Страница 5 из 17
Губертом, который постоянно «рыскал» (rodait[12]) около нее, мыча что-то однозвучное под нос и как бы завораживая ее, обволакивая чем-то клейким и невидимым, и подбирался все ближе и ближе, куда ни повернись. Например, она не решалась просто опустить руки, чтобы не коснуться какой-нибудь отвратительной части тела этого добродушного, но дурно пахнущего и «настырного» старого мужчины.
[30]
[Вторая (10)]
Он разсказывал ей о своей печальной жизни, разсказывал о своей дочери, которая была так на нее похожа, тот же возраст — двенадцать лет, те же ресницы — темнее темно-синих райков глаз, те же волосы, белокурые или, вернее, игрене-золотые и такие шелковистые — будет ли ему позволено погладить их, или вот так l'effleurer des lèvres[13], только и всего, спасибо. Бедную Далию[14] задавил пятящийся грузовик на проселочной дороге — она возвращалась из школы коротким путем — по жидкой грязи какой-то
[31]
[Вторая (11)]
стройки — чудовищная трагедия — ее мать умерла от разрыва сердца. Мистер Губерт сидел на постели Флоры и кивал лысой головой, вспоминая все удары судьбы, и вытирал глаза фиолетовым платком, который переменил цвет на оранжевый — любительский фокус, — пока он его засовывал назад в нагрудный карман, продолжая кивать и пытаясь приладить толстую подошву к ковровому узору. Он был теперь похож на незадачливого фокусника, которого наняли разсказывать засыпающему
[32]
[Вторая (12)]
ребенку сказки, разве что он сидел слишком близко. Флора была в рубашке с короткими рукавами, как у ее одноклассницы Монглас де Сансерр, очень милой и очень порочной, которая показала ей, куда нужно пнуть слишком предприимчивого мужчину.
Неделю спустя Флоре случилось слечь с бронхитом. К вечеру ртуть поднялась до 38 градусов, и она жаловалась на глухой звон в висках.
[33]
[Вторая (13)]
Г-жа Линд выбранила старую горничную за то, что та купила спаржи вместо аспирина[15], и побежала в аптеку сама. Мистер Губерт подарил своей душеньке любовно выбранную вещицу: миньятюрные шахматы («она уже знает ходы») с щекотливенькими дырочками, высверленными в квадратах, куда вставляются и там удерживаются красные и белые фигурки; пешки размером с булавку входили с легкостью, но несколько более крупные и благородные фигуры приходилось внедрять с обезсиливающим проталкиванием. Может быть, аптека оказалась
[34]
[Вторая (14)]
закрыта и ей пришлось идти в другую, возле церкви, или может быть она встретила на улице кого-нибудь из знакомых и никогда уж не воротится. От бедного, старого, безобидного мистера Губерта несло четырехслойным запахом табака, пота, рома и гнилых зубов, и все это было довольно жалко. Его толстый пористый нос с покрасневшими заросшими ноздрями едва не коснулся ее голой шеи, когда он подкладывал ей подушки под плечи, и покрытая жидкой грязью дорога опять была — и навеки оставалась — кратчайшим путем между ней[16] и школой, между школой и смертью,
[35]
[Вторая (15)]
и велосипед Далии вилял в неизбывном тумане. Та тоже «знала ходы» и любила брать на проходе[17], как можно любить новую игрушку, но это случалось так редко, хотя он старался подстраивать эти волшебные позиции, когда можно снять призрак пешки с поля, которое она пересекла.
Однако игры, требующие уменья, из-за жара превращаются в кошмары. Через несколько минут Флора утомилась,
[36]
[Вторая (16)]
взяла в рот ладью, выплюнула ее, дурачась от скуки. Она отпихнула доску, и мистер Губерт аккуратно положил ее на стул с чайным прибором. Потом с внезапной отеческой озабоченностью он сказал: «Тебе, должно быть, холодно, голубка» — и, сунув руку под пододеяльник со своего места у изножья кровати, он потрогал ее голени. Флора испустила вопль и затем еще несколько. Выпростав из-под сбившихся в ком простыней нога, как если бы крутила педали, она ударила его в пах. Он отпрянул в сторону, и в этой комической потасовке приняли участие чайник, блюдце с
[37]
[Вторая (17)]
малиновым вареньем и несколько крошечных шахматных фигурок. Г-жа Линд, которая только что вернулась и пробовала купленный по дороге виноград, услыхала вопли и трамтарарам и прибежала с проворством танцовщицы. Первым долгом она успокоила возмущенного до глубины души, оскорбленного мистера Губерта, а уж потом отчитала дочь. Он был добрейшей души человек, и жизнь его была вдребезги разбита. Он просил ее выйти за него замуж, говорил, что она напоминает ему молодую актрису, которая была его женой, и если судить по фотографиям, она, т. е. мадам Ланская, действительно
[38]
[Вторая (18)]
походила на мать бедной Далии.
Что еще сказать о мимолетном, но не лишенном привлекательности мистере Губерте Г. Губерте? Он прожил в этом уютном доме еще один счастливый год и умер от апоплексического удара в лифте гостиницы после делового обеда. Хотелось бы думать, что лифт шел наверх.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
[39]
[Третья (1)]
Флоре было четырнадцать лет невступно, когда она лишилась девственности со сверстником, смазливым мальчишкой, подававшим мячи на Карлтоновых кортах в Каннах. Три-четыре полуразрушенные крылечные ступеньки (все, что уцелело от вычурного публичного сортира или какого-то древнего фронтона), заросшие мятой и колокольчиками среди можжевеловых кустов, служили скорее местом исполнения взятой ею на себя обязанности, чем мимоходным удовольствием, которому она обучалась. С безмолвным интересом наблюдала она за тем, с каким трудом Жюль напяливает отроческого размера чехольчик на свой
[40]
[Третья (2)]
необычайной толщины снаряд, который при полном распрямлении отводил плешь несколько вбок, точно опасаясь пощечины наотмашь в самую решительную минуту. Флора позволяла Жюлю делать что хочет, только не целовать в губы, и они не произносили ни слова, разве что когда уговаривались о следующем свидании.
Как-то вечером, после долгого турнира, в течение которого бедняга весь день подбирал и бросал мячи и, пригибаясь, перебегал через корт в перерывах между сериями обменов ударами и от него больше обычного несло потом, он сослался на крайнее свое утомление и
[41]
[Третья (3)]
предложил кинематограф вместо любодеяния; после чего она ушла сквозь заросли вереска и Жюля больше не видала — если не считать уроков тенниса, которые брала у грузного старого баска в белых панталонах трубками, который перед первой мировой войной тренировал игроков в Одессе и еще не утратил своего непринужденного, изящного стиля.
По возвращении в Париж Флора нашла себе других любовников. В обществе одаренного юнца из школы Ланской и
[42]
[Третья (4)]
еще одной охотно присоединившейся, более или менее взаимозаменяемой пары она ездила на велосипеде через лес Голубого Источника[18] в один романтический приют, где единственными приметами более раннего периода литературы были блестевший осколок стекла да лежащий во мху платок с кружевной каемкой[19].
Сверчки шалели от безоблачного сентября. Девочки сравнивали калибры своих спутников. Обмен мнениями сопровождался хихиканьями и возгласами удивления. Играли в жмурки нагишом. Иногда бдительный полицейский стряхивал с дерева подглядатая.
12
Этот глагол по-французски значит еще и «тереться», «околачиваться».
13
Коснуться их губами.
14
У Набокова здесь Daisy, ромашка, подчеркнуто флоральное имя, но неудобное по-русски, отчего пришлось выбрать для нее другой цветок.
15
По-английски созвучие еще сильней: Asparagus — Aspirin.
16
В рукописи слово «ней» (her) написано неясно — его можно прочитать и как here («здесь»), т. е. «…между местом, где они теперь, и школой».
17
En passant: диагональный ход пешкой, которым она может забрать соседнюю пешку соперника, сделавшую предыдущим своим ходом прыжок на два поля от начального и таким образом миновавшую битое поле.
18
Т. е. Fontainebleau, в 60 верстах на юго-восток от Парижа.
19
Скорее всего осколок из «Волка» Чехова («На плотине, залитой лунным светом, не было ни кусочка тени; на середине ее блестело звездой горлышко от разбитой бутылки»; это горлышко потом блестит и в конце «Чайки»), а платок (слегка окровавленный) — из «Мадам Бовари».