Атака из Атлантиды

К счастью, при падении бутылочка треснула и четвертый камень наконец отколол ее горлышко. Гермес с трудом поднял бутылку, перенес ее на картонную коробку и жадно припал пересохшим ртом. Проклятье! Не щадили тут волосы. Запах жидкости оказался тошнотворным, но у него не оставалось времени привередничать! Он без огня — помирал. Пей, пей, трудись. Внутри него могло поместиться около дюжины чайных ложечек жидкости. Гермес твердо рассчитывал взять эту ношу до капли.

По мере того как божок поглощал несусветную жидкость, внутри его тела разливалось блаженное ощущение, мягчала смола. Вот это жизнь. Судя по тому, что ему удалось прочитать в мыслях у Брафа, сейчас ему просто было предписано оказаться до чертиков пьяным, но он чувствовал здравость. Сказать иначе, Гермес испытал, что ощущает человек, съевший больше чем следовало, но еще не успевший о том пожалеть.

Гермес с удовольствием пошевелил пальцами ног и с удовлетворением кивнул. Пальцы ему подчинялись. Тут ему в голову пришла еще одна идея. Захотелось проверить. Там, где находились его слуховые проходы, резина была очень тонкой; он вытянул псевдоподию из комочка смолы в голове и ею дотронулся до мембраны. Послышался скрипящий звук, который мог бы издать испорченный громкоговоритель. Он изменил скорость движения внутреннего щупальца. Потом изменил еще несколько раз — до тех пор, пока не добился нужного сочетания тонов с обертонами, попытавшись издать человеческое слово.

— Таня!

Ах, мамочка! У него получилось! Получилось не очень хорошо, но сомневаться в том, что ему это удалось в самом деле, больше не приходилось. Теперь он мог разговаривать с людьми непосредственно. Даже, если вдруг очень повезет, с самой Таней Браф. Он представил себе ее личико. Ой-ой-ой.

Приведен был, буквально, в экстаз! Таня! Божок попытался издать человеческий вздох. Насколько он понимал, все влюбленные люди обязательно часто вздыхают, а Гермес был влюблен! Хотел видеть ее.

Но если хочешь, работай над этим. Получалось, ему нужно как-то выбраться со свалки. Уже вовсе стемнело, но ему — без разницы. Он отлично брал и ультрафиолет, и инфракрасное излучение. Не страдал в ограниченности так называемого излучения видимого спектра. Чтобы что-либо увидеть — света ему требовалось даже меньше, чем коту. Помогая себе перепачканными руками, он, продираясь сквозь разлетавшийся мусор, принялся карабкаться по склону вверх. Только пятки сверкали. Наконец Гермес выбрался из котлована и увидел дорогу, уходящую вдаль.

Его крошечные стопы ярко отсвечивали в лунном свете и мелькали так, как над тарелкой голодного, вдруг добежавшего до еды, мелькают ножик с вилкой. Аи да он! Вот как несся.

Только вечерняя роса, постепенно смывавшая пятна грязи с его наломавшегося тельца, работала быстрее. Скоро он сделался, как и прежде, и бел вроде сахара кускового, и ангельски чист. Вышедшая на ночную добычу ласка заметила его и хотела было попробовать напасть на непонятное существо.

Когда маленький бог на бегу внушил ей, что он — очень злая собака, сочла лучше ретироваться. И — скрылась. Животные воспринимали подобные неожиданные превращения совершенно естественно, не думая, вроде людей, что сходят с ума.

Он про себя усмехнулся, затейник, подумав, какие штуки он сможет выделывать с Табби, когда вернется, и поспешил вперед с несусветною скоростью — около добрых двух миль в час.

Браф проработал в лаборатории допоздна, стараясь наверстать упущенное во время прогулки время. Он и думать забыл о своих неприятностях с Гермесом. Наконец все же свернулся, прибрал, выкинул мусор, оставшийся после дневных опытов, и лабораторию запер.

У самого выхода в холле он встретил Диксона, руководителя лаборатории органической химии, тоже направлявшегося домой. При виде Брафа пухлое лицо Диксона засияло, и он радостно приветствовал его: — Здорово, Браф. Что, сегодня снова допоздна?

— Да вот, пришлось. Кстати, как у вас там продвигается с туберкулезом?

Диксон дружелюбно похлопал его по плечу.

— Неплохо, неплохо. Получили антитоксин. Беда только в том, что мы получаем его в слишком малых количествах. А производить достаточно для дальнейшей работы с вакциной… на то нужно время, которого нет. Кстати, я сегодня видел на этаже вашу дочь — она как раз гуляла с племянником Ходжеса, к кому-то заходила в библиотеку и сказала мне…

— Вы имеете в виду с Джонни Томасом? — Брови Брафа мрачно сдвинулись. — Так значит, Ходжес и впрямь его дядя! Хммм.

— Все еще боретесь с биохимическим отделом, да? — Благодаря какому-то чудесному сочетанию такта и добродушия Диксону удавалось поддерживать приятельские отношения и с Ходжесом, и с Брафом, и с их промежуточными врагами. Жаль, что никак не помиритесь. В принципе, Ходжес вполне приличный человек… Хотя, вряд ли сойдетесь. Уж больно вы оба упрямы. А упрямство вам только вредит. Вот племянник его — совсем другое дело. Явился выкачивать денежки из дяди, а заодно, как я слышал, и пересидеть здесь какой-то скандал в Нью-Йорке. Репутация у него ой-ой-ой. Не хотел бы я, чтобы моя дочка гуляла с таким типом.

— Не беспокойтесь, Таня с ним больше гулять не будет. Спасибо, что предупредили. — Они дошли до входных дверей, и тут Браф неожиданно остановился. — Черт!

— Что такое?

— Да забыл ключи от машины наверху в лаборатории. Ладно, Диксон, не ждите. Увидимся завтра утром.

Диксон улыбнулся.

— Что, становитесь рассеянным профессором, да? Ну что ж, ладно, счастливо. — Он вышел из лабораторного корпуса, чтобы спуститься по ступеням к стоянке, а Браф отправился наверх в лабораторию, где сразу и обнаружил оставленные ключи.

Вообще говоря, у него в карманах всегда были запасные ключи от всего, поскольку подобные оплошности происходили с ним не в первый раз. Вернее, один запасной ключ. Универсальный.

Но нынче счастливые те карманы, видимо, остались дома, доктор вчера поменял пиджак. Или нет… Да нет, конечно же!

Универсальный ключ как раз и валялся в лаборатории. Этот единственный ключ отпирал любую дверь в корпусе, не исключая входные двери, — уж больно часто доктор Браф терял ключи, поэтому вечно надеяться на нужный пиджак или таскать с собой больше, чем необходимо, вообще не имело смысла.

Когда он проходил вестибюлем, до слуха донесся едва различимый звук какого-то движения. Доктор свернул к лаборатории Ходжеса. Там явно не было никого, дверь заперта, только ключ в замке. Ключ в замке, а свет выключен. Браф направился было к выходу, но затем снова повернул обратно.

— Почему бы не воспользоваться случаем, раз уж он представился, — пробормотал он. — Почему бы не взглянуть на создание Ходжеса, если тот никогда не узнает об этом? — Он осторожно подкрался к двери, отпер ее и, войдя, прикрыл за собой.

Тяжелый танк стоял на одном из лабораторных столов, его было трудно с чем-либо перепутать. Браф направился прямо к нему, открыл крышку и заглянул внутрь. Танк был оборудован системой освещения, включающейся при открывании крышки автоматически, и в свете загоревшейся лампочки стали ясно видны очертания находящегося внутри тела. Браф был разочарован — он очень надеялся обнаружить на нем какие-нибудь изъяны, но в танке находилось тело молодого человека, наделенного почти классически правильными пропорциями, с интеллигентным приятным лицом. Даже кожа его отливала здоровым цветом бело-розового яблока.

Но вот чего тут не наблюдалось, так это — малейших признаков жизни или дыхания. Антропос полеживал в своей питательной ванне с открытыми глазами. Но этими открытыми, хотя и незрячими глазами только и делал, что тупо пялился в потолок. «Да, — порадовался про себя Браф, — здесь явно не хватает радиоактивного калия. Впрочем, мне почемуто даже жаль, что все так получилось. Я бы с удовольствием поработал над тобой, дружок». 

Он закрыл крышку и на цыпочках покинул лабораторию, предварительно убедившись, что ночного дежурного нет на месте. Дежурный редко покидал первый этаж. А зачем покидать? Ну кто будет воровать лабораторное оборудование?