, когда никто и не помышлял о космической экспансии, так останется в непредреченном будущем.
Безусловно, последний анкайский саммит на многое открыл глаза политикам Древней Земли. Невозможно пытаться дольше хранить статус кво, закрывая глаза на то, что с поры окончания Великой войны переменилось очень и очень многое.
Прежде всего перемены грядут в экономике Ареала.
Представители Промышленного союза предложили новый законопроект, закрепляющий равные права для всех членов Совета. Население колоний неуклонно растёт, многие из них по численности уже превосходят древние и почтенные земные страны. Что до гражданского сознания, то в этом колонисты всегда давали землянам двести очков вперёд. Разум, логика, гуманистические принципы, на которых зиждется современное общество — всё требует пересмотра позиции Объединённого Совета в отношении внешних территорий Ареала.
Проект обсудили.
Внесли поправки.
И приняли.
Они стоят рядом, похожие на мать и дочь, кажущиеся хрупкими из-за отсутствия жира и крупных мышц. Неподвижные. Глянцевые шкуры слабо поблёскивают в белом утреннем свете. Едва заметно вздрагивают хвостовые шипы — в едином ритме.
— У-у! — тихо, уважительно говорит дочь мастера, и на макушку ей, словно жуткий шлем, опускается морда Колючки. Нижнечелюстные лезвия нукты касаются пухлых щёчек. Он замирает: миллиметром ниже, и Улянка обрежется.
Колючка думает, что мама думает.
Улянка думает, что мама с папой тоже думают.
Мысли у всех у них сходятся.
…Море серое, застывшее и плоское, точно накрытое стеклом. Если напрячь слух, различишь в шёпоте ветра, как переплёскивает вода у ног Великих Матерей. Нитокрис и Ития стоят на мелководье и смотрят вдаль, через океан. Глазами тут ничего не увидеть, но у нуктих хватает особых, других чувств.
Уляна с Колючкой притихли на опушке, под пышной веткой. Прямо на глазах закрываются ночные и распускаются дневные цветы, но Улянка тысячу раз это видела и не смотрит. Она мёрзнет, но даже холод ей нипочём.
Что-то удивительное творится.
— Вот ты где, — над ухом говорит папа.
Он шёл тихо-тихо, чтоб никто его не заметил, но Колючка учуял его от самого дома, и поэтому Улянка только капризно пожимает плечом.
— Пап, — говорит она. — А чего тёть-Нитокли… Нитокр-рис улыбается?
Игорь невольно поднимает глаза. Старейшая самка питомника замерла, вся обратившись в проницающий взор; больше всего она похожа на скелет динозавра в музее. Нитокрис довольна; пожалуй, весела, в ней закипает азартный жар, который означает, что у Колючки появятся младшие братья. Ития реагирует ровнее. У неё меньше опыта, и она слегка тревожится.
«Коллективное сознание нуктового прайда, которое концентрирует в себе самка-матриарх, напоминает по структуре коллективное сознание человечества. В преддверии войны рождается больше мальчиков и производится больше оружия — известно всем. У нукт это один и тот же процесс», — укутывая стучащую зубами дочь собственной курткой, Игорь вспоминает, как давным-давно Анжела рассказывала об этом Янине Лорцинг.
…улыбается?!
— Почему — улыбается? — ошарашенно говорит Игорь.
— Ну папа, — рассудительно отвечает Уляна. — Я же у тебя и спрашиваю, чего она улыбается.
— Где же улыбается? Морды ведь не видно. Да драконы и не умеют, им нечем.
— Глупый ты, папа, — разочаровывается Уляна. Подхалим Колючка ехидно свистит из кустов. — Они улыбаются тут! — и девочка широко раскидывает руки, описывая в воздухе круг.
«Мыслеполе», — понимает мастер.
— Тётя Нитокрис радуется, — говорит он. — Потому что скоро будет много новых маленьких дракончиков…
— Ух ты!
— Ага, — улыбается отец и поднимает Уляну на руки. — Пойдём-ка к маме, мартышка. Завтрак готов.
— Ага… — повторяет та.
Угревшись, девчушка скоро засыпает у него на руках. Игорь идёт по тропе; с грузом это выходит не так ловко, как налегке, и мастер чувствует, что одежда намокает от росы.
Хорошо, что Великие Матери не пожелали говорить с ним… Они захвачены тем, что происходит на другом материке. Жадно ловят слабое эхо паники, гнева, злобы, голода, ярости — всего, что сладко боевому дракону. Они довольны.
Игорь перехватывает удобней посапывающую дочь, и думает, что ему, наверное, повезло. Он прожил большую часть жизни в ту недолгую эпоху, когда люди не воевали друг с другом. Его детям не выпало такой удачи. Осознавать это горько. Ещё Игорь думает, что он главный мастер в питомнике биологического оружия, а чувствует себя каким-то смотрителем заповедника. Сугубо мирным человеком. Вчерашняя беседа с адмиралом Сенгом заставила его пить успокоительное. Он бы, наверное, ещё с неделю не мог завязать беседу с нуктихами, рассказать, почему нужны новые дети…
Этого не понадобится.
Нитокрис почуяла кровь.
Там, в Городе, она уже пролилась. Теракт. Беспрецендентный по жестокости, и бессмысленный… на первый взгляд.
В столовой «Ласкового берега» находился в тот день Томми, племянник Анжелы; но с ним, по счастью, ничего не случилось. Просроченный на многие часы приём лекарств не повлёк обострения. Верующая Эстер плачет и молится.
Не за сына.
Улянка тихо вздыхает, тыкаясь носом в папину шею. Нос мокрый. Всё-таки словила насморк… Коттедж уже показался в облаках зелени. До него несколько сотен шагов. Чуть позади трусит неотвязный Колючка. Лет пятнадцать назад Дитрих и Янина вот так же прочёсывали джунгли в поисках бешеного электровеника Лилен… Игорь думает, что ветераны Первой космической большей частью дожили до старости; ветеранам Второй это не удалось.
По-прежнему неизвестны имена убийц. Даже исполнителей. Людей со специальными сертификатами, смертников Центра, одним из которых когда-то была сама Янина. В лечебнице они сдались на милость семитерран. Это не афишируется. Можно позвонить Чиграковой, той наверняка известны имена, но к чему теперь это? «Хотите знать, кто заказчик? — спросила Таис. — Да вы это знаете прекрасно».
Разумеется.
…некоторое время назад кто-то на Земле решил сменить главу Центра; и тот подписал ещё один ордер на казнь. Свою собственную в том числе. Потому что последняя песня уральского корректора отправила этого пожилого человека, многодетного отца, в больницу до скончания его дней.
Можно считать это справедливостью.
Улянка спит. Ей снится море и мама. Если сосредоточиться, увидишь её сон. Уляна Мариненко — амортизатор, «белый», как бывают «белые» корректоры. Редкий тип.
Поняв это, Игорь понял Янину. Обоих Вольфов смела безликая сила, слепая и безразличная, не как людей — как должности. Как возможности управлять биологическим оружием, которые не должны были попасть в чужие руки. Игорь отчаянно надеется, что Чиграковой было не до его дочери, она не распознана, и за Уляной не приедут из Райского Сада. Из питомника её тоже лучше отослать. Слишком высок уровень телепатии. Станет мастером, не заметив этого… если уже не стала. Как дочь Дитриха.