Страница 10 из 17
[115]
[Пятая А]
Филипп Вайльд просидел почти всю вторую половину дня в тени марброзы[56] (которую он, не приглядевшись, принял за роскошную тропическую разновидность березы), потягивая чай с лимоном и делая зачаточные заметки миниатюрным карандашиком, прикрепленным к миниатюрной же записной книжке, которая, казалось, плавилась в его широкой влажной ладони, где она время от времени раскрывалась крестообразно. Он сидел, широко раcставив ноги, чтобы дать место
[116]
[Пятая B]
громадному животу, и то и дело проверял, вернее, делал по ходу мысли полужест, чтобы проверить, все ли пуговицы застегнуты на переднем клапане его старомодных белых панталон. То и дело предпринимались заново розыски карандашной точилки, которую он всякий раз после употребления по раcсеянности совал в другой карман. Впрочем же, в промежутках этих незначительных телодвижений он сидел совершенно недвижно, как погруженный в созерцание истукан. Флора часто при том присутствовала: валялась в шезлонге,
[117]
[C]
время от времени передвигая его в поисках тени еще более густой, чем та, что осеняла ее мужа, как бы описывая круги около него и постепенно окаймляя его стул брошенными наземь журналами. Потребность выставлять напоказ как можно больше голого тела (в границах, дозволенных модой) сочеталась в ее на удивление малоумной голове с диким страхом осквернить матовую свою кожу малейшим прикосновением загара.
[118]
[Записки Эрика]
Всем противозачаточным предосторожностям, более того — самым безопасным и проникновенным любовным пароксизмам я весьма предпочитал — можно сказать, в высшей степени предпочитал — кончить дело по своему усмотрению об нежнейшую внутреннюю сторону ее стегна. Это пристрастие, быть может, было следствием незабываемых шалостей с однокашниками иных — хотя с эротической точки зрения тех же самых — полов.
[120]
[X]
После трехлетней разлуки (далекая война, частый обмен нежными письмами) мы снова свиделись. Хотя она была все еще замужем за своим боровом, она не жила с ним, и в описываемое время пребывала в эксцентрическом одиночестве на среднеевропейском курорте. Мы встретились в чудесном парке, который она расхваливала с преувеличенным жаром — живописные деревья, луга в цветах — а в глухом его уголке старинная «ротонда» с картинами и музыкой, куда просто нельзя было не зайти
[121]
[XX]
передохнуть и закусить, там монашки — т. е. она-то сказала, официантки — подают кофе-гляссе и совершенно особенные вишневые пирожные — и пока она говорила, до меня вдруг стало доходить — к крайнему моему прискорбию и смущенью — что «павильон» этот — знаменитая Зеленая Часовня св. Эсмеральды[57], и что ее переполняет религиозное волнение, и что тем не менее она ужасно, отчаянно боится, несмотря на радужные улыбки и un air enjoué[58], что я как-нибудь задену ее насмешливым замечанием.
[122]
[Д(невник?) 0]
Мне случайно открылось искусство усилием мысли избывать свое тело, свое бытие, самый свой разум. Мыслию отделаться от мысли — что за роскошное самоубийство, какая сладостная самоликвидация! Кстати сказать, слово «ликвидация» здесь на редкость удачно, потому что когда сидишь раcслабившись в покойном кресле (тут повествователь похлопывает по подлокотникам) и приступаешь к самоуничтожению, тогда первое, что испытываешь, это все усиливающееся чувство, что таешь, начиная от ног и далее вверх [][59]
[123]
[Д первая]
Ставя опыт на себе самом, с тем чтобы выбрать наиболее приятный способ умереть, нельзя, разумеется, пытаться поджечь часть своего тела, или выпустить из него всю кровь, или подвергнуть его другой какой-нибудь радикальной операции по той простой причине, что такие меры необратимы: уничтоженного органа уже не восстановишь. Все дело как раз в том, чтобы уметь прекратить эксперимент и возвратиться из опасного странствия целым и невредимым, как скоро обучающийся
[124]
[Д вторая]
само-истреблению овладеет этим таинственным искусством. Надеюсь, из предшествующих глав и примечаний к ним он научился переключать себя на нейтральную передачу, т. е. в состояние безвредного транса, и выводить себя из него решительным рывком неусыпной воли. Чему нельзя научить, так это конкретному способу в продолжение транса ликвидировать свое тело или хотя бы его часть. Проникновение в темнейшие глубины самости, распутывание субъективных ассоциаций может внезапно подвести к
[125]
[Д третья]
тени разгадки, а затем и к самой разгадке. Одно-единственное пособие, которое я мог бы предложить, не годится даже в образцы. Вполне возможно, что обнаруженный мною метод обхаживать смерть совершенно не типичен; и все же я должен поведать о нем в уважение к странной его логике.
В детстве мне часто снился один и тот же сон, в котором я видел как бы след от грязного пальца на обоях или на белой двери, и это омерзительное пятно оживало и превращалось в ракообразное
[126]
[Д четвертая]
страшилище. Когда его придатки начинали шевелиться, я содрогался от нелепого ужаса и просыпался; но в ту же ночь или в следующую предо мной снова невзначай оказывалась какая-то стена или ширма, где грязное пятнышко привлекало внимание неискушенного сновидца тем, что начинало расти и делать нащупывающие и хватательные движения, — и снова мне удавалось проснуться, прежде чем раздувшийся комок отлипал
[127]
[Д пятая]
от стены. Но вот однажды ночью то какая-то особенность положения моего тела, то ли вмятина в подушке или складка одеяла настроили меня бодрее и решительнее обыкновенного, но я позволил пятну начать свою эволюцию и, натянув воображаемую варежку, просто- напросто стер гадину прочь. Еще три или четыре раза объявлялась она в моих снах, но я уже отнюдь не отвращался от ее разбухающей тушки и не без удовольствия ее вымарывал. В конце концов она перестала мне досаждать — как когда-нибудь перестанет и сама жизнь.
[128]
[Ноги (1) 7]
Ноги мои никогда не доставляли мне ни малейшей радости. Вообще я категорически возражаю против двуногости. Чем я делался массивнее и мудрее, тем большую ненависть вызывала во мне необходимость преодолевать сопротивление кальсон, штанов, пижамных панталон. Когда б я мог сносить дурной запах и липкость немытого тела, я бы спал не раздеваясь, и чтобы лакеи — предпочтительно имеющие опыт облачения мертвецов — меняли бы на мне одежду допустим раз в неделю. С другой же стороны, не терплю я и присутствия
[129]
[Ноги (2) 8]
лакеев и отвратительные прикосновения их рук. Последний у меня был по крайней мере чистоплотен, но он полагал, что облачение барина есть некое состязание умов и что, в то время как он, мол, пытается выправить вывернутые наизнанку брюки, я свожу все его усилия на нет, просовывая правую ногу в левую штанину. Эти наши многосложные потуги одеться, которые
[130]
[Ноги (3) 9]
стороннему наблюдателю показались бы каким-то экзотическим видом борьбы, перемещали нас из одной комнаты в другую и кончались тем, что я оказывался в сидячем положении на полу, уставший и вспотевший, причем брюки были надеты задом наперед и едва прикрывали мое тяжко вздымавшееся брюхо.
На седьмом десятке я наконец нашел подходящего человека для одевания и раздевания: старого иллюзиониста, который может зайти за ширму ряженый казаком и тотчас выйти из-за нее в наряде
56
Марброза — вымышленное дерево («мраморная роза»).
57
Это имя (смарагд, изумруд) соответствует «Флоре» (Хлора, по-греч.): оба означают бледно-зеленый цвет. Эсмеральда в сверхромантическом романе Гюго не святая, но во всяком случае невинно осужденная на смерть («Собор Парижской Богоматери», 1831). Набоков вызывает ее тень в странном английском стихотворении «Строки, написанные в Орегоне» (1953): дорожным пушкинским хореем, но трехстишиями (и на трех языках). Там она прозрачная, едва ли не призрачная бабочка, цитерия эсмеральда (Cithaerias esmeralda). Одна из книг героя последнего романа Набокова, Вадим Вадимыча N., по некоторым признакам сопоставимая с «Лолитой», называется «Эсмеральда и ее парандрус» (баснословный мимикрирующий олень, описанный Плинием).
58
Игривый тон.
59
В своем втором, переносном смысле латинская «ликвидация» была финансовым термином: «разжижение» капитала в текучую валюту, в «ликвиды»; третий, хладнокровавый смысл истребления людей она приобрела в годы французской головорезной революции. Набоков пользуется другим словом, когда говорит о «растворении»: dissolution.